Упрямица - Марш Эллен Таннер - Страница 66
- Предыдущая
- 66/105
- Следующая
– И не думайте об этом. Серьезные темы совершенно не способствуют пищеварению. – Филипп посмотрел на Рэйвен каким-то рассеянным взглядом. – Мы поговорим обо всем завтра, когда вы немного придете в себя после путешествия. А может быть, послезавтра. Но вы должны пообещать, что останетесь на званый вечер.
– Обещаю, – сказала Рэйвен, опустив глаза. Филипп удовлетворенно улыбнулся:
– Отлично! А сейчас прошу вас попробовать вот это, – добавил он, указывая на блюдо с тушеной бараниной, завернутой в нечто, напоминавшее капустные листья. – Это деликатес родной провинции Хаммада.
Позже, когда Филипп удалился в свой кабинет и слуги вышли, Рэйвен с Дэнни отправились в гостиную – заняться вышиванием. Было совершенно ясно, что Филипп Бэрренкорт не собирался принимать в этой комнате гостей, так как она была для этого не приспособлена. Несколько ламп, стоящих на столиках с изогнутыми ножками, освещали почти дюжину чучел, расположенных вдоль стен. Там были несколько оскалившихся тигров, леопард, горный козел со стеклянными глазами; а также другие породы козлов – таких Рэйвен видела впервые.
– О Господи! – воскликнула она, остановившись на пороге, невольно поднося ладонь к губам и широко раскрыв глаза.
Дэнни устроилась на низенькой дамасской софе, разложив на коленях вышивание, а прямо над ее головой торчали огромные загнутые вверх бивни слона. Рэйвен в полном молчании бродила по этому музею, разглядывая животных. Мерцающий свет ламп отражался в стеклянных глазах охотничьих трофеев Филиппа Бэрренкорта. Дэнни украдкой наблюдала за молодой хозяйкой.
– Как ты можешь сидеть здесь и вышивать? – спросила наконец Рэйвен. – Даже твоя спальня кажется уютнее, чем эта комната.
– Наверняка так оно и есть, – с невозмутимым видом ответила Дэнни.
– Тогда почему ты устроилась здесь? – нахмурилась Рэйвен.
– Мистер Филипп предложил мне расположиться тут. Я заявляю вам, мисс Рэйвен, что ваш кузен Филипп – очень странный.
– Что ты имеешь в виду? – недоуменно спросила Рэйвен, подходя ближе, чтобы рассмотреть сверкающие глаза оскалившегося бенгальского тигра. – За обедом он показался мне очень любезным.
– Но какой-то он… отстраненный, словно не от мира сего, – возразила Дэнни. – Мне кажется, он и половины того, что ему говорили, не услышал.
Рэйвен пожала плечами.
– Наверняка он постоянно думает о делах. Ты же знаешь, какими могут быть мужчины. Даже папа… – Она осеклась, ей по-прежнему было больно вспоминать об отце, особенно сейчас, когда на сердце и без того было невыносимо тяжко от предательства Шарля.
– Ну полно, полно, мисс Рэйвен, – поспешно проговорила Дэнни, заметив блеснувшие в глазах девушки слезы. – Пора уже перестать печалиться. Жизнь ведь продолжается. Я просто уверена, что мистер Филипп отдаст вам ваши деньги и мы целыми и невредимыми вернемся в Нортхэд, не успеете и глазом моргнуть.
– Наверное, ты права, Дэнни, – согласилась Рэйвен, продолжая бродить по комнате.
Странно, но мысли о Нортхэде сегодняшним вечером не приносили обычного утешения. Тупая боль в сердце при любой мысли о Шарле почему-то умаляла значение всего остального. Она все еще не могла поверить всерьез, что той ночью он отправился сразу после нее к этой испорченной девчонке – Беттине Бейтмэн. «Немедленно прекрати изводить себя'» – приказала себе Рэйвен, боясь, что сойдет с ума от боли, если и дальше будет думать об этом ужасе.
– Почему бы вам не сесть рядом со мной и не почитать, мисс Рэйвен? – спросила Дэнни с заискивающей улыбкой, очень обеспокоенная поведением своей юной хозяйки.
Отрешенность на лице Рэйвен слишком напоминала дни, последовавшие после смерти мистера Джеймса. Дэнни поняла что что-то случилось. Но что именно? Она удивлялась и тревожилась, со страхом осознавая, что мало чем может помочь; к тому же Рэйвен молчала о причине своей тайной боли.
– Я, пожалуй, отправлюсь спать, – ответила Рэйвен с мягкой улыбкой. – Я очень устала. Ты уверена, что не будешь нервничать здесь одна?
– Одна? Да разве я здесь одна? А эти все, что глазеют на меня?
