Разыскиваются полицией - Уозенкрафт Ким - Страница 24

Гейл ждала, но Дайана молчала.

— Ты «крыса»? На кого-либо стучишь?

Дайана спрыгнула с полки и оказалась лицом к лицу с Гейл.

— Нет! Ничего подобного! Что тебе взбрело в голову? Тебе кто-нибудь сказал, что я «крыса»?

Гейл не дрогнула и не отвела взгляда. Ей было важно узнать, что к чему.

Дайана распрямилась. Она была не намного выше Гейл, но ее поза свидетельствовала, что она не боится драки. Гейл приблизилась к ней вплотную — так, что видела теперь крохотные золотистые прожилки в ее обычно зеленых, но сейчас покрасневших глазах. Наверное, девушке многое пришлось повидать на своем веку.

Они стояли друг против друга. Из дальней камеры донесся чей-то смех. Гейл заговорила спокойно, открыто, вызывая на откровенность:

— Зачем потребовалось подставлять тебя? Что ты такого сделала?

Дайана отступила на шаг. Потупилась. У нее был такой вид, словно она снова вот-вот расплачется. Уставилась в стену за плечом Гейл, точно видела что-то из прошлого.

— Откровенность — лучшая линия поведения, — мягко подтолкнула ее к ответу Гейл.

Дайана вытянула руку и повернула ладонью к потолку.

— Ну, пошли банальности.

— Это не банальности.

— Как хочешь называй.

— Так ты мне объяснишь?

Дайана в упор посмотрела на Гейл. Она боялась проронить хотя бы звук. Понимала, что ей нельзя откровенничать. Но что-то в ее сокамернице подкупало, говорило, что она порядочный человек, а не какая-нибудь отмороженная. Ей хотелось доверять. Дайане не приходилось работать тайным агентом, но она ясно представила, что чувствуешь, когда тебя раскрывают. Пропади все пропадом!

— Я была копом, — наконец произнесла она.

— Вот это да! — удивилась Гейл.

Девчонка сказала правду. Опасную для нее правду. Гейл опустилась на койку. Дайана подошла и встала рядом, не сводя с нее вопросительного взгляда. Гейл пригласила ее сесть. А что оставалось делать?

— Удивлена? — Дайана скрестила ноги и сложила руки на груди.

Гейл оперлась спиной о стену.

— Долбаным копом? Не могу поверить.

— В этом нет ничего странного.

— Есть. Ты только вдумайся. До обалдения странно.

— Не более чем все остальное. Сначала наивно хлопаешь сияющими глазами, а затем понимаешь, что к чему.

— Пресыщаешься?

— Что-то в этом роде.

— Не представляю тебя копом.

— И не надо. — Дайана попыталась улыбнуться, но губы плаксиво дрогнули. Пожала плечами. — Могу сказать тебе точно: я больше не коп.

— Как тебя угораздило?

— Сама не знаю. Так получилось. Завербовали в колледже.

— А это было твое?

— Что?

— Наркотики.

— Полная ахинея! — Дайана энергично замотала головой. — Чушь! Вранье! Ни разу в жизни не прикасалась!

— Очевидно, кому-нибудь насолила?

— Так, неприятности с шерифом и окружным прокурором. Хотела вывести их на чистую воду.

— Наверное, не стоило связываться?

— Они приговорили одного парня к смертной казни. А я уверена, что он невиновен. Подставили, как меня. Я не могу этого допустить.

— Что значит «не могу»? Я так понимаю, что все уже случилось.

— Я хотела сказать, что парень — отпетый подонок, верно. Все в городе об этом знают. Но преступления, в котором его обвиняют, он совершить не мог.

— Расскажи.

— Меня это просто взбесило. Наехала на шерифа, заявила, что в курсе того, что он сделал. И хлоп — загремела в тюрьму!

— Где ты живешь, что существуют такие порядки?

— Округ Брирд, штат Техас, дорогуша. Дикий Запад не умер, он процветает.

— Шутишь? Ты в самом деле решилась взбаламутить это дерьмо? — Гейл посмотрела на Дайану.

Та расхохоталась, но ее смех грозил обернуться истерикой.

— Святая истинная правда, — ответила она. — Когда я хандрю, когда мне становится жаль себя, я вспоминаю бедолагу Рика Черчпина, который сидит в Хантсвилле и ждет палача. Тогда я понимаю, что мне очень повезло. — Дайана внезапно притихла и серьезно посмотрела на Гейл. — Вот почему мне необходимо выбраться отсюда.

