Кубинский зал - Харрисон Колин - Страница 16
- Предыдущая
- 16/122
- Следующая
И еще одно… Если бы вы сидели в зале вечер за вечером, как сидел я, то в конце концов вы бы заметили, что в определенные дни – примерно раз в две недели – Элисон Спаркс проходит через зал, время от времени останавливаясь, чтобы обменяться несколькими словами с теми или иными постоянными клиентами-мужчинами. Именно несколькими словами – буквально двумя или тремя, сопровождавшимися коротким, едва заметным кивком. Каждый из клиентов выглядел весьма довольным тем, что на него пал выбор. За один раз Элисон разговаривала примерно с полутора десятками мужчин, растягивая этот процесс на час или больше, так что заметить закономерность постороннему человеку было не просто, если только – повторюсь – вы подобно мне не ужинали в одиночестве и если вы не ставили перед собой специальной цели следить за Элисон. Признаться, я испытывал что-то вроде ревности каждый раз, когда она наклонялась, чтобы пошептать что-то очередному клиенту, когда ее алые губы оказывались совсем близко от чужой щеки, а темные глаза, настороженно обежав зал, снова устремлялись на счастливца, словно делясь с ним теплом и скрепляя сделку, в чем бы она ни заключалась.
Приближалась полночь, но предупрежденные ею клиенты, казалось, не спешили вставать из-за столиков, хотя счет за ужин был давно подписан и оплачен.
Наконец, незаметно бросив взгляд на часы и сделав последний глоток вина из бокала, они поднимались и чуть ли не крадучись шли по поскрипывающим половицам в конец вестибюля, где находилась неприметная, маленькая, всегда запертая дверь, которую легко можно было принять за дверцу гардероба или чулана. На двери блестела небольшая латунная пластинка; в «особенные» дни за нее оказывалась заткнута желтая карточка с напечатанной на ней лаконичной инструкцией «Пожалуйста, закрывайте дверь». Карточка означала, что дверь отперта, и клиенты один за другим скрывались за ней, не забывая плотно прикрыть за собой дверь.
Мой стол № 17 стоял в стороне от суеты обеденного зала, и ничто не мешало мне наблюдать за их таинственными передвижениями, однако в те не слишком частые дни, когда маленькая дверца в вестибюле открывалась, из нее не вырывалось ни гомона голосов, ни ярких лучей света. Судя по всему, освещение за дверью было самым обычным, но его источник находился много ниже уровня пола. Вошедшие туда клиенты делали шаг влево и вниз, и на несколько мгновений их подбородки и носы освещались идущим снизу светом, а глазницы, напротив, оказывались в глубокой тени, отчего казалось, будто каждый из мужчин только что нацепил резиновую маску, похожую на негатив собственного лица.
Конечно, мне было очень интересно узнать, что происходит там, внизу. Отличаются ли те, кто входил туда, от прочих – тех, что оставались в большом зале и в баре? Если какие-то различия существовали, то заметить их с первого взгляда было трудно или вовсе невозможно.
Со временем я, однако, подметил, что все, кто спускался в нижнюю комнату, были, без сомнения, весьма состоятельны (как я когда-то); кроме того, держались они так, словно вечер для них только начинался, и кроме обильной еды и выпивки имелось еще что-то, что они могли узнать, выиграть, урвать. Моя адвокатская карьера – теперь уже загубленная – достаточно часто сталкивала меня с людьми подобного типа. Казалось, в их слегка расширенных от возбуждения и азарта зрачках светится уверенность, что Манхэттен есть не что иное, как экзистенциальная машина, способная изменять судьбу, – попадает в нее один человек, а выходит совсем другой. Хорошо одетые, слегка покачивающиеся на каблуках, нервно постукивающие по брючине кончиками пальцев, эти люди были исполнены нетерпения; обладая огромными запасами нерастраченной энергии, они всей душой устремлялись к чему-то новому – и к чему-то большему, быть может даже к чему-то более рискованному и опасному. Их желания, однако, никак не соотносились с сексом – во всяком случае, не непосредственно или не в первую очередь. В городе хватало девочек по вызову, стриптизерш, платных сопровождающих, «фей из бара» и прочих (только плати), но многие из тех, кто входил в маленькую дверь, целовали на прощание в вестибюле своих жен и подружек, обещая вернуться домой через несколько часов. Я, однако, не был до конца уверен, что секс здесь действительно ни при чем, ибо несколько раз замечал очаровательную темнокожую женщину без сопровождающего, которая, держа в руке небольшой голубой саквояж, входила в ресторан и, словно по предварительной договоренности, сразу направлялась к деревянной дверце. Заметив ее, Элисон молча кивала метрдотелю, и женщину впускали.
