Прощание - Буххайм Лотар-Гюнтер - Страница 5

• Предыдущая
• 5/104
• Следующая

Тут они громко смеются.

— Так точно. Ее не так-то легко удовлетворить.

Господин Молден смеется так, как будто сейчас лопнет.

Старик какое-то мгновение глядит угрюмо, но потом насмешливо ухмыляется. Я быстро делаю несколько пометок: гамбургский экспериментальный институт кораблестроения, «Космос», ожидаемое время прибытия… Представления не имею, что это значит.

Ага, думаю я, наконец-то они закончили разговор. Однако болтовня на этом не заканчивается. Все пережевывается еще раз.

Я слушаю вполуха и остолбеваю лишь когда снова слышу «Африкэн коулинг»: «…группа из „Африкэн коулинг“» — это ещё от шестидесяти до семидесяти человек.

— Но группа все же не на палубе? Ведь это теперь и климатически не совсем…

— Дурбан — это не порт Элизабет. Дурбан все же немного теплее.

— И все же по вечерам может быть приличный холод, — возражает старик. — И может сильно дуть ветер, так что я считаю, что следовало бы это делать под палубой.

Молден снова разражается смехом:

— Под палубой? Естественно!

Старик не смеется. Он намерен завершить разговор:

— Итак, принимающая сторона «Африкэн коулинг»? — в его голосе звучит нетерпение.

— Да. Должны появиться несколько дополнительных человечков. Но вас своевременно поставят в известность.

— Они всегда хотят все делать скопом, — ворчит старик. — Итак, вы считаете — шестьдесят-семьдесят человек?

— По моим подсчетам! Но точно неизвестно. — И Молден снова смеется: — Выход в море в полночь? Это остается?

— Да, — говорит старик.

Я глубоко вздыхаю. Наконец-то закончили. Но тут Молден начинает снова, и оба, прерываемые громким смехом Молдена, говорят о замене персонала. Я выныриваю из своего полусна только тогда, когда слышу вопрос старика: «А как зовут первого помощника капитана?»

— Беккер… Беккер.

— Давно на борту?

— Да три рейса.

— Кто занимается погрузкой?

— Погрузкой занимается наш грузовой мастер Майер, но вместе с господином Беккером.

— Значит, мы загружаемся углем? — говорит старик.

— Антрацитом.

— Антрацитом?

Слово антрацит вызывает у Молдена смех. Старик тоже усмехается. Он демонстрирует добродушие. В конце концов, мы не из тех, кто портит другим удовольствие. Если бы я только знал, что смешного в этом антраците. Я не вижу ничего такого в слове антрацит.

— Мы это зафиксируем так, — начинает старик еще раз. — Восемнадцатого, самое позднее, девятнадцатого — Дакар. Агентом в Дакаре является Усима. Телеграфный и телексный адреса у меня есть.

— Тогда пока все в порядке, — говорит Молден, — и мы наконец можем принять на грудь. Все уже готово!

Когда Молден покинул корабль и старик стал ответственным капитаном, я спросил его:

— Что означает ГЭИК?

— Гамбургский экспериментальный институт кораблестроения.

— А что такое «Космос»?

— «Космос» — это грузоотправитель (наниматель судна).

— А что такое ОВП?

— Ожидаемое время прибытия.

— А «Африкэн коулинг»?

— Компания, от которой мы приняли груз.

Вдруг в каюте появились три-четыре человека, которым было что-то нужно от старика. Я удалился через открытую дверь настолько быстро, насколько это позволяла моя больная нога: хотелось посмотреть, что происходит снаружи.

Шестнадцать часов — до отплытия еще восемь.

С пирса раздаются дикие автомобильные гудки. Подъезжает автобус. Я стою и удивляюсь: вместо моряков из него выходят девушки и женщины с большими чемоданами и сумками. Среди них есть и дети. Наконец появляются несколько парней.

Локтями я опираюсь на ограждение и внимательно наблюдаю за скоплением людей внизу. Морковно-рыжая голова принадлежит самому маленькому человеку, взволнованно жестикулирующему и орущему из-за того, что его чемодан еще в автобусе. Будто для контраста рядом с ним держится бородатый гигант, похожий на Деда Мороза из детской книжки. Два толстопузых человека с усиками — наверняка машинисты — могли бы быть персонажами американского гротескового фильма. Но прежде я замечаю цветные пуловеры и головные платки. Звуковой фон спектакля создают поднимающиеся к людям, которые рядом со мной свесились через ограждение, басовые приветствия и острое хихиканье и кудахтанье женского обоза.

