Тамбур - Малышева Анна Витальевна - Страница 61
- Предыдущая
- 61/79
- Следующая
Женщина поспешила ее разуверить. При этом она противоречила себе. Сперва безымянная абонентка уверяла Галину, что брак у нее по-настоящему счастливый и гармоничный, но у мужа в последнее время проблемы на работе, и он стал таким нервным… Потом призналась, что муж и раньше не находил нужным сдерживать свои эмоции, если ему что-то не нравилось.
— А дети у вас есть? — ласково спросила Галина. — Простите за нескромный вопрос.
Та ответила, что детей нет. Они пока еще только собираются их завести. Уже десять лет, как собираются.
— Он хочет ребенка, все равно — мальчика или девочку. Он любит меня, понимаете? Но он очень раздражительный, и стоит сделать что-то не так… Сразу взрывается. А через пять минут извиняется, бежит в магазин за даетам ей, говорит, что любит меня…
Собеседница больше не плакала. Собственно, это оказался один из тех беспроблемных звонков, когда абонент просто желал выговориться, а не нуждался в помощи. Галина почти не слушала. Она потихоньку курила и одним глазом смотрела новости. Простились они на оптимистичной ноте — «пациентка» сама сообразила, что ее горе выеденного яйца не стоит, сама себя утешила и полностью оправдала нервного супруга. Галина затушила сигарету и прибавила звук в телевизоре.
* * *
— Алло?
Звонок застал ее врасплох — она как раз пыталась понять различие между традиционным аспирином и новейшими средствами для понижения жара. Юлия любила передачи на медицинскую тему, несмотря на то что и она сама, и члены ее семьи болели редко. Она едва не выронила трубку, одновременно «убив» телевизор.
— Я слушаю вас!
— Господи… — протянул слабый женский голос. — Я ненавижу ее!
— Кого? — Галина поудобнее приложила трубку к уху. — Я здесь, говорите.
После прерывистого вздоха женщина (или, скорее, девушка) призналась, что ненавидит свою начальницу.
Но только пусть не думают, что она — сволочь и напрасно обвиняет кого-то! Нет! Ее начальница — просто монстр! Ее ненавидят многие, но не все решаются признаться в этом. А она вот перестала стесняться. Потому что всему есть пределы!
— Если я высказываю предложение, она мне говорит — заткнись! Хамит мне при всех", — делает гадости! Вы не думайте, я тоже не безграмотная, отлично понимаю, что у нее — комплекс неполноценности, а у меня — комплекс вины. Противоположности сходятся, вот она на мне и отыгрывается! Вцепилась, как клещ! И я бы, наверное, еще потерпела, но дело в том, что у меня из-за нее началась астма! На нервной почве! Это смерть моя! Я не могу работать!
В трубке слышалось тяжелое, прерывистое дыхание.
— И вот я решила позвонить… Спросить… — захлебнулся голос. — Виновата ли я в том, что Ицкина умерла?
— Как?
— Ицкина — эта самая моя начальница. Вчера ее сбила машина. Размазала по МКАД, да так, что опознать смог только бывший любовник. Да и тот долго сомневался.
«Боже, избавь ты меня от этих исповедей!» — взмолилась Галина, быстро вытирая со лба мелкую испарину.
— Вы сидели за рулем той машины, которая сбила вашу начальницу? — осведомилась она, комкая бумажную салфетку.
— Нет, конечно, нет;! Я даже не умею водить.
— Тогда в чем дело?
— Я…желала ей смерти, — понуро признался ночной безликий голос. — Каждый день думала об этом! Я не злая, поверьте, я никогда и никому… Но она… Таких людей я никогда еще не встречала! Им просто не должно быть места на земле! И вокруг себя она собрала таких же паразитов, давала им свободу творчества, позволяла надо мной издеваться, причем тоже — открыто!
А другие — чем они лучше — все видели и молчали, потому что платят нам хорошо, и работу никто потерять не хочет! Я спрашиваю — есть справедливость или нет?!
— Я сама хотела бы это знать, — заметила Галина. — Но по-моему, вопрос абстрактный.
Она произнесла эти слова машинально. Сказала то, что думала, а для психолога это был непростительный промах. Дело было в том, что на миг перед нею снова возникло лицо Дани — лицо, которого она никогда не видела, но знала по описанию, и слишком отчетливо помнила его голос. Голос человека, доведенного до отчаяния и решившегося пойти до конца.
