Полубес (СИ) - Th. Wagner - Страница 24
- Предыдущая
- 24/52
- Следующая
У кентавра отлегло от души. Новых холмиков там не было с последнего раза, а последний раз был полтора месяца назад.
Арсений продолжал аккуратно идти по едва заметной тропинке, пока они не услышали голоса, крики и вопли. Кентавр остановился. Оба начали вслушиваться. Различить слова было невозможно, но они шли из просвечивающейся вдалеке опушки. Там, за ней, уже нормальная дорога к Косогорам. Арсений это отлично помнил. А в Косогорах, скорее всего, они расстанутся. Навсегда.
«Черт! Дерьмовая судьба! Зачем ты так со мной!» - ощущение наездника ласково прижимающегося к спине, его горячее дыхание, сказанные им слова и этот, казалось бы, бытовой поступок в том проулке – все, что останется в воспоминании свободного кентавра, живущего проституцией.
- Хозяин…
- Да? Ты слышишь эти отборные маты? Меня они тоже как-то настораживают.
И снова Арсений не мог озвучить своего самого заветного сейчас желания. А сможет ли? А нужно ли?
Часть 16
Рано или поздно все хорошее кончается. Это поняли сегодня, наверное, все. Первым, до кого дошла вся эта гениальная истина, был Маркус.
Ранние лучи солнца скользили из-за не завешанных окон в комнату, наполняя ее белым чистым светом. Снег светился, переливался всеми цветами радуги, образуя абсолютно белое сияние. На ветвях надрывно чирикали воробьи, которых в Косогорах было видимо-невидимо, как почтовых так и диких. Слышны были голоса желтопузых синиц, крики ворон, собравшихся посудачить на старом орехе. Слышны мяуканья соек, посчитавшим своим долгом подразнить с самого утра сонных котов.
Лучи яркого, для конца зимы солнца, настойчиво будили Маркуса. Наконец он не выдержал и приоткрыл глаз.
И обмер.
Пушистые лапы.
Он лежал на женщине. Он — кот. Все вернулось на круги своя. Колдовство прошло. Та яркая на новые неведомые ранее ощущения, новые горизонты и планы — все кануло в небытие. Он снова был тем, кем его создала природа и помог господин бес.
Если бы коты умели рыдать от досады и разочарования, он бы сейчас рыдал, громко и долго.
Рухнуло. Вся надежда, которую он лелеял втайне. И женщина, в которую он, наверное, влюбился. Маркус не мог сказать наверняка: любовь ли это? Те ощущения, которые он испытывал рядом с Фиалкой, были настоящими, сильными и до глубины души прочувствованы. А, что делать сейчас? ЧТО? Как после этого жить? Когда она — женщина, а он — кот, не достигающий ей высотой до колена или до сладкой промежности, если встать на задние лапы.
Фиалка спала. На ее губах гуляла улыбка. Лицо светилось счастьем. А он — был готов кричать от нестерпимой боли, которая щемила сердце.
«Почему? Почему она осталась человеком, а я — нет? Почему? Как мне после этого жить? Как?!»
Маркус тихонечко поднялся и спрыгнул с кровати. Бесшумно проскользнул из дому и выскочил во двор. Как только за ним закрылась дверь, он закричал. Это был не кошачий и не человеческий вопль. Это напоминало что-то ужасное, леденящее душу.
Единственные, кто мог ему помочь сейчас — его хозяин и этот, любовничек его, сотворивший из растения женщину. У кота не было ни стеснения, ни страха войти сейчас на половину Стригосуса и молить его о заветном: стать снова человеком.
А еще убить ведьму. Убить эту суку, которая так зло пошутила над ним и скрылась в чертогах Ада с отцом хозяина. На опыте матери Стрижика кот знал, что это тоже не сладкое место. А с учетом того, что бес тот еще подарок, и знает, как страдал его сын, Маркус злобно ухмыльнулся. Для некоторых это было хуже смерти.
Осторожным шагом кот поднялся на второй этаж. За дверью стояла тишина. Маркус отворил двери и с опаской вошел внутрь. Первое что поразило — куча пепла на кухне, запах серы и гари во всем доме, и тишина.
- Етидрен батон... - вырвалось у кота.
Прежде, чем сделать еще один шаг, он помялся, испугано оглядывая так хорошо известное помещение. Потом решил, что если на кухне полный кабздец, то надо проверить спальню. В залу его давно уже не тянуло. Еще с тех пор, когда появился в доме аленький сердцеед.
