Великие Цезари - Петряков Александр Михайлович - Страница 90
- Предыдущая
- 90/142
- Следующая
Здесь было средоточие всех торговых путей. Разнообразные экзотические товары прибывали из Малой Азии, Карфагена, Сирии и других стран Востока, чтобы растечься затем из александрийского порта по всему миру. В Александрии было хорошо налажено производство папируса, дутого стекла и других товаров, востребованных во многих странах. Вследствие этого экономика Египта была на чрезвычайно высоком уровне, и поэтому Антоний мог не опасаться, что ему не хватит денег на войну с соперником. К тому же в Риме у него было много сторонников, и он надеялся, что ему удастся переиграть Октавиана и в политических играх. Он не учитывал, что его длительное отсутствие в Италии и молва о его расточительстве в пользу египетской царицы сильно подорвали его былой авторитет. Октавиан этим умело пользовался и всячески разжигал неприятие римлянами его образа жизни и поступков в варварской стране.
Между триумвирами началась холодная война. В личных письмах, а также в государственных эдиктах и прочих документах они обвиняли друг друга в несоблюдении соглашений и перечисляли взаимные обиды. Антоний упрекал соперника в том, что тот без его согласия сместил Лепида, что не поделился сицилийской добычей и землями, что непомерными поборами разорил Италию и прочем. Октавиан в свою очередь винил Антония, что тот не поделился армянской добычей, раздал Клеопатре и ее детям римские владения, что казнил без суда Секста Помпея и так далее. Ну а о том, как они обвиняли друг друга в сексуальных излишествах, мы уже говорили и цитировали часть письма Антония. При этом Марка Антония наш герой «обзывал сумасшедшим, утверждая, что дивиться его писаниям можно, но понять их нельзя» (Светоний). Позиции обоих противников становились непримиримыми, и всем стало окончательно ясно, что войны не избежать.
Для нашего героя ситуация к тому времени складывалась неблагоприятная. В тридцать втором году истекали полномочия триумвиров, а консулами на этот год были избраны Гней Домиций Агенобарб и Гай Созий, его недруги и сторонники Антония. В день вступления в должность, первого января, вновь избранные консулы по традиции делали доклад о положении государства. Они напомнили обещание молодого Цезаря вернуть Риму республиканский строй, когда истечет пятилетний срок Мизенского соглашения с Антонием, который готов отказаться от полномочий триумвира, если Октавиан сделает то же самое и если сенат утвердит его распоряжения на Востоке, в том числе раздачу царств и территорий египетской царице и ее детям. Впрочем, докладчик Созий деликатно замял эту неприятную тему и стал сыпать на голову Октавиана все те, уже перечисленные нами, обвинения, которыми упрекал его соперник. Сенат наверняка принял бы составленное консулами постановление в пользу Антония, если бы не сторонник Октавиана, народный трибун Марк Ноний Бальб, наложивший вето.
Самого триумвира в тот момент в Риме не было, а когда приехал, то созвал заседание сената и явился в окружении солдат и своих сторонников, воссел на курульное кресло между консулами и произнес как бы ответную речь Созию. Он сказал, что все обещания Антония – блеф. Он не собирается возвращаться в Рим и отказываться от власти на Востоке и так далее. А если, паче чаяния, Антоний объявится в Риме и сложит с себя власть, то и наследник Цезаря сделает то же самое. Это изложено Ливием с верноподданническим подтекстом. Он был не только современником Августа, но именно с его подачи написал свою «Историю Рима с начала основания Города», которая служит современным историкам одним из источников. По Ливию получается, что кругом виноват Антоний – именно он хотел единовластия и поэтому развязал очередную гражданскую войну. Если смотреть объективно и анализировать не столько источники, сколько мотивы и психологические особенности того и другого соперника, то, по большому счету, эта война была нужна в первую очередь Октавиану. По многим причинам. Сложение полномочий триумвира для Антония было выгодно, оно полностью развязывало ему руки, в то время как для Октавиана это означало новые осложнения. Лишившись триумвирской власти, он обязан был передать всю власть сенату и консулам либо начинать новый виток борьбы с уже новыми претендентами на власть под республиканскими лозунгами. Антоний имел огромную армию и флот, деньги, власть над всем Востоком, счастливый союз с Клеопатрой, любимых детей и так далее, поэтому ему, пятидесятилетнему, погрязшему в развлечениях и удовольствиях, воевать вовсе не хотелось. К войне его подстрекала римская свита, ненавидевшая Клеопатру и желавшая вернуться домой.
