Философия с шуткой. О великих философах и их учениях - Калеро Педро Гонсалес - Страница 15

Эмпирик, верный своей методологии, уточнил:

— С этой стороны похоже, что да».

Писатель и мемуарист Джеймс Босуэлл, автор биографии Сэмюэла Джонсона, пишет, что Джонсон не жаловал философов-новаторов вроде Юма. Он говорил: «Эти господа не смогли добыть молока у коровы правды, вот и решили подоить быка».

Монтескьё — ярчайший представитель эпохи Просвещения. В своем главном произведении, в «Персидских письмах», он с ожесточением набрасывается на французское государство и общество своей эпохи. Особенно яростно философ критикует абсолютизм и всевластие Церкви. Людовик XIV предстает в его сочинении злым колдуном, ради развлечения заставляющим своих подданных убивать друг друга, а папа Клемент XI — кудесником, способным так затуманить людям мозги, что они начинают верить, будто три на самом деле один, а хлеб, который они едят, чья-то плоть.

Тем не менее Монтескьё неожиданно для себя снискал милость нового папы Бенедикта XIV, который мечтал прослыть покровителем художников и писателей. Бенедикт проникся к философу такой симпатией, что даже издал специальную буллу, освобождавшую семейство философа от поста. Правда, Монтескьё понятия не имел, что за сей документ придется заплатить существенную пошлину, и узнал об этом, лишь придя к папскому чиновнику за разрешением. Поняв, что придется раскошелиться, философ со свойственным ему остроумием заметил:

- В таком случае я не буду брать бумагу. Полагаю, слова папы достаточно, чтобы ходатайствовать за меня перед Господом.

Жан-Жак Руссо (1712–1778)

Жан-Жак Руссо создал концепцию естественного человека, благородного дикаря, прототипами которого стали коренные жители Нового Света, любимые герои путешественников, ученых и писателей начиная с XVI века.

Естественный человек живет в согласии с природой и другими людьми, никому не желает и не причиняет зла. Он стремится к удовлетворению лишь естественных потребностей, а не искусственных, навязанных развращенным обществом. Ему чужды алчность, тщеславие, предрассудки. Если бы все были такими, в мире не осталось бы неравенства и несправедливости.

Руссо считал историю человечества путем деградации. «Все, что исходит из рук Господа, прекрасно, — писал он в романе «Эмиль, или О воспитании», — а все, к чему приложил руку человек, становится отвратительным». Такие взгляды выделяли Руссо из ряда деятелей эпохи Просвещения (они все как на подбор были прогрессистами). Вольтер снисходительно замечал: «Что поделать, если человеку вздумалось ходить на четырех ногах».

Характер Руссо никто не назвал бы легким. Он был невротиком, нарциссистом, ипохондриком, мазохистом, у него случались приступы мании преследования. Автор одной из лучших книг о воспитании (того самого «Эмиля»), он отказался растить собственных детей от Терезы Левассер и сдал всех пятерых в приют. Кроме того, у писателя случались затяжные депрессии, во время которых он часто думал о самоубийстве. У Дидро есть рассказ о том, как во время встречи в Монморанси Руссо признался ему, что на днях хотел утопиться.

— А что же не утопился? — поинтересовался Дидро.

Руссо онемел от такой бестактности друга, а потом, вновь обретя дар речи, признался:

— Я потрогал воду, и она оказалась слишком холодной.

Взгляды Руссо оказали огромное влияние на деятелей Великой французской революции. Вот что пишет по этому поводу современный американский философ Аласдер Макинтайр: «Есть известная история (возможно, апокриф) о том, как один богатый торговец на званом обеде попенял Томасу Карлейлю (известному писателю, историку и философу XIX века) за любовь к философским спорам: «Опять идеи, мистер Карлейль, вечно вы со своими идеями». Карлейль ответил: «Был человек по имени Руссо, он написал книгу, в которой не было ничего, кроме идей. Второе издание этой книги переплетали в кожу тех, кто над ним смеялся».

