Погоня за ястребиным глазом . Судьба генерала Мажорова - Болтунов Михаил Ефимович - Страница 39

Остается добавить, что с 1960 года подавляющее большинство станций стали создаваться как станции ответных помех. Это и самолетные «Сирень», «Герань», корабельные «Гурзуф», наземные «Сапфир», вертолетные «Икебана» и «Смальта».

Станция «Резеда» была удостоена Государственной премии СССР.

Летом 1956 года с директором НИИ-108 адмиралом Акселем Бергом случилась беда. Возвращаясь из служебной командировки из Ленинграда в Москву, он серьезно заболел. У него случился обширный инфаркт. Теряя сознание, Берг успел нажать кнопку вызова адъютанта. Однако врача в поезде не оказалось. Кто-то предложил положить на грудь больного лед. Но где его взять в разгар лета? Все, что могли, наскребли из холодильника, который размещался в вагоне-ресторане.

Тем временем поезд прибыл в Клин. Бергу становилось все хуже. Его спасла местная медсестра. Увидев лед на груди больного, она пришла в ужас, быстро сбросила его, поставила Акселю Ивановичу теплую грелку, горчичники. Берг остался жив, но оправиться от болезни так и не смог. Он покинул должность начальника института.

В конце 1957 года НИИ-108 возглавил полковник Александр Батраков. Новый руководитель был далек от проблем радиоэлектроники и локации. Он оказался артиллеристом и, видимо, пришел в институт, чтобы получить генеральское звание.

Такого же артиллериста, полковника Александра Полякова, он назначил командовать вновь создаваемым филиалом института в Протве. Прежде Поляков был военпредом на одном из оборонных предприятий в Ленинграде.

Новому шефу было скучно в Протве. Поляков не знал, чем себя занять. Попытался хоть как-то ознакомиться с тематикой научного учреждения, которым командовал. Пригласил к себе Мажорова, попросил прочесть несколько лекций по проблемам радиоэлектронной борьбы. Юрий Николаевич с пониманием отнесся к устремлениям начальника: не разбирается командир в тематике, но ведь стремится… Он основательно подготовился, и каково же было его разочарование, когда Поляков заснул на первой же лекции. Позже полковник предпринял еще одну мужественную попытку прослушать лекции, но и она закончилась провалом.

Вскоре, к общему ликованию, начальник филиала нашел себе достойное занятие: приобрел старый трофейный автомобиль. На территорию филиала машину доставила пара лошадей. Поляков поручил заведующему гаражом восстановить автомобиль, да и сам живо интересовался ходом ремонта. В общем, нашел себе достойное занятие.

Главным инженером филиала института в Протве назначили Николая Емохонова. Соответственно, переименовали и сам институт. Поскольку у него теперь был филиал, он стал именоваться центральным, или ЦНИИ-108.

Юрия Николаевича поначалу назначили на должность начальника лаборатории, а вскоре он стал начальником отдела.

Все сотрудники разместились в небольшой гостинице, которая прежде работала при полигоне. Мажоров, Мякотин, Зиничев и Яковлев жили в одной комнате. В соседнем «номере» поселились Бабурин, Герасименко, Гущин, Кутузов, Юхневич. О переезде семей не могло идти и речи: жить им здесь было негде.

С рабочими помещениями дело обстояло еще хуже. Они отсутствовали вовсе. Но деятельность свою предстояло как-то начинать. Решили, что так называемые «лаборатории», разместятся в домиках на полигоне Трясь. Домики эти были построены из досок да оштукатурены изнутри и снаружи. В каждом по четыре небольшие комнаты.

Мажорову с его сотрудниками домика не досталось. Поселили их в здании местной водокачки. Это было солидное кирпичное четырехэтажное здание. На верхнем этаже располагался водяной бак. В подвале стояли насосы, которые качали воду из скважины. На всех трех этажах, где разместился отдел Юрия Николаевича, было сыро и неуютно. Однако ничего лучшего во всей округе просто не найти. Электроэнергия на полигоне отсутствовала. Пользовались дизельным агрегатом. Телефонной связи с Москвой тоже не было.

Вскоре филиал стал расширяться. Из института в Протву откомандировали подполковника Мельченко. Прибыли и более молодые офицеры — майоры Русаков, Корнев, капитаны Случевский, Шилов, старший лейтенант Денисов.

Приехали инженеры-выпускники Таганского политехнического института — Луговский, Стаховский, Гринев, Александров, Князева, Курочкин.

Тем, кто приехал в Протву из Москвы, разрешали на выходные покидать филиал и проводить воскресный день с семьями. В понедельник «москвичи» собирались у института. Их забирал автобус, следующий в Протву. А дальше — 125 километров от столицы по дороге на Калугу. Путь лежал через Подольск. Киевское шоссе тогда было асфальтировано только до Наро-Фоминска. Дальше шла грунтовая дорога, которая размокала в дождь, и проехать по ней было крайне проблематично.

На середине пути стояла деревня Лукошино. Автобус делал остановку, все шли на обед в колхозную столовую. Столовая была знатная, здесь наливали «по двести грамм» и предлагали соленые грибочки на закуску. Надо сказать, сотрудники НИИ любили эту остановку.

После обеда — вновь в путь. Впереди деревня Воробьи, село Белоусово. В центре села дорога делала поворот на Трясь, потом автобус въезжал в районный центр Угодский Завод и дальше сворачивал на Протву. Поскольку коллектив был практически мужским, вечером все собирались «за рюмкой чая». В субботу сотрудники совершали поездку в обратном направлении.

Позже, когда однокурсник по академии Сергей Мякотин продал свой мотоцикл и приобрел автомобиль «Москвич-401», они вместе с Мажоровым добирались до Москвы на машине. Более того, Мякотин нередко давал порулить Юрию. Освоив вождение и сдав на права, Мажоров и сам стал искать, где купить автомобиль. Вскоре ему подвернулся «Москвич-407», который продавали после небольшой аварии. Кое-что Мажоровы собрали сами, влезли в долги, но машину купили.

Многие годы Юрий Николаевич вспоминал потом, как, обливаясь холодным потом, он впервые въезжал в Москву.

В филиале ЦНИИ в Протве была начата научно-исследовательская работа по программе, получившей условное наименование «Ласточка». Что же это за программа? Дело в том, что к середине 50-х годов бурное развитие получили новые средства управляемого оружия. В первую очередь, крылатые ракеты с самонаведением на цель. Эти ракеты с помощью самолета-носителя доставлялись в заданный район. После радиолокационного захвата цели, их сбрасывали, и они продолжали движение самостоятельно. Важно было то, что самолет-носитель не заходил в район действия ПВО противника.

Постоянно этими проблемами занимался НИИ-2 в городе Калинине. Именно специалисты института упорно доказывали руководству Минобороны, что управление крылатыми ракетами устойчиво к помехам и вывести его из строя практически невозможно. Разумеется, это было совсем не так. Но, как говорят, каждый кулик свое болото хвалит.

Однако в руководстве Минобороны тоже сидели не дураки, и они решили на практике проверить помехоустойчивость управления крылатыми ракетами.

В начале мая 1958 года Емохонова и Мажорова вызвал к себе главный инженер Брахман. Сообщил, что перед институтом поставлена задача провести испытания помехоустойчивости системы К-20 в реальных полевых условиях.

К тому времени у нас в стране разрабатывалось две системы управления крылатыми ракетами. Первая, как раз та самая К-20, создавалась для самолета Ту-16. Ее главным конструктором был подполковник Виталий Шабанов. Предполагалось, что система станет универсальной, как для работы по сухопутным, так и морским целям. В данном случае, на самолете размещался мощный радиолокатор, и управление было помехоустойчивым.

Вторая система К-10, создавалась для военно-морского флота. Разрабатывал ее капитан 1 ранга Сергей Матвиевский. Здесь радиолокатор устанавливался на самой ракете.

Словом, Мажорову достался комплекс К-20. Что это означало для его отдела? Очередную вводную — в весьма короткий срок, в течение трех месяцев создать специальную помеховую аппаратуру; вывезти ее в Астраханские степи и принять участие в полевых испытаниях.