На том заседании сената Октавиан заявил, что не будет препятствовать сторонникам любовника Клеопатры, если они уедут в Александрию. Оба консула и три сотни сенаторов покинули Рим. Антоний мог праздновать победу, ибо теперь законная высшая власть в лице консулов была на его стороне. Но зато те, кто остался, были верны наследнику Гая Юлия Цезаря. Надо сказать, что сенат в то время, разросшийся до тысячи человек (при Цезаре было девятьсот), был довольно разнородным по сословному признаку. Помимо патрициев сенаторами становились вольноотпущенники и, как свидетельствует Дион Кассий, даже рабы. Будучи ставленниками триумвиров, они поддерживали того из них, кому были обязаны своим высоким званием. Те семьсот членов сената, оставшихся верными Октавиану, впоследствии не раскаялись. Восемьдесят три из них стали консулами, и сто семьдесят – жрецами.
Римская знать, бежавшая к Антонию, попадала, однако, из огня да в полымя. Они тут воочию убеждались, что Антоний и Клеопатра – настоящая царская чета. Раболепие двора, беспрекословное, без обсуждений и дебатов, исполнение любого каприза царицы, атмосфера порочного гедонизма – все это убедительно доказывало, что римский гражданин превратился в восточного деспота и вряд ли, вопреки обещаниям, вернет Риму республиканский строй. И весьма многие из римского окружения Антония стали смотреть на происходящее уже другими глазами. Октавиан, похоже, на это и рассчитывал, отпуская сенаторов к александрийскому двору. Самым ярким примером может служить история Мунация Планка. Это имя мы уже упоминали в связи с осадой Перузии. Тогда он был на стороне брата Марка Антония – Луция. После победы в этой войне Октавиана Планк бежал вместе с Фульвией в Грецию. Затем оказался в Александрии и стал приятелем Антония, с которым весело проводил время на пирах, и Веллей Патеркул пишет, что во время этих оргий он даже танцевал в коротком синем платье и с венком из тростника на голове. От Антония Планк получил в управление провинцию Азию. Трудно сказать, что стало формальной причиной его разрыва с повелителем Востока (говорят, что Антоний обвинил Планка в том, что он слишком нещадно грабил Азию), но Мунаций бежал в Рим, к Октавиану. И эта обида на Антония, с которым он был на дружеской ноге, и заставила его стать перебежчиком. Так или иначе, но Планк вместе со своим племянником объявился в Риме и так неистово стал обвинять в сенате своего прежнего господина, что вызвал нарекания даже у цезарианцев. Тот же Веллей Патеркул писал, кстати, что Планк страдал болезнью предательства.
Планк оказал Октавиану весьма важную услугу. Он сказал, что знает, о чем написал Антоний в своем завещании, которое хранится в храме Весты. Содержание этого документа, пересказанное Планком, повергло нашего героя просто в шок. Там говорилось, что законным наследником Цезаря он признает не Октавиана, а Цезариона; что завещает похоронить себя, даже если бы умер в Риме, в Александрии; что его территориальные подарки Клеопатре должен утвердить сенат. Кроме того, ей и ее детям он оставлял в наследство колоссальные денежные суммы. Октавиан сразу понял, какую удачу ему преподнес случай. Если этот документ окажется в его руках и будет обнародован, то политическому влиянию Антония в Риме придет конец. Но компромат хранился у весталок, и, по закону, он мог быть предъявлен народу и сенату только после смерти завещателя.
Хранительницы тайны, следуя обычаю, не захотели отдавать этот обличительный документ. Пришлось прибегнуть к силе. И вот когда вожделенное завещание оказалось в руках молодого Цезаря, оно было публично оглашено. Это вызвало, как и предполагалось, всеобщее возмущение. Это было на руку Октавиану, чем он и воспользовался. Дело в том, что на данный момент у него формально не было никаких властных полномочий. Срок триумвирата, как уже говорилось, закончился, а консулом он мог стать только в будущем году, причем совместно с Антонием. Поэтому ему пришла замечательная мысль о присяге. Подобно тому, как это делают воины, так и все граждане обязаны принести клятву верности перед лицом такой серьезной опасности, как узурпация власти человеком, желающим сделать римлян подданными египетской царицы. В «Деяниях Божественного Августа» сказано: «Поклялась мне в верности вся Италия по своей воле и меня вытребовали в вожди в войне, в которой я победил при Акциуме. Поклялись мне также в верности провинции Галлии, Испании, Африка, Сицилия, Сардиния».
- Предыдущая
- 90/142
- Следующая
