Архив - Шваб Виктория - Страница 64

• Предыдущая
• 64/65
• Следующая

Я смотрю, как чернила впитываются в бумагу. Никто не отвечает.

Я спрашиваю снова. И снова. И снова. И каждый раз обнаруживаю пустоту и мертвую тишину. Мое измученное, изломанное тело начинает терзать паника. И чем светлее становятся мои синяки, тем сильнее я начинаю бояться. Я должна была бы все знать. Должна.

На третье утро папа спрашивает про Уэса, и я придумываю какую-то слабенькую ложь. К горлу подкатывает ком. Но вечером третьего дня на моем листке наконец появляется вызов:

Побросав все, я спешу туда.

Сняв кольцо, достаю из кармана ключ Отряда — Оуэн унес мой обычный ключ с собой, в никуда — и вставляю его в замок на двери в свою спальню. Глубоко вдохнув, я поворачиваю ключ налево и выхожу в Архив.

Отдел только оправляется от потерь, большинство дверей остаются закрытыми, но хаоса уже нет. Шум заглох и превратился в ровный низкий гул, как у холодильника. Не успев переступить порог, я уже собираюсь спросить про Уэсли. Но, когда смотрю перед собой, вопрос застревает у меня в горле.

Роланд и Патрик стоят у стола, а перед ними я вижу женщину в эффектном пиджаке цвета слоновой кости. Она высокая, худощавая, с рыжими волосами и сливочной кожей. У нее открытое, приятное лицо. С черной шелковой ленты на ее груди свисает золотой ключ, а на руках у нее пара черных лайковых перчаток. От нее исходит невероятный покой, не вяжущийся с беспокойным гулом поврежденного Архива.

Женщина делает стремительный шаг мне навстречу.

— Мисс Бишоп, — с теплой улыбкой начинает она, — меня зовут Агата.

Агата, главный эксперт.

Та самая Агата, которая решает, подходит ли Хранитель для этой службы, или его стоит уволить. Проще говоря, стереть. Ее лицо абсолютно непроницаемо, но, судя по строгости на лице Патрика и беспокойству в глазах Роланда, дело нешуточное. У меня вдруг складывается впечатление, что комната усыпана битым стеклом, и меня сейчас заставят ходить по нему босиком.

— Спасибо, что явились так быстро, — говорит она. — Я знаю, что вам пришлось через многое пройти, но нам необходимо поговорить.

— Агата, — говорит Роланд. В его голосе слышна мольба. — Мне правда кажется, что стоит оставить это…

— Твоя родительская забота просто потрясает. — Агата едва заметно улыбается. — Но если сама Маккензи не против…

— Я совсем не против, — говорю я, стараясь выглядеть как можно спокойнее.

— Прекрасно, — говорит Агата и поворачивается к Роланду и Патрику. — Вы двое можете быть свободны. Я уверена, у вас еще куча дел.

Патрик уходит, не взглянув на меня. Роланд задерживается, и я умоляюще смотрю на него в ожидании новостей об Уэсли, но он уходит в Архив и закрывает за собой двери.

— У вас было несколько очень нелегких дней, не так ли? — спрашивает Агата. — Присаживайтесь.

Я повинуюсь. Она садится за стол.

— Прежде чем мы начнем. Мне кажется, у вас есть ключ, который вам не принадлежит. Прошу, положите его на стол.

Я замираю. Из Архива я могу выйти только одним способом, и для этого нужен ключ. Я делаю над собой усилие, чтобы достать из кармана ключ дедушки и положить его на стол между нами. Требуется вся моя воля, чтобы убрать от него руку.

Агата одобрительно кивает.

— Вы ничего про меня не знаете, мисс Бишоп, — говорит она, хотя это неправда. — А я про вас знаю. Это моя работа. Я знаю про Оуэна, про Кармен. И знаю, что вы узнали про Архив много всего такого, что должны были узнавать постепенно с течением времени. У вас возникло много вопросов.

Конечно возникло. Кроме вопросов, у меня больше ничего нет. И хотя ее дружелюбие напоминает расставленную западню, я не могу противостоять соблазну и начинаю спрашивать:

— Мой друг был тяжело ранен при атаке одной из сбежавших Историй. Вы не знаете, что с ним?

Она милостиво улыбается:

— Уэсли Айерс жив.

Это лучшие три слова, что я слышала за всю свою жизнь.

