Соль земли - Марков Георгий Мокеевич - Страница 96

• Предыдущая
• 96/144
• Следующая

Анастасия Фёдоровна глубоко вздохнула, со смешком закончила:

– Всякое, Уленька, было… и смешное и печальное. Поживёшь вот побольше, сама всё испытаешь…

– Нет уж, я ничего такого не испытаю, – мрачно, упавшим голосом сказала Ульяна.

– Это почему же? Что ты, не такой человек, как все? – удивилась Анастасия Фёдоровна.

– Не такой.

– Вот что! А я этого не знала. А чем же ты отличаешься от других?

Ульяна молчала.

– Ну что же не говоришь? Скажи! Мне же это очень важно знать.

– А тем, – начала Ульяна и замолчала, перебарывая нахлынувшие слёзы, – а тем отличаюсь, что я никого не полюблю и меня никто не полюбит.

При иных обстоятельствах Анастасия Фёдоровна рассмеялась бы, но сейчас она сдержала себя, понимая, что своим рассказом разберёдила душу Ульяны.

– Ну, это, Уленька, ты глупости говоришь. И тебя полюбят, и ты полюбишь. У тебя ещё всё впереди, – ласково полуобняв и притянув к себе девушку, проговорила Анастасия Фёдоровна.

– Нет, нет, этого никогда не будет! – заупрямилась Ульяна и даже отстранилась от Анастасии Фёдоровны.

– Да ведь ты уже любишь! Ты думаешь, я слепая? Ты Краюхина любишь!

Ульяна сжалась так, что захрустели суставы, плачущим голосом протянула:

– Больно-то я нужна ему. Он и без меня найдёт, кого полюбить.

– Ну, родненькая, это ещё неизвестно!

– Он всё со мной обращается, как с девчонкой. Шуточки да прибауточки, спеть ему, сбегать куда…

– И что же? Очень хорошо! И ты не смей отказываться. Что просит, то и делай. Они, деловые-то ребята, все такие. Они не очень-то в слова верят, им дело подай.

– Уж насчёт дела он горяч! Не щадит себя ни капельки! – с восторгом сказала Ульяна и, помолчав, продолжала: – На раскопках работали. Он весь в поту, весь мокрый, а копает. Посмотрит на меня, скажет: "Ну ты, Уля, сядь отдохни, ты за мной не гонись, я дурной на работе, а ты молоденькая, тебе надрываться нельзя".

– Вот видишь, как заботится, значит, ты ему не безразлична.

– Не знаю, – растерянно протянула Ульяна.

– А я знаю. На белом свете побольше тебя пожила, повидала таких, как вы с Краюхиным, немало.

– Не знаю, – менее растерянно сказала Ульяна.

– Знаю – не знаю, гадать не будем. Если любишь, так крылья-то не опускай! Верь в себя и начеку будь! – Анастасия Фёдоровна засмеялась. – А будешь зевать, девчат хороших везде полно. Невеста для такого жениха найдётся!

– Найдётся! – почти шёпотом повторила Ульяна и замолчала, снова охваченная тревожными думами.

Ночь текла над тайгой тихая, тёмная. Вечерние птахи оттрезвонили своё и смолкли. Утки, то и дело перекликавшиеся надсадными голосами, уплыли в дальний край озера, поросший камышом, и там затихли в дрёме. На самой большой глубине озера звонко всплескивалась рыба.

– О, Уленька, а времени-то уже много! – рассматривая в темноте часы со светящимися стрелками, сказала Анастасия Фёдоровна.

Но Ульяна словно не слышала её и заговорила совсем о другом:

– Хотите, я вам один секрет открою? Только не знаю, интересно ли вам будет, – вдруг забеспокоилась Ульяна.

– Лучше уж давай так сделаем. Чтоб ты потом не терзалась, что секрет раньше времени выдала, ты обдумай сначала. В случае чего завтра расскажешь. А сейчас пойдём спать.

– Хорошо! – с радостью воскликнула Ульяна и первой пошла в темноту.

Анастасия Фёдоровна не напоминала Ульяне о её обещании открыть "секрет". Пряча улыбку, она про себя думала: "Какой уж там секрет! Знаю я эти девичьи секреты, у самой они в юности бывали. Не иначе как любовные письма хочет показать".

Но Анастасия Фёдоровна ошиблась в своих предположениях.

Дня через три после первого разговора Ульяна, приоткрыв утром полог в палатке, сказала:

– Смотрите, Анастасия Фёдоровна, вот он, секрет-то!

Анастасия Фёдоровна занималась уборкой – был её день. Они убирали в палатке поочерёдно.

