Соль земли - Марков Георгий Мокеевич - Страница 121

• Предыдущая
• 121/144
• Следующая

Окна комнаты, в которой лежал Артём, были завешаны скатертями, иначе к полудню в доме становилось жарко и душно. Полумрак нисколько не угнетал, напротив, он создавал в комнате особый уют, настраивал на тишину и задушевность.

Пришло человек пятнадцать. Были тут и председатель райисполкома Череванов, и заведующий районо Терновых, и начальник милиции Пуговкин, и секретарь райкома комсомола Татаренко, и прокурор, и секретари, и заведующие отделами райкома партии. Когда все расселись, Артём приподнялся на локте, осмотрел своих товарищей, безжалостно казня себя раскаянием, сказал:

– Вот к чему приводит бездумность! Ради минутного удовольствия влип в такую историю! Лежу как балласт, никому не нужный.

– А мы хотели навестить вас, Артём Матвеевич, а потом решили не беспокоить, – откуда-то из угла сказал второй секретарь райкома.

– Во всём виню себя, – снова опускаясь на подушку, вздохнул Артём. Помолчав, он заговорил: – А позвал я вас, товарищи, не потому, что соскучился без работы. Большую науку за эту поездку я прошёл. Нельзя дальше оставлять её при себе.

Артём с трудом повернулся со спины на бок. Теперь он видел лица товарищей, ловил на себе их нетерпеливые, заинтересованные взгляды.

– Ну вот, как видите, отчитался! Приехал обратно не только не снятым с работы, а даже без выговора. – Артём усмехнулся, но усмешка не изменила задумчивого выражения его смуглого худощавого лица. – Скажу вам откровенно: случись это год-полтора тому назад, был бы я доволен. Всё-таки пройти через пленум обкома с благополучным итогом не так просто. Вам ли говорить об этом? А сейчас вот лежу, и нету на душе покоя, точит меня дума, да как точит! Прямо как червь сушину изводит.

– Болеешь ты, Артём Матвеич. Тебе в Высокоярск, в стационар надо на месяц, полечиться, – с откровенным сочувствием сказал председатель райисполкома Череванов. – Я вот вернулся с курорта и чую, что помолодел на десять лет.

Артём порывисто вздрогнул всем телом, преодолевая боль, приподнялся на локте. Сквозь загар и смуглоту кожи на щёках проступили красные пятна. Даже в сумраке они были заметны. В тёмных, всегда добродушных глазах сверкнули гневные искорки.

– Брось, Черепанов, жалеть меня! Голова моя сейчас ясная как никогда. И учти, много горького и о себе и о тебе скажу! Боже упаси, не вздумай отнести и это за счёт болезни: уж если на то пошло, поверь, болезнь даже помогла мне. В райкоме в текучке не так часто есть возможность подумать о делах наших.

Все переглянулись, посмотрели на Череванова. Он смущённо теребил свои густые непокорные волосы. Да, начало беседы было необычным и, конечно, неожиданным. Думалось, что "первый", так удачно отчитавшийся перед обкомом, прежде всего непременно поставит себе это в заслугу. И все с этим согласятся, никто этого не подвергнет сомнению. Факт – неопровержимая вещь.

– Перво-наперво сообщу вам две важные новости. – Артём не удержался на локте, положил голову на подушку, стиснув её. – Пленум получил телеграмму из Центрального Комитета. Вопрос поставлен так: Высокоярская область не может больше сидеть на шее у государства. Должна она иметь своё топливо, энергетику, по-настоящему производительное сельское хозяйство. Пришла эта телеграмма после моего отчёта. Если б поступила она раньше, была бы совсем другой атмосфера на пленуме. Покрепче бы с меня спросили! Ну, а вторая новость ещё больше нас касается: едет к нам в Улуюльский край уполномоченный Центрального Комитета. Профессор. Крупный работник Госплана. Даны ему большие полномочия.

И снова все переглянулись взглядами, полными удивления и тревоги. И понятно почему: сколько лет существует Притаёжный район, не было в нём ни одного ответственного представителя из Москвы. Да что из Москвы! Не очень часто заезжали сюда руководящие работники из области. И само собой у актива Притаёжного района складывалось убеждение, что живут они у чёрта на куличках, что, как ни велик разворот послевоенных строительных работ, очередь до них дойдёт очень не скоро, если вообще дойдёт когда-нибудь. И вместе с этим каждый подумал о себе, о своей работе. Уполномоченный Центрального Комитета едет, конечно, не ради прогулки! Уж коли с большими полномочиями, да ещё человек учёный, начнёт он шерстить всех, подбавлять кому огоньку, кому перчику! А уж, чего греха таить, недостатки в работе найдутся, стоят на постах люди – не святые! Призадумались притаёжные руководители, чуть даже затуманились их лица.