— Он был на волоске, — добавляет она. — Еще не вполне восстановился. Но твоя преданность очень трогательна.

Я пытаюсь успокоить разыгравшиеся нервы:

— Я слышала, что это немаловажное качество, если хочешь работать в Отряде.

— Преданность и чистые устремления, — подчеркивает она. — Вы хотите еще что-нибудь спросить?

Золотой ключ поблескивает на ее черной ленте, и я теряюсь.

— Например, — бодрым тоном продолжает она, — наверное, вам интересно, почему мы держим в секрете происхождение Библиотекарей. Почему мы храним столько секретов.

Агата ведет себя слишком просто и непринужденно. Это может быть опасно. Мне всегда хочется понравиться таким людям, как она. Я не должна ей доверять, но киваю.

— В Архиве должен быть постоянный штат, — говорит она. — В Коридорах должны дежурить Хранители. Во Внешнем мире — Отряды. А в Архиве должны работать Библиотекари. Это осознанный выбор, Маккензи. Поймите это. Остается только вопрос времени, когда предоставляется этот выбор.

— Вы ждете, пока они умрут, — говорю я, стараясь убрать обвинительный тон из голоса. — Будите их прямо на полках, когда они не могут сказать «нет».

— Не пожелают, Маккензи. Это большая разница. — Она подается вперед. — Буду с тобой откровенной. Мне кажется, ты этого заслуживаешь. Хранители хотят быть Хранителями и полагают, что поймут, как им работать в Отряде, когда придет время. Члены Отряда хотят работать в Отряде, и считают, что научатся работать Библиотекарями, когда придет время. Мы выяснили, что лучший способ держать людей сосредоточенными — давать им только одну цель, на которой они могут сфокусироваться. Вопрос в том, сможешь ли ты оставаться сосредоточенной, если тебя будет постоянно отвлекать поток новой информации.

Она как будто спрашивает меня, но я понимаю, что моя судьба мне не принадлежит. Она в ее руках. Я — тонкая нить. Оуэна больше нет, как и Кармен. А я здесь. И даже после всего, что случилось, а может, именно из-за этого, я хочу запомнить. Я не хочу, чтобы меня лишили воспоминаний. Не хочу, чтобы Архив вырезали из моей жизни. Не хочу умереть. У меня начинают трястись руки. И я прячу их под столом.

Я могу сделать единственную вещь, хотя и не уверена, хватит ли мне храбрости, но выбора не остается. И я улыбаюсь.

— Мама говорит, не существует вещей, которых не мог бы исправить горячий душ.

Агата мелодично смеется:

— Теперь я вижу, почему Роланд так борется за тебя.

Она встает и обходит стол, ведя по нему пальцами.

— Архив — сложный механизм, — говорит она. — Его предназначение — защищать прошлое. Защищать знание.

— Знание — сила, — говорю я. — В этом все дело?

— Да. Но во многих неверных руках эта сила может служить злу. Может привести к ущербу и расколу. Ты видела, что сотворили эти двое.

Я стараюсь не отводить взгляд.

— Дедушка говорил, что шторм начинается с легкого бриза.

Она встает за моей спиной, и я впиваюсь руками в подлокотники кресла. Раненое запястье начинает болеть.

— Похоже, он мудрый человек, — говорит она, положив руку на спинку кресла.

— Был, — говорю я.

И закрываю глаза, понимая, что время пришло.

Я представляю себе, как золотой ключ вонзится мне в позвоночник, и думаю, будет ли это больно, если из меня вынут смысл моей жизни. Я сглатываю и жду. Но ничего не происходит.

— Мисс Бишоп, — продолжает Агата, — секреты — это неприятная неизбежность. Но их существование оправдано необходимостью. Они защищают нас. И тех, о ком мы заботимся.

Завуалированная угроза едва заметна, но ясна.

— Знание — сила, — подытоживает Агата, и я понимаю, что она стоит уже с другой стороны стола. — Но неведение может оказаться блаженством.

— Согласна, — говорю я и смотрю ей в глаза. — Но, раз узнав, ты уже не можешь вернуться в неведение. Это будет самообман. Можно вырезать воспоминания, но человек уже не будет таким, как прежде. Он будет состоять из пустот. Будь у меня выбор, я бы постаралась научиться жить с тем, что я уже знаю.

• Предыдущая
• 64/65
• Следующая