Биосфера (СИ) - Середенко Игорь Анатольевич - Страница 12

• Предыдущая
• 12/38
• Следующая

— Разве что жизнью. Это практика жизни и мой личный опыт, — возразил священник. — Жизнь полная боли и унижений, приводящих человеческую душу в смущение, страх и угнетение. Нет, жизнь не так уж и прекрасна, как ее воспевают поэты. Она грязна и беспощадна, она не имеет состраданий и чувств. Лишь смерть — это благо жизни, ее венец и славный конец, избавляющий человека от страданий, которые подарила ему жизнь. Но, слава Богу, она все же открывает перед человеком ворота спасения. И тот, кто поверит в спасение Божие, тот и спасется. Все люди, по природе своей, грешны. И если посчитать число угнетений и боли души и тела, которые испытывает человек в своей короткой жизни, то лучше бы ему и вовсе не рождаться.

— Вы говорите страшные вещи, отче, — сказал Роберт. — Конечно, жизнь не всегда прекрасна, но и радости и счастье она дарит.

— Счастье. А что это?! — произнес священник, словно начал проповедь перед своими прихожанами, позабыв о споре. — Оно мимолетно, причем настолько, что его и вовсе можно считать равным нулю. Истинное счастье в любви к Богу и верой в его идеалы. Душа бессмертна, а человек смертен. Он есть грех, его тело как форма для души. Душа находится в грешном теле и требует избавления от него путем веры в спасение и искренней любви в Бога. Наш Создатель нарочно поместил душу в тело, чтобы она, помучившись в тяжелой и страдальческой жизни, обрела истинную веру.

— Зачем же, по-вашему, — спросил Роберт, — Бог это сделал?

— Чтобы проверить человека на предмет соблазна различными короткими и эфемерными людскими материальными благами. В мире идей, где пребывает Бог, нет материи, а следовательно, души безгрешны, так как нет соблазна, потому они и вечны, бессмертны.

— Но, ведь, ребенок, рожденный, как вы говорите в материальной оболочке, в образе человека, безвинен. Его душа чиста.

— Это верно. Жизнь проверяет его душу на предмет соблазна и утверждает в ней незыблемую веру. Но жизнь, которую ребенок встретит, настолько отвратительна и гадка, приносящая ему уже с рождения массу боли, что ему в самую пору с первым вздохом подумать о том, что лучше бы ему и вовсе не рождаться. Человек — это самое несчастное создание, что сотворил Бог.

— Но, как же разум, ведь, именно благодаря нашим мыслям и интуиции человек чувствует себя в мире ценностей и…

— Вы ошибаетесь. Молодой человек, именно разум оголил человека, сделал его уязвимым и голым рабом познания, которое никуда, кроме как в ад, дороги не имеет. Поэтому я еще раз говорю, нет ничего прекрасней из всех благ жизни, как смерть. Если бы человек наполнял чашу своей жизни радостной, чистой и светлой водой счастья и добавлял туда, опуская крупицы боли и унижений, скорби и угнетения этой жизни, то осадок, в конце концов, вытеснил бы всю воду из чаши, как песок вытесняет воду.

Этот спор религиозного фанатика веры и человека, признающего лишь познание и науку движущей силы общества, длился еще долго. Спорщиков вконец застал закат, и они обещали еще продолжить свой спор и дружески разошлись. Пока Роберт шел, сумерки сгустились. Под лунным освещением в присутствии многочисленных спутников ночного мрака звезд, Роберт отправился в своё новое жилище, а Льюис младший, сославшись на то, что его помощь нужна отцу, находящемуся где-то в одной из келий церкви, высказал пожелание остаться здесь на ночь, и скрылся в одной из мрачных келий. На следующий день Роберт был в школе, у него был кабинет, расположенный под навесом листьев и веток, стены отсутствовали, не считая нескольких тяжелых бревен по углам, удерживающих легкую крышу. Этот открытый класс примыкал к зданию школы, в которой находились еще четыре, закрытых стенами из глины и веток, кабинета, в которых работали его коллеги — Айне и Льюис младший. У школы имелся небольшой двор, огороженный с одной стороны небольшими кустарниками. Забора вокруг школы, как и у многих строений, не было. Двери также между кабинетами отсутствовали, их заменяли легкие занавесы. Кроме троих преподавателей в школе днем находился сторож. Это был старый мужчина лет пятидесяти, учитывая средний возраст местных жителей. Сторожа и рабочего по мелкой уборке и ремонту в одном лице, звали Чилус. Он был одним из жителей деревни, живущим в уединении; работа в школе для него было единственным утешением в жизни. Этот забавный мужчина бродил по школе, следил за порядком, убирал за детьми после занятий. В основном, он бродил, прихрамывая, вокруг школы и во дворе. Дети, словно крикливые птицы, слетались в школу с разных сторон, наполняя ее детскими криками, беззаботной и озорной веселостью, от которой Роберт немного позабыл о своих прошлых неудачах и приступил к работе с желанием помочь детям. Всю половину утра он пробыл в открытом классе, знакомя детей со знаниями точной науки и логики. По его наблюдениям и первым впечатлениям многие дети сильно отставали от своих сверстников, находящихся в школах Европы и Америки. Об этом он и поделился со своей коллегой Айне в перерыве между уроками, пока дети шумно играли на школьной площадке.

