Соль земли - Марков Георгий Мокеевич - Страница 123

• Предыдущая
• 123/144
• Следующая

И тут произошло то, чего секретарь райкома никак не ожидал: Дегов стал мрачнее тучи и впал в тяжёлое раздумье. Горькие предчувствия стиснули сердце Артёма. Чутьём опытного человека, привыкшего общаться с различными людьми и угадывать их мысли и чувства, он понял, что Дегов не принимает предложения райкома. "Славой своей не хочет поступиться! Какой же ты собственник, Мирон Степаныч! Недаром, видать, тебе коммунизм представляется как общество, состоящее из больших семей во главе со старейшинами", – подумал Артём, вспоминая свои прежние беседы с льноводом.

– Дегова, Артём Матвеич, никто в школе опыта не обучал, он сам до всего дошёл, – не поднимая головы, сумрачным голосом сказал старик.

То, что в ответственный момент жизни льновод не проявил готовности, на какую рассчитывал Артём, так сильно задело Строгова, что он мог сейчас наговорить ему самых резких слов. "Ну, какой же ты партизан и орденоносец?! Ты закоренелый частник! Неужели тебе не стыдно носить на груди орден с образом Ленина?" Эти слова уже вертелись на языке у Артёма, но в самый последний миг он сдержал себя. "Нет, подожди, товарищ. Ты будешь никудышным секретарём, если наговоришь резкостей и отступишь. Ты идеализировал Дегова, а сейчас он выступает в своём подлинном естестве. Это не его вина, а твоя беда", – пронеслось в мыслях Артёма.

– Скажу тебе, Мирон Степаныч, не прав ты, – стараясь говорить как можно спокойнее, начал Артём. – Не с неба свалился наш знаменитый льновод Дегов. С помощью людей он вырос. Разве агрономы у тебя не бывали? Разве райком и райисполком не поддерживали тебя? А ну-ка, вспомни, кто тебе помогал удобрения добыть? Первый секретарь областного комитета партии! Так это или не так?

– Так-то так, а только, Артём Матвеич, первооснова всего – прилежность к земле. Её Дегов ни у кого не занимал, Дегову внушил её собственный родитель.

– А кто тебе славы помог достичь? Кто тебе ордена давал? Люди, народ! Правительство только волю народа выполняло, когда указы о твоём награждении в свет выпускало. Так или не так?

– Так, Артём Матвеич. А только я перед народом не в долгу. Я государству больше многих других давал! Пусть другие столько попробуют дать.

– Вот и помоги другим, они хотят давать больше, но пока не умеют. Научи!

– А как сам? Других обучишь, а сам позади останешься. Нет, Артём Матвеич, плохой из меня учитель.

– Скажу тебе, Мирон Степаныч, не ожидал я от тебя таких отсталых взглядов. Был уверен, что пойдёшь ты на это дело с открытой душой. Ты подумай только, о чем идёт речь? О повышении производства льна в наших притаёжных колхозах. Это же наше общее дело…

Вдруг за мелким березничком, отделявшим стан от дороги, послышались возгласы ребятишек. Из-за кустов показались две вихрастые головы. Они быстро-быстро двигались к стану. Рослый бурьян скрывал их, и Артём долго не мог понять, на чём они так стремительно движутся. Только когда они оказались на открытом месте, он увидел, что ребятишки едут на велосипеде. Один из них держался за руль и работал ногами, а второй примостился на багажнике и от восторга то кричал, то визжал, как поросёнок. Это были внуки Дегова. Артём прежде встречал их в доме льновода в Мареевке. "Эх, некстати они появились, помешают мне поговорить с ним", – с неудовольствием подумал Артём. Но помощь Артёму в его трудном разговоре с Деговым пришла с той стороны, с какой он её никогда не ждал, – именно от ребятишек. Они ворвались в беседу секретаря райкома с льноводом как дуновение самой жизни.

Поздоровавшись с Артёмом, ребятишки передали деду котелок с едой и, перебивая один другого, стали рассказывать о сельских новостях.

– Немой-то воин, деда, вовсе не немой! Он купецкий сын, искал отцовы клады. Дядя Миша Лисицын под ружьём его в сельсовет привёл.

– Ульяна, лисицынская певунья, из тайги приходила. Сказывала, что нашли в экспедиции всё, что хочешь!

