Волчица и пряности (ЛП) - Хасэкура Исуна - Страница 35

– Так; до сих пор это все были эмоции.

– До сих пор?

Пусть Лоуренс и не Хоро, но при виде озадаченного лица Коула ему захотелось обнять мальчугана. Перед ним так легко было держаться уверенно и гордо.

– Я ведь торговец. Я ничего не делаю, если это не может принести прибыль.

– …Вы имеете в виду…

– Ключ ко всему – королевский указ. Если верить словам Хаскинса и суждению Пиаски, этот налог сметет все, чем обладает монастырь. Так вот, для нас это отличная возможность. Я слышал, что перед гигантской волной вода отступает от берега и обнажает морское дно… Как ты думаешь, что это означает?

Коул ответил сразу же:

– Что все сокровища на морском дне тоже оказываются на виду, да?

– Точно. И если там, внизу, вправду есть сокровища, монастырь не сможет скрыть их от нас… и это поможет Хоро достичь своей цели. Ну, конечно, забрать одно из них силой или нет – зависит только от нее.

Коул кивнул и, удовлетворенно вздохнув, сел.

– Совершенно не представляю, как вы стали таким искусным, господин Лоуренс.

Коул, должно быть, имел в виду умение смотреть на вещи под разными углами. Лоуренс лишь молча улыбнулся и пожал плечами; и это не было чем-то наигранным. Будь здесь Хоро, она бы подтвердила. Никто ведь не может по-настоящему лгать самому себе.

– У нас впереди долгая ночь, а огонь так хорошо горит. Коул…

– Да?

– Мне понадобится твой ум.

– Я готов!

Выкрикнув последние слова чересчур громко, мальчик поспешно прикрыл рот руками. Лоуренс тут же достал бумагу и перо и принялся составлять план.

***

Увидеть, как трепещут крылья насекомого, очень трудно, но когда бьет крыльями могучий орел, взмахи можно даже сосчитать. Точно так же предсказать действия маленьких организаций куда труднее, чем больших. А уж если организация загнана в угол, ее действия становятся тем более предсказуемыми.

Но Лоуренсу и его спутникам недоставало знаний. Все, что им сейчас было известно, – что у монастыря крайне тяжелое положение в денежном и политическом плане и что неумелые действия короля истощили его казну. Еще они знали о новом королевском поборе и предвидели, что монастырь его не переживет.

Им по-прежнему было неведомо, какую именно собственность монастырь скрывал. Действительно ли это, как полагал Лоуренс, драгоценная реликвия вроде костей бога-волка? Или же просто крупная сумма денег?

Все это Лоуренс записал на верхней половине страницы, а нижнюю он оставил для перечня вариантов действий, которые могли предпринять он и его спутники. Они могли сообщить кому-нибудь об указе… но кому? Альянсу? Монастырю? А может, лучше хранить молчание? И собирать сведения о костях тоже можно было по-разному.

Казалось, путей перед ними лежит так много и одновременно так мало; то же можно сказать и о том, что им неизвестно. Монастырь находится в столь отчаянном положении, что не переживет очередного налога, и никто не может знать, продолжат ли монахи сопротивляться или же склонятся перед королевской армией, точно покорные агнцы.

Решить проблему собственными силами монастырь не способен. Единственный разумный путь для них сейчас – продуманно обмениваться сведениями с Альянсом и постепенно, мелкими шажками двигаться вперед. Конечно, этот путь опасен, но не безнадежен.

Да, Альянс держит их за горло и как раз сейчас задумывается о том, как бы это горло разорвать; но они все же не наемники, твердо намеренные терзать добычу, пока от нее не останется лишь воспоминание. Альянс знает, как растить хлеб и как собирать богатые урожаи. И они знают, что большой, но разовый доход не так важен, как маленький, но постоянный. Кроме того, они должны убедиться, что на полученных ими землях все достаточно спокойно, чтобы переселение прошло успешно. Поэтому им очень важно, чтобы монастырь жил.

Лоуренс и Коул провели всю ночь, обсуждая все возможности, до каких только могли додуматься, и оценивая, стоит ли каждую из них пробовать. Возможно, им удалось сохранить головы ясными благодаря метели и накатившему перед рассветом морозу; но помогло и то, что Лоуренс был независимым торговцем, хорошо знакомым с мирскими властными отношениями, а Коул не давал ему сбиваться с мыслей.