– Что находится там, внизу? – спросил я как-то одну из официанток, когда вечером на двери снова появилась желтая карточка.
– Вы имеете в виду Кубинский зал? – переспросила она. – Там обслуживают самых важных клиентов.
– По предварительной договоренности?
– Не совсем, но… почти что так.
Мне это показалось бессмысленным. Возможно, впрочем, официантка сама толком не знала, что происходит за маленькой дверцей.
– Что они там делают, в этом зале?
Она пожала плечами:
– Я слышала кое-какие слухи, но я в них не очень-то верю.
– Вы сами когда-нибудь там бывали?
– Я? Нет.
– Нет?
– Туда могут ходить лишь несколько человек из персонала. Ха в том числе.
– Это тот старый китаец, вы, наверное, видели его. Он такой… почти лысый. Подсобник из кухни.
Да, припомнил я, безусловно, я видел Ха – худого, сутулого, с большим кадыком на тощей шее и налитыми кровью глазами. На вид ему было где-то между шестьюдесятью и восьмьюдесятью годами – точнее определить я не смог. Обычно Ха появлялся в зале с разводным ключом или обрезком трубы в руке, и я решил, что он занимается в ресторане мелким ремонтом. Несомненно, он мог иметь доступ в Кубинский зал, но… но я по-прежнему ничего не понимал.
– Могу ли я побывать в Кубинском зале, или это запрещено? – спросил я.
Официантка огляделась по сторонам.
– Туда не всех пускают, – сказала она наконец.
– То ость я не могу просто встать и пойти туда? – продолжал допытываться я.
– В этом случае вас просто выведут.
– Но почему?!
– Потому что Кубинский зал считается закрытым. – Она посмотрела на меня чуть ли не с жалостью, потом добавила, понизив голос еще больше: – Чтобы туда попасть, вы должны, гм-м… иметь знакомства, понимаете?…
Я кивнул. Разумеется, я понимал. И разумеется, никаких знакомств у меня не было. У меня не было ни работы, ни связей; у меня наготове не оказалось даже маленькой, но удобной лжи, в какой мы все подчас так остро нуждаемся.
Было ли предопределено, чтобы я и Элисон Спаркс в конце концов разговорились? Нет. То есть, конечно, да. Несомненно, она чувствовала мой взгляд, пока ходила туда и сюда по залу; точно так же и я ощущал, что она знает о моем приходе, когда бы я ни появился, замечает книги в моих руках, мое одиночество. Мы даже не улыбались друг другу, а просто кивали, безмолвно признавая, что хотя наш интерес носит взаимный характер, время еще не пришло. Поначалу я пытался скрыть, что меня влечет к ней, ибо у меня не было никаких оснований надеяться, что и она испытывает ко мне что-либо подобное. Тем не менее я заметил – Элисон позаботилась о том, чтобы меня за моим столиком № 17 обслуживали как можно лучше, и старался никогда не садиться за другой стол. Все это, разумеется, уже представляло собой своего рода общение, так что весь вопрос заключался лишь в том, кто заговорит первым и когда.
Пока же я украдкой изучал Элисон Спаркс, а так как когда-то я встречался со многими людьми, то и вообразил, будто смогу что-то узнать и о ней. Нью-Йорк открывает немало путей к успеху, однако существует определенная категория молодых женщин, которые пробиваются наверх с помощью тех разновидностей бизнеса (рекламные агентства, еженедельные журналы, агентства недвижимости, крупные рестораны), что слывут нестабильными и требующими слишком больших затрат эмоциональной и нервной энергии. Женщина, принадлежащая к этой категории, собранна, старательна и – в первое время – достаточно скромна, благодаря чему она способна внушить окружающим чувство уверенности и надежности; больше того, она знает, что такие личные качества делают ее весьма привлекательной и что мужчины старшего возраста (старше пятидесяти пяти, если точнее) относятся к ней как к внимательной и почтительной дочери. Не удивительно, что такая женщина процветает – на первых порах. Вскоре она начинает ходить на свидания, но все кавалеры оказываются слишком инфантильными и слабыми, и она расстается с ними без сожаления.
- Предыдущая
- 16/122
- Следующая