– А вчера вечером была пальба за Мареевкой. Дядя Миша Лисицын всей своей бригадой ружья пристреливал. Школа охотников у него будет. Со всего района охотников он будет обучать.

Ребятишки не подозревали, что каждое их сообщение переворачивало Дегову всю душу. "Знать, мой дружок Лисицын в самом деле в гору пошёл. Школа охотников! Вот какой профессор сыскался, – думал Дегов, испытывая острый приступ зависти к Лисицыну. – Удачлив Михайла! Ничего ещё не сделал, ровным счётом ничего не сотворил, а молва летит вместе с ветром!"

– А ты отпустишь нас, дедуня, в школу охотников? Отпусти! Маленьких дядя Миша Лисицын будет в лесах за Мареевкой обучать, а потом уж в тайгу поведёт.

– И меня, деда, отпусти! Беспременно отпусти!

– Ну-ка, замолчите! Я вот вам покажу охоту! – взревел Дегов, замахиваясь на внуков еловым сучком.

Ребятишки схватили велосипед, кинулись с ним под навес, где стояли колхозные машины.

Как ни раздосадован был Артём Деговым, появление ребятишек, их весёлый, безостановочный говорок развеселили его. Услышав о школе охотников, которую создаёт Лисицын, Артём с удовольствием подумал: "По всему видать, верный мы курс взяли на организацию школ передового опыта".

– О графике уборочных работ, Мирон Степанович, не спрашиваю. Надеюсь, он у тебя имеется, – сказал Артём.

Дегов долго не отзывался. Он с ожесточённым упорством ломал через колено толстую палку. Артём без слов понял, что Дегов встревожен и смущён всей этой на первый взгляд безобидной сценой с внуками и сейчас старается подавить свои чувства. Давно ли он, Дегов, хвалился Артёму, что воспитывает у внуков горячее прилежание к земле, к делу, которому он отдал свою жизнь? И вот тебе на: "Деда, отпусти в школу охотников!" Да ещё в чью школу-то? В школу его бывшего друга, а ныне соперника – Михаилы Лисицына!

Было над чем Дегову задуматься!

– График-то? График правление нам утвердило. Погода будет – выполним, – наконец сказал Дегов, чувствуя неловкость от затянувшегося молчания и преодолевая душевное смятение.

Артём встал, понимая, что в эти нелёгкие минуты в жизни Дегова его надо оставить наедине с самим собой, заторопился.

– Ну, будь здоров, Мирон Степаныч! Поеду посмотрю семёноводческие участки ваших уваровских соседей. Денька через три-четыре загляну к тебе. По всему видать, начнёте уборку.

Против обыкновения, Дегов не задерживал Артёма и не проводил до машины. Он стоял с опущенными руками, захваченный своей думой.

Возле машины Артём остановился, обернувшись к Дегову, произнёс:

– Ты вот что, Мирон Степаныч, о школе опыта всё-таки подумай. Если не захочешь, мы её тогда в уваровском колхозе организуем. Ихний бригадир Прошкин нынче отменный лён вырастил.

Дегов порывисто шагнул, но тут же остановился. Возможно, он хотел что-то сказать Артёму, но сразу же раздумал.

Артём сел в автомобиль, Взглянув через стекло на Дегова, подумал: "Ну-ну, поборись с собой в одиночку, милейший Мирон Степаныч! Душа твоя, видать, ещё не совсем очистилась от скверны собственничества. А школа опыта у тебя будет! Ни за что на свете ты не отдашь этого дела Прошкину".

– Трогай, Константин, в Уваровку, – сказал Артём шофёру.

Когда выпадали свободные минуты, Артём проводил их у себя на огороде. Здесь Дуня содержала небольшое, но образцовое хозяйство. Огурцы, морковь, брюква, репа, капуста цветная и обыкновенная, мак, подсолнухи… Чего тут только не было! Овощи были посеяны на узких продолговатых грядках.

Второй год Дуня выращивала цветы. На середине огорода ярким многоцветьем пылали георгины, гладиолусы, левкои, ирисы, флоксы, розы. В селах Улуюльского края не знали раньше цветоводства. Сбывать цветы за деньги было некому, а для глаза и души их сколько угодно росло в полях!

Почин положила Дуня. Она любила цветы. В доме подоконники были забиты горшками с зеленью. Теперь она вырвалась на простор. Марина с охотой присылала ей семена и наставления.

• Предыдущая
• 123/144
• Следующая