— У меня такое ощущение, что я убила ее… — простонала девушка. — А еще хуже, что когда я узнала о ее смерти… О, вы сейчас подумаете обо мне совсем плохо… Я обрадовалась и выпила по этому поводу! Но я… я.., просто не могла удержаться!
Снова всхлипывания в трубке. Галина вздохнула и заговорила с твердостью и материнской наставительностью, которая отлично действовала в подобных случаях.
— Желать кому-то смерти — еще не значит убить.
У каждого из нас есть недоброжелатели.
Она вспомнила потное лицо Жабы и криво улыбнулась.
— Вы говорили о комплексе вины. Откуда вы взяли, что он у вас есть? Вам кто-то это сказал?
— Я сама поняла… Читала книги по психологии.
Дело в том, что если случается что-то плохое, я сразу пугаюсь, будто виновата в этом… И что мне больше всего вредит — начинаю оправдываться!
Последовала получасовая исповедь, из которой Галина полностью уяснила для себя все обстоятельства детства абонентки, тяжелые материальные условия ее юности, карьерный путь, надежды и поражения, редкие удачи и частые ошибки… Она не принимала участия в беседе, ограничиваясь нейтральными восклицаниями:
«В самом деле?», «О!», «И что же было дальше?».
Иногда, слушая эти ночные исповеди, она ощущала себя помойным ящиком, в который кто угодно может выкинуть свой опостылевший мусор туалетную бумагу, объедки праздничных обедов, грязное белье, сломанные зубочистки, свидетельства о разводе, брошенных жен, мертвых младенцев, тяжелые воспоминания и мнимые сомнения, которые выдумывают лишь для того, чтобы было с кем поговорить после полуночи.
— Не думайте, что вы в чем-то виноваты, — сказала она, — в конце Концов, с кем не бывает?
— Но мне все равно тяжело…
И снова утомительные объяснения, утешения, «мамочкина ласка». Собеседница уже набивалась ей в подруги — спрашивала, сколько ей лет, есть ли у нее семья, как она выглядит? Галина со сдержанной мягкостью отметала такие вопросы — отвечать на них не полагалось. Такие звонки были ей ненавистны. Она отлично понимала, что ее используют, при этом не забывала, что получает за это деньги, и все в совокупности ее бесило.
«Наверное, я сломалась, — подумала вдруг она. — Такое бывает. Лампочка перегорела. Пора вкручивать новую, да не выйдет — патрон раскрошился. Не гожусь я больше для этой работы. Когда начинала, думала приносить пользу, помогать людям. А теперь все превратилось в механический акт. „Что у вас случилось? Расскажите… А не думаете ли вы, что…“ Господи! Отработанные схемы. И ведь не столько я виновата, сколько они сами. Им нужны схемы, рецепты, панацея от всех бед. А что мне делать? Плюс — есть вещи, которых говорить нельзя. Например, советовать женщине уйти от мужа, который явно вытирает об нее ноги. А почему?! Сохранить семью?! Какую? Для чего? Она могла бы стать счастлива с другим человеком, а я тупо закатываю ее в асфальт и даю добрые советы! Разумеется — ведь позитивность прежде всего!»
Ей удалось распрощаться с абоненткой и повесить трубку. Галина почему-то ощущала себя невероятно злой, хотя, в сущности, ничего особенного в этих звонках не было. «Я просто устала».
* * *
— Алло? Я вас слушаю.
— …
— Простите? — переспросила Галина. Собеседник едва шептал, она не различила ни слова. — Нельзя ли погромче?
К таким звонкам она всегда относилась особенно внимательно. Если человек шепчет — он либо тяжело болен, либо боится свидетелей. А тут уж личные проблемы в сторону — нужно помогать.
— Я боюсь…
Голос был еле слышен, но Галина сразу распознала в нем страх. Серьезный страх, и серьезную ситуацию, требующую вмешательства. Она машинально взглянула на таблицу с экстренными номерами: медицинской помощи, органов власти, милиции, службы спасения, юридической консультации…
— Чего вы боитесь? Алло? Я здесь!
— Меня заставляют лгать, а я не понимаю, зачем, — прошелестел голос. Галина откинулась на спинку кресла и прикрыла глаза. Нашарила на столе пачку сигарет и яростно сжала ее в кулаке — не осталось ни одной! Швырнула в экран немого телевизора скомканный картон.
- Предыдущая
- 61/79
- Следующая
