Соль земли - Марков Георгий Мокеевич - Страница 122

• Предыдущая
• 122/144
• Следующая

Пуговкин шумно вздохнул.

Артёму показалось, что он подавляет в себе чувство несогласия с ним.

– Что, протестуешь? Говори!

Пуговкин развёл руками.

– Что вы, Артём Матвеевич?! Линия райкома для меня закон. Не один я, в деле Краюхина ошибся. Товарищ Череванов требовал его ареста, а товарищ Терновых снял его с должности.

– О Череванове и Терновых разговор будет дальше, а ты имей в виду, Пуговкин, райком недоволен работой милиции. Наведи у себя порядок.

– Я снял с должности Краюхина не самовольно. Было указание товарища Череванова, – испуганно и поспешно сказал заврайоно Терновых.

– Что было, то было! – буркнул Череванов, подбирая привычным жестом волосы, опустившиеся на лоб.

– Череванову тоже надо уроки извлечь. Груб ты, Павел Павлыч, с людьми. Тебе уже говорили об этом на районной партконференции. Подумай, пока не поздно… А на тебя, Семён Иваныч, – взглянув на Терновых, продолжал Артём, – люди просто жалуются. От всего ты уходишь, ничего не решаешь, боишься всякой ответственности. Трудно нам с тобой будет дальше работать. Учти, райком за тебя не будет решать текущих дел.

Череванов и Терновых слушали Артёма молча. Тихий, робкий Терновых не любил противоречить начальству, а деятельный, но самолюбивый Череванов молчал по необходимости, понимая, что времена меняются, в жизнь незримо входят новые требования и критерии.

– Учту, Артём Матвеич, ваши замечания. Ни себе, ни другим худого не желал. Если ошибался, то ошибался искренне. Череванов никогда и ни в чём не лукавил…

– Ну вот так: критику учесть и поправиться на практической работе, – выждав, когда Череванов закончит, сказал Артём. – Тебе, Татаренко, на составление проекта решения о Краюхине сроку два дня. Достаточно? На другом предложении не настаиваешь?.. А теперь, товарищи, давайте подумаем, что нам сделать, чтобы уже в будущем году решительно расширить посевные площади, особенно под лён. И ещё вот о чём нам необходимо подумать: как больше взять продукции с таёжных площадей? Пусть наш разговор будет не официальный, побеседуем без протокола. Важно нам подумать, как району жить дальше… Через недельку, как встану, надо созвать пленум райкома, а потом провести собрание актива. Поставим перед народом новые задачи. После этого все в район, в колхозы, чтобы ни одной души не видел в райцентре!

Заметив, что кое-кто вытащил папиросы и, не решаясь закурить, разминает их в пальцах, Артём предложил:

– А товарищи курящие могут курить. Я не лёгочный больной, и нечего надо мной трястись. По себе знаю, что с папироской лучше думается! – Артём весело рассмеялся: – Вот ведь какая хитрая штука жизнь! Табак – яд, а не испив этого яда, иной раз сидишь как безмозглый. Диалектика! – Он приподнял руку, выставив указательный палец, и поводил им.

Послышалось чирканье спичек, и в комнате взвились клубы табачного дыма.

Поднявшись с постели, Артём заспешил в отъезд. Была в разгаре его самая любимая пора: лето уходило, осень ещё не наступила, но, как говорят, стояла у околицы. Августовские утренние инеи оставили свой след: жарким багрянцем горел осиновый лист, зелень березняка подёрнулась жёлто-прозрачным отливом, поникли полевые цветы, поблекли краски лугов и широких еланей. В воздухе носились сытные запахи. Плодородная улуюльская земля томилась под солнцем, пахуче дышала полной грудью.

Артём колесил по полям. Побывав на полевых станах колхозов, расположенных поблизости от Притаёжного, он направился в Мареевку. Нужно было повидаться с Мироном Степановичем Деговым. Артём был убеждён, что льновод в такую пору живёт не в селе, а на полях. И не ошибся. Дегов обосновался со своими людьми на полевом стане, поджидая страдного часа.

Появление секретаря райкома не удивило льновода. За лето Артём приезжал сюда раз пять. Теперь приближалась уборка, и, если б секретарь райкома в такое время не заглянул, Дегов мог бы разобидеться.

На стане было пусто. Дегов сидел на дровах. Перед ним на табуретке лежали маленькие снопики только что надёрганного льна. Он брал отдельные стебельки, быстрыми движениями пальцев стискивал их, потом, взявшись одной рукой за корешки, другой за макушки, дёргал, стараясь разорвать.

– Ну как, Мирон Степаныч, лён? – вылезая из машины, крикнул Артём.

Дегов оторвался от своего занятия, встал, тщательно вытер руки о длинную рубаху-верхницу. Они поздоровались.

– Ленок-то? Местами отменный, а местами толстоват. Кострики будет много, – почёсывая крупными заскорузлыми пальцами заросшую бородой щёку, сказал Дегов.

– Толстоват? А по-моему, это хорошо. Волокна будет больше, – значит, выход на гектар выше.

– Хорошо бы, а всяко бывает. Года три тому назад уродился у меня лён чуть не в мизинец толщиной. Я думал: "Ну, возьму волокна небывало!" – а он как пошёл в кострику, как пошёл…

– Неужели меньше возьмёшь, Мирон Степаныч, чем в прошлом году? – с тревогой спросил Артём.

– Меньше нельзя. Хотел взять много больше, а как получится – не знаю.

– Обязательства у тебя, Мирон Степаныч, немалые.

Дегов понял, что секретарь райкома всерьёз беспокоится за его работу.

– На обязательства хватит, Артём Матвеич. Была дума – перекрыть их.

– Ну и перекроешь, Мирон Степаныч! Не первый раз тебе обгонять других!

Артём усмехнулся, зная, что старый льновод, как обычно, немножко хитрит, сознательно занижает свои возможности.

– А где у тебя люди? – спросил Артём.

– Одних послал в село золу привезти, другие отправились в лес за жердями. К будущему году готовлюсь.

– Вот как у настоящих хозяев! Нынешний урожай ещё на корню, а они о будущем думают.

Похвала пришлась по душе льноводу. Он расплылся в улыбке, не спеша разгладил окладистую бороду.

– Мой родитель говаривал: земелька ласку любит.

"Было бы у каждого колхозника такое высокое сознание, за один-два года сколько мы в сельском хозяйстве хорошего сделали бы", – думал Артём.

– Да что же мы стоим-то? Садись, Артём Матвеич, сюда, – вдруг спохватился Дегов. Он смахнул с табуретки снопики льна, передвинул её поближе к Артёму.

– Что ты, Мирон Степаныч! Зачем так? – Артём торопливо подобрал снопики, положил их обратно на табуретку. – Это же золото, наше золото! А я и вот здесь посижу. – Артём снял брезентовый плащ, положил его на сушник, сел. – Я к тебе, Мирон Степаныч, по большому делу приехал. Садись, посекретничаем, пока никого нет.

Дегов, тяжело передвигая ноги в кирзовых сапогах, прошёл на своё прежнее место, садясь с тревогой посмотрел на секретаря райкома. "О чём ты секретничать думаешь? Мне секретничать не о чем", – сказал его взгляд.

– Ты, конечно, знаешь, Мирон Степаныч, о наших новостях. Область недавно нашу работу проверяла.

– Слышал, кажись, в "Притаёжной правде" писали…

– Вот-вот! Ну, если коротко сказать, то недовольна область нашей работой. Мало производим продукции.

– На том и жизнь стоит. Область недовольна районом, а Москва недовольна областью. Если б довольны все друг другом были, не пошло бы дело, жизнь остановилась бы.

– Совершенно правильно, Мирон Степаныч, – горячо согласился Артём. Он передвинулся ближе к Дегову и задушевным тоном продолжал: – И вот долго мы в районе ломали голову: как двинуть дело вперёд? Наметили ряд мероприятий. Думаем, в частности, шире опыт наших передовиков пропагандировать. Пусть другие учатся у настоящих мастеров. Наметили мы, Мирон Степаныч, и тебя немного расшевелить. Думаем создать школу опыта Дегова.

Льновод кашлянул в ладонь, поглядывая прищуренными глазами на секретаря райкома, сказал:

– То есть как – школу опыта? Не понял, Артём Матвеич.

– А так: зимой к вам в Мареевку приедут по два человека из каждого льноводческого колхоза. Будут они жить у вас до осени. Всё станут делать как рядовые колхозники, чтобы под твоим руководством пройти всю науку выращивания льна. А потом вернутся к себе в колхозы, начнут полученный опыт внедрять на своих полях. Ведь земли-то у нас, Мирон Степаныч, одни по всему району, а результаты разные. У тебя лён, а у других метёлки из сорняка. И надо нам как можно скорее ликвидировать этот разрыв между передовиками и остальными. Тогда и продукции мы будем давать в несколько раз больше, чем теперь. Как видишь, задача простая, ясная, хотя, скажу тебе, нелёгкая.

• Предыдущая
• 122/144
• Следующая