В 1712 году Лейбниц повстречался с русским царем Петром Первым, который предложил философу принять участие в разработке правовой реформы в России. Идея стать русским Солоном привела Лейбница в восторг (Солон — политический деятель античной Греции, реформы которого привели к процветанию Афины), и он поспешил написать об этом герцогине ганноверской Софии. Узнав о дерзновенных планах мыслителя, герцог Антон Ульрих в шутку посоветовал ему быть осторожнее с русскими и их правовой системой, а то как бы вместо Солона не оказаться апостолом Андреем, который явился крестить Киевскую Русь и в результате закончил свою жизнь на кресте.

Когда Лейбницу было пятьдесят лет, в Англии прошел слух, будто он умер. Узнав об этом, мыслитель, который в тот момент бился над тысячью вопросами из области математики, физики, логики, философии и истории, отправил своему шотландскому другу Томасу Бернету де Кемни шутливое письмо, в котором заверил приятеля, что у них со смертью заключен своеобразный пакт: она дает ему закончить все труды, он же в знак благодарности обязуется не начинать новых.

Среди философов эпохи Просвещения был человек по имени Франсуа-Мари Аруэ. Он вошел в историю как Вольтер. Вольтер писал изысканные эссе, злобные и смелые сатиры против существующих порядков и превратил свою безжалостную иронию в смертоносное оружие. Когда после смерти Людовика Четырнадцатого регент Франции герцог Орлеанский распродал половину королевской конюшни, чтобы наполнить казну, Вольтер выпустил памфлет (по крайней мере, ему этот памфлет приписывают), в котором посоветовал герцогу вслед за лошадьми продать и половину ослов, привыкших пастись при дворе. Терпению регента пришел конец, и писателя заточили в Бастилию. Через какое-то время герцог Орлеанский сменил гнев на милость и не только освободил бунтовщика, но и щедро одарил деньгами.

— Благодарю вас, ваше высочество, за щедрость, — сказал Вольтер, принимая дар, — однако смею надеяться, что впредь буду избавлен от вашего гостеприимства.

Во время званого обеда у герцога Сюлли слуга сообщил, что какие-то люди у ворот желают видеть господина Вольтера. Едва философ вышел на улицу, как на него накинулись лакеи шевалье Рогана, не простившего Вольтеру одной тонкой, но чрезвычайно ядовитой насмешки. Ученого безжалостно исколотили палками. Сам Роган наблюдал за расправой из кареты, время от времени повторяя:

— Только не бейте по голове, в ней еще может родиться что-нибудь путное.

Отец Вольтера Франсуа Аруэ был не в восторге от выбранного его сыновьями жизненного пути. Вольтер начинал как поэт, потом стал писателем и публицистом, а его брат Арман сделался ярым янсенистом[6]. Старик Аруэ жаловался на своих отпрысков: «Оба свихнулись: один на прозе, другой на стихах».

Когда Вольтер еще был начинающим поэтом, регент обещал ему хорошую должность. Окрыленный Вольтер явился в его канцелярию. Регент, появившийся в приемной в окружении четырех государственных секретарей, заметил молодого человека:

— А, месье Аруэ, не беспокойтесь, я о вас не забыл. Подумываю учредить для вас пост в министерстве глупости.

— Боюсь, ваше высочество, — учтиво ответил Вольтер, — в этом министерстве у меня будет слишком много конкурентов, начиная с четырех господ, которые стоят сейчас подле вас.

В 1722 году Вольтер встретился в Голландии с поэтом Жаном-Батистом Руссо (которого ни в коем случае не стоит путать с философом Жан-Жаком Руссо). Тот прочел новому знакомому свою «Оду будущим поколениям», которой, по всей видимости, очень гордился. Но Вольтеру это напыщенное сочинение, увы, показалось весьма посредственным, о чем он не преминул сообщить автору, разумеется, со всей возможной деликатностью и тактом: