Жертва. Путь к пыльной смерти. Дверь между… - Куин (Квин) Эллери - Страница 36

— Угу… Я и есть его друг. Прекраснейший джентльмен из всех, кого я знал, не в обиду будь вам сказано, джентльмены. И именно потому, что он мне друг, я не хочу, чтобы он разбился или угодил под суд за убийство.

Мак-Элпайн сказал дружеским тоном:

— Вы уж занимайтесь своим транспортировщиком, Генри, а я буду заниматься командой «Коронадо».

Генри кивнул и отвернулся. Когда он уходил, лицо его было мрачным и серьезным, а походка выражала сдержанное возмущение, как будто он хотел сказать этим, что выполнил свой долг, и если его пророческое предупреждение не приняли во внимание, вина за последствия падет не на него.

Мак-Элпайн с таким же мрачно-серьезным видом потер щеку и сказал:

— Может быть, он и прав. Фактически у меня имеются все основания предполагать, что он действительно… того.

— Что «того», Джеймс?

— Не в себе. Дошел до точки. Зашибло, как сказал Генри.

— Зашибло? Кто и чем его зашиб?

— Парень по имени Бахус, Алексис, Парень, который предпочитает действовать не битьем, а питьем.

— И у вас есть доказательства?

— Меня удручает не наличие доказательств, что он пьет, а отсутствие доказательств, что он не пьет.

— Простите, не понимаю. Вы что-то мудрите, Джеймс.

Мак-Элпайн вкратце рассказал, как он покривил душой вместо того, чтобы сразу выполнить свой долг: ведь уже в тот день, когда погиб Джету и Харлоу проявил полную несостоятельность — не сумел ни налить, ни выпить стакан бренди, — он впервые заподозрил, что Харлоу изменил своему принципу не пить. Разумеется, никаких шумных попоек пока что не было, ибо замеченный в этом водитель автоматически исключался из числа мировых гонщиков. Гений по части скрытности и одиночества, Харлоу и здесь действовал втихаря, хитро и упорно, пил всегда в одиночку или только в малопосещаемых и, как правило, отдаленных местах, куда не заглядывал никто из его знакомых и где никто бы его не смог узнать. Об этом Мак-Элпайн имел достоверные сведения, так как нанял человека, который фактически следил за Харлоу. Но либо Харлоу чертовски везло, либо, поняв, что происходит, а он был человеком достаточно умным и проницательным, и, должно быть, заподозрив, что за ним следят, он стал необычайно бдительным и ловко уклонялся от наемного информатора. Тому только трижды удалось проследовать за ним к источнику возлияний — маленькому винному погребку, затерянному в лесах, окружавших автотреки близ Хоккенгейма и Курбергринга. Да и в этих трех случаях было отмечено, что он лишь деликатно прихлебывал из маленького стаканчика, проявляя поистине похвальную умеренность. Тех порций, которые он себе позволял, едва ли было достаточно, чтобы притупить утонченные способности и реакцию Гонщика Номер Один. Эта неуловимость Харлоу была тем более удивительной, что он всюду появлялся на своем огненно-красном «феррари», самом приметном автомобиле на дорогах Европы. Однако именно то, что он так старательно и так успешно ускользал от слежки, было для Мак-Элпайна доказательством тайных запоев Харлоу в одиночку.

В заключение Мак-Элпайн сказал, что в последнее время особенно выделялась одна зловещая деталь — каждый день приносит неопровержимые данные о том, что Харлоу безнадежно пристрастился к спиртному.

Даннет промолчал и, убедившись, что Мак-Элпайн высказал все, что хотел, спросил:

— Данные? Какие данные?

— Запах.

После некоторой паузы, Даннет сказал:

— Я ни разу не чувствовал никакого запаха.

— Это все по той причине, Алексис, — ласково объяснил Мак-Элпайн, — что вы вообще не чувствуете никаких запахов. Вы не чувствуете запаха нефти, бензина, горящих шин. Где ж вам почувствовать запах виски.

Даннет склонил голову в знак согласия. Потом спросил:

— А вы сами-то что-нибудь унюхали?

Мак-Элпайн отрицательно покачал головой.

— Вот видите! А еще говорите!

— Но он бегает от меня, как от чумы, — ответил Мак-Элпайн. — А ведь раньше, как вы знаете, мы с Джонни были близкими друзьями. Теперь же, когда он оказывается рядом, от него просто несет ментоловыми таблетками. Разве это вам ничего не говорит?

— Бросьте, Джеймс! Это еще не доказательство!

— Может быть, и нет. Но Тараккиа и Рори клянутся, что он пьет. И Джейкобсон тоже.

— Тоже нашли мне беспристрастных свидетелей! Ведь если Джонни заставят уйти, кто будет Номером Один команды «Коронадо» и кандидатом в чемпионы? Конечно же, наш Никки! Джейкобсон и Джонни никогда не были в хороших отношениях, а теперь их отношения все более портятся с каждым днем. Джейкобсону не нравится, что его автомобили выходят из строя, и так же не нравится Харлоу, который уверяет, что Джейкобсон тут ни при чем. Ведь эти слова ставят под сомнение способность Джейкобсона надлежащим образом подготовить автомобиль к гонке. Ну, а что касается Рори, тот возненавидел Харлоу из-за несчастья с Мери, а отчасти потому, что она-то, несмотря ни на что, ничуть не изменила своего отношения к Харлоу. Боюсь, Джеймс, что ваша дочь — единственный человек во всей команде, который до конца предан Джонни Харлоу.

— Знаю, — сказал Мак-Элпайн. На мгновение он замолчал, а потом добавил упавшим голосом: — Но Мери первая мне об этом и сказала.

— О господи! — Даннет с несчастным видом посмотрел вдоль шоссе и, не глядя на Мак-Элпайна, произнес: — Значит, выбора нет. Вам придется с ним расстаться. И лучше всего это сделать сегодня и поставить точку.

— Вы забываете, Алексис, что узнали об этом только сейчас и поэтому у вас такая реакция. Я же знаю об этом уже какое-то время и кое-что успел обдумать. Еще один раз допущу его к гонкам, а уж потом окончательно поставлю крест.

В гаснущем свете дня автопарк выглядел как место последнего успокоения бегемотов минувших эпох. Огромные транспортировщики — фургоны, возившие гоночные машины, запчасти и передвижные ремонтные мастерские по всей Европе, стоявшие теперь в беспорядке по всей площадке, — зловеще темнели в сумерках. Без света, с выключенными фарами, они казались совершенно безжизненными. Таким же безжизненным и всеми покинутым выглядел бы и сам автопарк, если бы не одна темная фигура, которая внезапно появилась во мраке и, проскользнув в ворота, направилась в сторону транспортировщика.

Джонни Харлоу, видимо, не старался скрыть своего присутствия здесь от глаз наблюдателя, если бы он случайно оказался поблизости. Помахивая парусиновой сумкой, он по диагонали пересек площадку и остановился возле одного из огромных «бегемотов». На нем сбоку и сзади выделялось слово ФЕРРАРИ, выведенное большими буквами. Не дав себе труда даже подергать дверцу транспортировщика, он вынул из сумки связку ключей весьма причудливой формы, и буквально через несколько секунд замок поддался.

Харлоу исчез в фургоне, закрыв за собой дверцу, минут пять он потратил лишь на то, чтобы добросовестно и терпеливо переходить от одного окошечка к другому, расположенным в боковых стенках фургона, чтобы убедиться, что никто не заметил его незаконного вторжения. По всей вероятности, так оно и было на самом деле — его не видел никто. Удостоверившись в этом, он извлек из сумки свой фонарь, включил красный свет и, склонившись над ближайшим гоночным автомобилем марки «феррари», стал тщательно его обследовать.

В тот вечер в холле гостиницы собралось человек тридцать. Среди них были Мери Мак-Элпайн и ее брат, Генри и оба рыжеволосых близнеца Рафферти. Шла оживленная и громкая беседа. На весь уик-энд гостиницу забронировали несколько команд, участвовавших в международных гонках Гран-При, а братство гонщиков не отличается особой сдержанностью на язык. Все они, в основном водители и несколько механиков, уже успели скинуть с себя рабочую одежду и принарядились, как подобает людям, готовящимся к публичной трапезе, до которой, впрочем, оставалось еще более часа. Особенно изысканно выглядел Генри в своем костюме в крапинку и с красной розой в петлице. Даже усы его, казалось, были аккуратно расчесаны. Рядом с ним и немного поодаль от Рори, который читал (или делал вид, что читает), сидела Мери. Она сидела молча, без тени улыбки на лице, машинально сжимая и вертя одну из тростей, которые теперь сменили ее костыли.