- Хозяин! - протяжно провыл кот, озираясь по сторонам и толкая двери опочивальни. - Стриженька, голуб мой сизокрылый, ты де? Похоже спалил ты еще одного свого полюбовничка! Говорил я тебе, бабу заведи и жрать всегда будет приготовлено, и убрано, и постирано.
Вернулась и прежняя манера говорить. Вчера, когда Маркус стал мужчиной, и его речь изменилась, став вычурной и правильной, не чета кошачьей. Но все проходит и эта правильная речь в том числе. И надо думать, что делать дальше. И Маркус придумал. Как только переступил порог хозяйской спальни, так и придумал.
* * *
Льющийся мягкий свет и дыхание над самым ухом разбудило Амалию. Потом пришло осознание того, что ее еще что-то беспокоит. Дискомфорт. Тяжелая властная нога, закинутая на бедро, и рука, по-хозяйски сжимающая ее грудь.
Амалия попыталась высвободиться из этих объятий, но рука сильнее сжала ее грудь. Мужчина невнятно и недовольно прорычал. Ведьма грубо откинула с себя руку и ногу, встала с кровати. Голова закружилась. Во рту как… понять, что у нее сейчас во рту творилось, было крайне сложно, а главное противно. Тело ломило, слабость до дрожи в ногах, и кожа местами стянута чем-то засохшим. Воспоминания о бурной ночи настолько яркие, что запечатлелись лишь вспышками.
«Черт! Помыться бы» - пронеслось в голове Амалии. Она попыталась сделать пару шагов, но ноги еще не слушались ее, подкашивались и дрожали. Кое-как женщина начала искать хоть что-то уцелевшее из одежды, но платье было безвозвратно изодрано, а от нижнего белья оставались лишь жалкие лоскутки. Она подняла плащ беса, накинула на себя и отправилась в поисках туалета и ванной.
Искала недолго. Минут десять. А потом еще столько же разбиралась с мудреными механизмами в душе. Вода, как бы не старалась ведьма, была кипяточная. Поэтому понежиться под утренним душем у нее не получилось. Кое-как смыв с себя остатки короткого сна и долгой бурной ночи, раздосадованная она вернулась к мужчине. Тот все еще спал. Обнаженный, прекрасный как... как бог — у нее не поворачивался язык сказать, и она для себя определила: «Как первородный грех».
Он все еще похрапывал, раскинувшись посередине кровати, лежа на спине. Его внушительное достоинство лежало на правом боку и представляло собой, в какой-то мере, прекраснейшее и пугающее зрелище.
«И это было во мне?» - Присмотрелась Амалия, подошла, потрогала одними кончиками пальцев. Ощутила слабый отклик на касание и отдернула руку. Бес довольно и похабно улыбнулся во сне.
- Ну, что ты, детка, возьми его, пососи.
Амалия испугано отпрянула. От резкого движения тупая боль прошла по всему телу. Заниматься сексом с непривычки, с таким орудием как у беса — болезненно, а с учетом того, что его привлекал грубый и жесткий секс — вообще губительно. Женщина простонала, и еще пару мгновений помедлив, все же забралась в постель, свернулась калачиком на ворсистой груди беса и затихла, пытаясь даже дышать неслышно.
Где-то в глубине души нарастала тревога. Она еще не оформилась, еще ничего толком не значила, но чуткое сердечко знало, что это, ни к чему хорошему не приведет. Тревога возрастала, крепла и начинала скрестись в груди острыми когтями.
«Бежать! Надо бежать!» - стучало в голове Амалии. «Куда бежать? Это же Ад. Отсюда можно только через портал. Или с бесом. Надо ждать. Может он меня отпустит? Может сам вернет. А куда вернет? В родительский дом, откуда меня прогнали много лет назад? Или на мою съемную квартиру? Так ее наверное давно уже снимают другие жильцы.»
Надежда таяла и нарастала паника. Вырвавшись из цепей своей глупости, ведьма попала в цепи своей похоти. Нарастала волна истерики, готовая поглотить разум. Амалия задрожала. Теперь идея бежать стала навязчивой и.. женщина бы побежала, если бы властная рука не легла на ее спину и не зарылась пальцами в длинных волосах.
- Предыдущая
- 24/52
- Следующая