— Несколько бутылок они уже опорожнили, — комментирует это представление стоящий рядом со мной матрос.

— Так ведь очень долгий путь, — говорит другой, — от Гамбурга до нас порядочно километров.

Высоко над этой сценой на пирсе через ложбину черной горы проплывает корабль и притягивает мой взгляд: на его верхней палубе расположены два ряда поставленных один на другой контейнеров и выглядит он, как игрушечный. Не могу себе представить, как такой корабль с цветными металлическими ящиками на борту поведет себя при волнении на море.

До полуночи еще много времени. Я иду на мостик и в рулевой рубке заново знакомлюсь с приборами и инструментами.

Мостик представляет собой мощную, проложенную поперек корабля палубу. Даже при полной загрузке он поднимается на восемнадцать метров выше ватерлинии.

Корабль поплывет с балластом — с двумя третями максимального балласта в 11 000 тонн, который он может принять. Балласт состоит из морской воды.

— А почему из морской воды? — спросил я старика.

— Потому что для рейса в Дурбан не нашлось груза, — ответил он.

— И такой гигантский путь проделывать с водяным балластом — вряд ли это можно назвать экономически оправданным.

— Да. Это так! — включил старик свой обычный ограничитель речи.

Я внимательно оглядываюсь. В поле зрения рулевого: индикатор положения руля, гирокомпас и рупор для пеленгаторной палубы. В ящике у руля находится автоматическое рулевое управление. Оно удерживает курс корабля от воздействий ветра и волнения моря. Его включат, как только мы выйдем в открытое море.

А вот здесь розетка, относящаяся к лоту для мелководья. В ящике рядом — индикатор глубинометра, измеряющего глубины до тысячи метров. Переключатель навигационных огней и палубного освещения. Ящик с радиоаппаратурой, приборами селекторной связи и звукозаписывающей аппаратурой. На задней стенке, вплотную к потолку — «ящики для почтовых голубей», на самом деле контейнеры для национальных флагов и сигнальных флажков. Рукоятка, которая в центре помещения размещена на потолке и непосвященным обычно для смеха выдается за «тормоз экстренного торможения корабля», служит для дистанционного управления сигнальным прожектором.

Я брожу по кораблю и всеми фибрами моей души впитываю волшебную атмосферу отплытия. Все это оживляет впечатления о моем первом путешествии.

В штурманской рубке я нахожу буклет с надписью «Проспект для гостей» и читаю: «Отличительной приметой атомохода „Отто Ган“ являются высокие надстройки. Наряду с собственным экипажем на корабле могут быть размещены еще сорок технических и научных работников для проведения исследовательских работ, а для этого требуется еще хозяйственный персонал. В то время, как экипаж размещается на нижней, главной палубе корабля, каюты техников — на палубе с задней надстройкой корабля, расположенной над нижней, еще выше, в надстроечной палубе, находятся каюты инженеров. Самая высокая — лодочная палуба имеет помещения для нескольких гостей. К этому можно добавить, что атомоход „Отто Ган“ допущен к эксплуатации и как пассажирский пароход, так как он отвечает самым высоким требованиям в отношении безопасности».

Этот корабль имеет более сложное устройство, чем любой нормальный торговый корабль. Со спардека многие проходящие по верхней палубе переплетения воздухоотводных труб судовых цистерн выглядят гротескно. По ним отводят воздух из верхних боковых цистерн, установленных на боковых цистернах с двойным дном. Эти многочисленные цистерны с их воздухоотводами являются необычными устройствами. С помощью их многочисленных ячеек можно моделировать различные ситуации погрузки.

Чтобы поесть, я бегу вслед за стариком с мостика на палубе на корму. Сначала мимо нас проходит целая вереница вентилей. Так много вентилей я еще не видел ни на одном другом корабле. Затем меня поражает черный, вертикально прикрепленный, гигантский запасной якорь. Наконец мы карабкаемся на одну палубу выше, на полуют. Здесь боцман натянул штормовые леера.

• Предыдущая
• 5/104
• Следующая