— Так ты мечтаешь явиться в город, когда его прикрутят к электрическому стулу, и спасти положение? Нет, так в жизни не бывает. Жизнь в основе — грязная, несправедливая штука.

— Ты это мне рассказываешь?

— А если желаешь отсюда слинять, то с какой-нибудь разумной целью, а не потому, что намерена корчить из себя героиню.

— Послушай, у меня единственное желание: спасти не чью-нибудь, а свою задницу. Ясно? И не учи меня. Сама знаю, что делать. Меня по-крупному подставили, и я намерена с этим разобраться.

— Почему ты не обратилась в средства массовой информации? Журналисты с удовольствием хватаются за подобные темы.

— Они слушают власть имущих, а не девчонку-копа с тремя годами службы за спиной. Журналисты прямиком бы направились к шерифу и окружному прокурору. У меня не было особого желания, чтобы меня убили.

— Ты служила в полиции. Кто мог тебя убить?

— Да хоть бы шериф. Я слышала, он собственноручно застрелил троих. В свободное от службы время.

— Ты знаешь это доподлинно?

— Нет, я знаю доподлинно, что он меня подставил. Вот это я точно знаю. — Злость взбудоражила ее; она вскочила и принялась расхаживать по камере.

— Дайана! — воскликнула Гейл. — Прекрати. Иначе мы обе сойдем с ума. Сядь.

Девушка устроилась на краешке ее кровати и прошептала:

— Мне надо выбираться отсюда. Иначе я свихнусь. Покончу с собой.

— Только не в камере. Договорились?

— Я серьезно.

— И я тоже.

— Гейл…

— Даже не заводи об этом разговора. — Господи, какая упрямая девчонка! — Здесь есть уши и у стен. — Она многозначительно посмотрела на Дайану. — Завтра вечером, если позволит погода, возьму тебя на свою обычную карточную игру. Любишь играть в карты?

Дайана бросилась ничком на койку и яростно ударила кулаком по матрасу. В карты? Двадцать предстоящих лет провести за карточным столом? Она сверкнула на Гейл глазами.

— Нет? Так научишься, — продолжила та. — Я помогу тебе подать прошение две тысячи двести пятьдесят пять…

— Что еще за хреновина?

— Последняя надежда. Habeas corpus.[23] Вряд ли будет большой прок. Но может, хоть что-нибудь.

— Мне не нужно помогать с бумагами. Мне необходимо выбраться отсюда.

Гейл распрямилась и ткнула пальцем ей в грудь.

— Тебе надо уметь слушать, делать так, как я говорю. Прекрати беситься и запоминай мои слова. Занимайся рутиной. Тогда не свихнешься.

— Ты вообразила себя моей матерью?

— Вот еще! Я ничья мать! — рассердилась Гейл и ужаснулась своим словам. — Но я отмотала в этой шарашке восемнадцать лет. А ты сколько? Три месяца? Девяносто дней будет? В общем, следуй моим советам.

Дайана встала, взяла со своей койки подушку, легла на место Гейл и накрыла лицо. Затем приподняла подушку и уставилась на пустые нары над головой. Кто-то нацарапал на металле: «Soyez tranquille».

— Это ты сделала?

— Нет.

— Знаешь, что это означает?

— По-французски: «Будь спокойна. Не трепыхайся».

— Это ты написала. Признайся.

— Я же сказала: нет. Ты держишь меня за лгунью?

Дайана покосилась на надпись.

— Сделай одолжение, — промолвила она. — Ты помнишь сцену из кино, где Джек Николсон попадает в сумасшедший дом и после того, как психиатры оттяпали ему кусок мозгов, выпускает пар и лупит огромного индейца? Так вот, возьми подушку и бей меня сколько хочешь. Обещаю, не стану жаловаться.

Гейл привалилась к стене. Из коридора донеслись первые скребущие звуки — Храпунья отошла ко сну. Бензопила, да и только. Огромная бензопила. Низкое, утробное урчание. Поразительно. Вот и еще одна ночь наступила. Никчемная и бездарная в этом никчемном, бездарном месте.

— А ты что сделала?

— Кто? Я? — Гейл рассмеялась.

— Колись. Я же, можно сказать, призналась в вине. Так что давай, исповедуйся. Восемнадцать лет — большой срок. Такой дают за серьезное преступление.