К тому времени, когда яркие веселые языки пламени в печи превратились в тусклые, маленькие и безмолвные, Лоуренс и Коул пришли наконец к лучшему, по сути лишенному недостатков варианту действий и занесли его на бумагу. Лоуренс представил себе радостное лицо Хоро и удивленное – Хаскинса. План состоял в том, чтобы –

– …

Гордо сообщая Хоро свои выводы, он проснулся. Шуршал огонь в печке, с очень похожим звуком снаружи шелестел снег; затуманенное сознание Лоуренса попыталось понять, сколько же он проспал. Теперь осталось вспомнить тот безупречный план, который он успел ухватить, прежде чем заснул. А, ну конечно… он упал духом, поняв, что все это ему приснилось. Он бы, пожалуй, смог переварить это открытие, если бы только у него на лице не было ясно написано, что ответ он нашел лишь во сне.

– Дурень.

Он спал, положив голову на тот же ящик, на котором писал. Хоро, притулившаяся возле печки, кинула в него это слово, как только он встал. Ее голос звучал чище и приятнее, чем церковные колокола. Лоуренс потянулся, и ему показалось, будто в его шее что-то завязалось кошмарным узлом; должно быть, это от неловкой позы, в которой он спал.

– Ну и дурень…

Наконец он заметил, что на плечи ему были накинуты два одеяла, а Коул свернулся в комочек рядом с Хоро. Отвернувшись, волчица снова и снова обзывала Лоуренса дурнем. Мальчик, похоже, вцепился в ее хвост и не желал отпускать.

Лицо Хоро казалось изнуренным – быть может, из-за того, что оно, еще недавно мокрое от слез, снова стало нормальным, а может, просто она непривычно выглядела в тонком платье без балахона. Да нет, не только лицо – она вся выглядела изнуренной. Как раз когда Лоуренс это осознал, Хоро вздохнула.

– Я так счастлива.

Несмотря на то, что ее слова не очень подходили к выражению лица, они казались более искренними и правдивыми, чем когда она хвалила кусок баранины с восхитительным жирком.

– …Несмотря на то, что в мире столько всего происходит не так, как мы хотим.

Рот Коула был полуоткрыт, дыхания не слышно – он даже не сопел. Если не приглядываться, его можно было бы принять за мертвого. Но когда Хоро ласково погладила его шею, он втянул голову, как от щекотки.

– Боги учат нас делиться с другими.

– Даже если мы делим собственное богатство?

Она спросила это таким тоном, будто ей было совершенно неинтересно. Очень холодная фраза; могло показаться, что, стоит Лоуренсу ответить не вполне подходяще, и Хоро лишь презрительно вздохнет и вообще никогда больше не захочет с ним знаться.

– Даже собственное богатство. По-моему, мне это удалось.

– …

– Я даже делюсь с мальцом уютом твоего хвоста.

На мгновение «сдающееся» выражение возникло на лице Хоро, когда Лоуренс произнес эти слова совершенно серьезным тоном. Потом, улыбнувшись одними уголками губ, она быстро подошла к окну.

– Мое тело все горит, будто его пожирает огонь.

– Это из-за…

Он хотел сказать в шутку «это из-за моих слов», но не смог набраться смелости. Впрочем, даже неоконченная шутка привела Хоро в удивительно радостное настроение. Ее уши затрепетали, плечи затряслись, и она, не поворачиваясь к Лоуренсу, рассмеялась.

– Любое живое существо лелеет мысли о том, чтобы ни с кем не делиться тем, чем обладает. Давненько я так не завидовала тому, что есть у другого. От этого даже на душе легче.

Лоуренс ответил не сразу, чтобы подчеркнуть, что его следующие слова – шутка.

– После всех тех упрямых слов, что ты наговорила, как ребенок, – ничего удивительного, что у тебя на душе полегчало.

Хоро была неспособна наградить лишь пинком того, кто молит о помощи, припав к ее ногам. Даже если ей это доставляло неудобство, даже если это ее злило, она все равно не могла отказать в такой просьбе. Потому-то она и провела те века в Пасро.