Рэйвен рассмеялась и поцеловала Дэнни в морщинистую щеку. Но выходя из комнаты, уже снова была хмурой и задумчивой. Измученная до предела, она страшилась наступающей ночи, зная, что проведет ее без сна, что будет метаться, пытаясь избавиться от боли последней встречи с Шарлем. Быстро раздевшись, она скользнула в постель и погасила единственную свечу, горевшую на столике рядом.
Бамбуковые жалюзи почти не пропускали света, и комната погрузилась в кромешную тьму. Тишина удручала Рэйвен так же, как и одиночество. Невыносимо! Она просто больна Шарлем, она стремится к нему всем своим существом; тело ее томилось от жажды волнующих прикосновений его рук и губ.
Крепко зажмурившись, она старалась прогнать из памяти эти смеющиеся зеленые глаза, но они вновь всплывали перед ней, словно еще не насытились ее муками. Слабость в теле словно издевалась над её попытками убедить себя, что она больше ничего к нему не чувствует. Где он сейчас? – размышляла отчаявшаяся Рэйвен. Зайдет ли, прежде чем окончательно покинет Лахор, или этого не случится? Ведь он сказал, что получил от неё все, что хотел, и больше она ничего для него не значит.
Одинокая слеза скатилась из-под плотно прикрытых век и упала на подушку.
– О Шарль! Почему ты не любишь меня хоть немного? – прошептала она.
– Ради Бога, Дмитрий, ты когда-нибудь прекратишь бесконечное вышагивание по комнате? Ты напоминаешь мне стреноженного быка!
Шарль, ястребиные черты которого еще больше заострились, перешагнул порог гостиной и теперь стоял, широко расставив ноги и раздраженно глядя на своего первого помощника, неустанно метавшегося по шелковому ковру. Было раннее утро, и дверь террасы была открыта настежь; до них доносился шум многолюдных улиц Лахора. Мириады запахов наполнили прохладный воздух: резкий аромат жасмина, кокосового масла, специи, дешевого табака, чеснока; били в нос и запахи верблюжьего и лошадиного пота.
Дмитрий удержался от резкости, видя, что Шарлю достаточно малейшего повода, чтобы взорваться. Он грубо выругался по-русски и вышел из комнаты с горящими от гнева глазами.
Шарль посмотрел ему вслед и вздохнул. Он вышел на террасу и уставился на петлявшую внизу торговую улицу.
Этот вытянутый в длину дом с террасой и балконом, увитыми виноградными лозами, принадлежал раньше какому-то влиятельному набобу, который подарил его впоследствии своему любимому придворному. После оккупации Лахора британскими войсками дом перешел к одному британскому офицеру, которого хорошо знал полковник Бейтмэн. Хозяин был счастлив предоставить дом в распоряжение Шарля и Дмитрия, пока сам он вместе с полком находился на маневрах.
Многое из того, что прежде украшало дом вельможи, все еще оставалось здесь, и Шарль обнаружил коллекцию очень дорогих ламп, драпировок, инкрустированной мебели и бесценных шелковых ковров. Но ему недоставало «Звезды Востока» – ничем не стесненной свободы просоленных палуб. Вот и сейчас он страстно желал почувствовать на лице шаловливый ветерок с запада – пусть бы он принес с собой свежесть и растрепал волосы, а то вдыхаешь тут запах отбросов и перезревших фруктов.
Приманка в виде алмаза «Кохинор» поблекла сама собой; он всю прошлую бессонную ночь пытался найти этому объяснение, но так и не нашел.
Возможно, из-за этой потери интереса к поискам алмаза они теперь плохо ладили с Дмитрием, что случилось впервые за все годы их дружбы. Дмитрий с безграничным энтузиазмом мотался по базарам и встречался с разными темными личностями в не менее темных аллеях, пытаясь собрать все мыслимые и немыслимые слухи и сплетни о местонахождении и нынешнем владельце алмаза. Шарль же большую часть времени проводил в форте Акбар; через адъютанта генерала Боствика он получал все последние сведения о сикхах и пытался вычислить вероятность новой конфронтации с ними. Друзья с трудом выносили друг друга – плачевная ситуация, что ни говори… Их вкусы и пристрастия все больше расходились. Дмитрий предпочитал шататься по базарам и вести задушевные беседы за бутылью дешевого вина; он общался с конокрадами, рыночными торговцами и всевозможными бродягами, ему все средства казались хороши в поисках вожделенного алмаза. Шарлю же нравились тайные встречи с влиятельными персонами, когда восточная хитрость сражается с отточенным европейским разумом, но и эта борьба умов успела ему наскучить.
- Предыдущая
- 66/105
- Следующая