– Подожди минуточку, Уля, сейчас выйду.

Вскоре она вышла, а вернее, выползла из палатки.

– Ну, что у тебя?

Ульяна подала мешочек, сшитый из мягкой и уже поизносившейся от времени оленьей кожи. Вид у мешочка был изрядно потёртый, и Анастасия Фёдоровна, не прикасаясь рукой и с брезгливостью на него косясь, воскликнула:

– Что это за тряпка, Уля?

– Это не тряпка. Это тунгусский кисет. Дедушка Марей Гордеич мне подарил. Вот смотрите – здесь карта Улуюльского края вышита.

– При чём тут карта? – недоверчиво спросила Анастасия Фёдоровна, собирая волосы в причёску.

– А вот смотрите: этот кружок – Синее озеро, а этот – Орлиное озеро. А эта извилистая нитка – река Таёжная. Тут вот ещё какие-то крестики… Дедушка Марей Гордеич сказал, что, возможно, это обозначены стойбища тунгусских племён.

Ульяна поставила ногу на чурбак и растянула кисет.

Анастасия Фёдоровна, вначале смотревшая на "секрет" равнодушно, придвинулась к Ульяне вплотную и склонилась, разглядывая незатейливую вышивку.

– Марею Гордеичу этот кисет тунгусы подарили. Они дедушку от царских властей укрывали, когда он в бегах был, – рассказывала Ульяна, понизив голос и этим подчёркивая значение своего "секрета".

– А давно этот кисет у тебя?

– С весны. Как раз мы с Алексеем Корнеичем на раскопках работали. Он тогда был какой-то сердитый, неразговорчивый… Я с дедушкой копала, а он сам по себе. Раз как-то разговорились мы с дедушкой о прошлом Улуюлья, он и говорит: "А сейчас, Ульянушка, я тебе передам кисет. Мне его подарил один старый тунгус, когда умирал. Тут, на этом чертеже, будто бы обозначены богатства, о которых только одни тунгусы знали".

– Занятная вещичка! Но зачем же тебе кисет? Марей Гордеич хотел, наверное, чтобы ты его Краюхину передала. Он и курящий и старину всякую собирает.

– Это возможно. А только я обиделась тогда на Алексея Корнеича…

– За что же ты обиделась на него?

Ульяна понурилась, помолчала и, преодолевая смущение, неожиданно для себя призналась:

– Он меня в Мареевку отправлять письмо Софье Великановой посылал.

– Приревновала! – засмеялась Анастасия Фёдоровна. – Ну вот, а говоришь, что никого не любишь. Нет, родненькая, это не такая простая штука – любовь!

Ульяна молча свернула кисет и ушла в палатку, чтобы спрятать его подальше. Анастасия Фёдоровна, посматривая вслед девушке, думала: "Ой, сильно захватил он твоё сердчишко! Несладко тебе будет, если он на твою любовь не отзовётся".

Вскоре Ульяна принялась готовить на костре завтрак. Подошли рабочие, и Анастасия Фёдоровна начала разговор о заданиях на этот день.

Потом мужики отправились своей дорогой, а Анастасия Фёдоровна с Ульяной – своей.

В тот день женщины намеревались побывать у истоков Гремучего ручья. Ульяна давно уже твердила о нём. Она помнила, что именно в этом ручье её отец вылечился от ревматизма. Но пока не был обследован весь берег Синего озера, Анастасия Фёдоровна каждый раз отводила настояния Ульяны.

– Нам, Уленька, не надо с методики сбиваться. Вот обследуем весь берег, тогда начнём выше по ярусам холмов идти.

И Анастасия Фёдоровна, конечно, была права. При таком подходе к делу исключалась всякая возможность пропуска необследованной территории, а ведь только это могло дать полное представление о водоисточниках Синего озера. Теперь эта работа была закончена, и можно было уходить в глубь тайги.

Гремучий ручей на самом деле был тихим и робким, как все ручейки Улуюльской тайги в летнюю знойную пору. Кто его назвал Гремучим – было неизвестно, но, по-видимому, для этого имелись какие-то основания.

– Я думаю, его назвали так в шутку, – высказала своё предположение Анастасия Фёдоровна.

Ульяна с ней не согласилась и привела свои доводы.

– Нет, Анастасия Фёдоровна, название это дано всерьёз. Возможно, весной, когда тает снег, ручей в самом деле становится шальным и гремучим. Смотрите, какая здесь местность! То склон, то перевал… А вернее всего, – помолчав, продолжала девушка, – назван он так потому, что воды и грязи придают ему необыкновенную силу… Гремучий – дающий жизнь, здоровье…

• Предыдущая
• 96/144
• Следующая