— Уровень их знаний очень низкий, — сказал Роберт, серьезно посмотрев в глаза Айне.

— Я знаю. Преподаватель по математике уволился давно, а новый не приезжал. Он не вынес здешнего климата. Я пыталась преподавать математику, но лишь в тех классах, где я сильна, то есть в младших. На пятые, шестые и седьмые — у меня не было ни сил, ни времени. Дети сильно отстают и в английском. Да дело и не только в этом. Много, пожалуй, одна треть детей не ходит в школу вообще или прогуливают уроки.

— Но почему? — удивился Роберт.

— Я говорила с родителями. Некоторые дети, что постарше: двенадцать, четырнадцать, уже начали работать со своими родителями.

— Детский труд.

— Да, это ужасно. Но без этого им не выжить. В некоторых семьях нет отцов, лишь женщины: мать и бабушка. А семьи большие, вот и приходится им рано приступать ко взрослым обязанностям.

— Ну, а другие? — спросил Роберт.

Айне опустила глаза и прикусила губу, силясь выговорить тяжелую фразу:

— Они боятся.

— Боятся? — удивился Роберт. — Кто? Кого?

— Родители, а теперь уже и дети. Родители их этому учат.

— Чему учат?

— Как бы вам сказать? Да вы сами все поймете. У вас, ведь, с ними следующий урок. Но вы не удивляйтесь, дети в этом классе разного возраста.

— Но чему я должен удивляться? Не говорите загадками, — сказал Роберт.

— Вы всё сами увидите и поймете. А возникнут вопросы, то обращайтесь ко мне. — мягко по дружески произнесла Айне.

Старый Чилус начал трясти оловянный колокольчик, прохаживаясь по школьному двору между детьми, призывая всех зайти в класс и давая понять, что начался следующий урок.

Роберт в большом смущении и неизвестности того, что его ожидает, направился нетвердой походкой в закрытый класс. А Айне пошла в отрытый класс, где вела английскую литературу для шестого и седьмого класса. Льюиса младшего сегодня не было, он, вероятно, трудился в церкви с прихожанами.

Роберт отодвинул ширму, служившую дверью в класс, и вошел. За партами спокойно сидели дети разного возраста от шести до двенадцати лет, как и говорила Айне, за исключением одного момента. Роберт остановился и поначалу не знал, что ему делать. Он был в большом удивлении. Перед ним сидели дети с белой кожей. Это были альбиносы. Пигмент их кожи был необычен, он был такого же цвета, как у европейцев. «Но как?» — подумал Роберт. Он немедленно выбежал из класса и направился к Айне за разъяснениями. Подойдя к ее классу, он тихонько окликнул ее, и она вышла к нему в коридор.

— Что случилось? — спросила Айне.

— Вы правы, я сильно удивлен, — сказал Роберт, немного волнуясь. — Что это все значит?

— Это альбиносы, — пояснила девушка. — Вы видите их впервые?

— Ну! — протяжно начал он, — вообще-то, да. Но дело не только в этом. Почему их так много?

— Это интересный вопрос. Но я не знаю. Возможно, какая-то мутация или изменения в природе. Я сама не понимаю, для меня это тоже загадка.

— Ну, хорошо, поговорим позже, — сказал Роберт, чтобы не отвлекать ее от урока.

• Предыдущая
• 12/38
• Следующая