Артём заметил это, решил подбодрить товарищей.

– А с уполномоченным ЦК нам просто повезло. Товарищ Зотов – наш земляк.

Все оживлённо задвигались, послышался одобрительный говорок. Земляк! Это вовсе не значит, что будут какие-то поблажки, но всё-таки земляк не посторонний, он знает местные условия, он не выдвинет непосильных требований, наконец, то, что новому человеку надо изучать долго и тщательно, то земляку известно по опыту собственной жизни.

– И вот, дорогие товарищи, скажу вам что, – продолжал Артём после паузы, – ждут нас большие перемены. Брат Максим недавно вернулся из Москвы, ездил туда, чтобы увязать кое-какие вопросы по новым леспромхозам. Рассказывал он, что в ЦК и правительстве ночей не спят, составляют новый план развития страны. Большие дела выпадают по тому плану на Сибирь! Брат читал мой доклад ещё до пленума. Потом долго мы с ним говорили о делах, о жизни… Он мне прямо сказал: "Жить так, как живёт Высокоярская область и в том числе наш Притаёжный район, нам никто не позволит. Мизерное, примитивное хозяйство при огромных возможностях! Разве это допустимо? Разве это можно дальше терпеть? Готовьте, говорит, своё собственное сознание и сознание всех людей к новым требованиям". В два-три раза больше давать всей, и промышленной и сельскохозяйственной продукции – вот что от нас потребуют, если не сегодня, то завтра, партия и государство… Крепко нам обо всём этом стоит подумать. А мы не подумаем, другие за нас будут думать. Держать у руководства безынициативных, малосведущих людей сейчас не станут. Заменить нашего брата есть кем. С фронта вернулись замечательные товарищи – орлы боевые.

Артёма слушали с тем предельным вниманием, которое бывает у людей, когда речь идёт о самом насущном и сокровенном. У многих были раскрыты записные книжки, но записывать – значило отвлекаться от того, что говорил "первый", и потому никто ничего не записывал.

– Нелегко нам придётся, прямо скажу! Во время войны привыкли мы собственные недостатки и ошибки относить за счёт трудностей военного времени. Теперь это не выйдет… На пленуме обкома досталось мне на орехи за работу с кадрами. Не умеем подбирать людей, вовремя поддерживать их, не умеем слушать ценные советы…

Артём помолчал, окинул взглядом сидящих в комнате, словно убедившись в том, что они слушают, воскликнул:

– А за дело Краюхина было мне так стыдно, что лучше бы провалиться сквозь землю! Обком не стал рассматривать это дело. Нам рекомендовано самим разобраться во всем. И вот тут упомяну недобрым словом и себя, и тебя, Череванов, и тебя, Пуговкин! Мы больше всех виноваты, что увели бюро райкома на ошибочный путь. Как только мы не критиковали Краюхина! А выходит, он открывал перспективу району, звал нас прислушаться к голосу народа. Вот что, Татаренко, – взглянув на совсем юного краснощёкого секретаря райкома комсомола, сказал Артём, – среди членов бюро ты был единственный, кто голосовал против исключения Краюхина из рядов партии. Поручаю тебе разработать проект постановления бюро райкома. Надо немедленно восстановить Краюхина в партии и дать политическую оценку нашей ошибке. Особо там подчеркни мою персональную ответственность как первого секретаря…

– Все виноваты, Артём Матвеич. А коня-то он всё-таки загубил! – писклявым голоском сказал начальник милиции Пуговкин.

Артём бросил на Пуговкина гневный взгляд.

– Припудриваешь, Пуговкин, собственное ротозейство: "Все виноваты!" Больше всех виноват я, а потом ты. Председатель комиссии кто у нас был? Ты что же теперь за спины других прячешься? Недостойно так вести себя коммунисту. Сделал ошибку, пойми её, признай и исправь. Так учит нас партия. А ты всё ещё упорствуешь, цепляешься за старое. "Коня загубил!" Взыщи с Краюхина за коня, если у тебя есть данные, что он погубил его по халатности. А действиям и стремлениям инженера Краюхина мы обязаны дать положительную оценку, одобрить их, а не осуждать.

• Предыдущая
• 121/144
• Следующая