Проконсул Кавказа (Генерал Ермолов) - Михайлов Олег Николаевич - Страница 41

• Предыдущая
• 41/110
• Следующая

Напрасно русский посол в Париже князь Куракин требовал разъяснений от министра иностранных дел Франции Маре – тот не давал ему ответа. Прусский посланник избегал его; посол Австрии князь Шварценберг, издавна с ним дружный, уехал из Парижа, не сказав ему ни слова. Объяснение было простым. 2 марта Австрия заключила с Наполеоном союзный договор, по которому выставляла в помощь французской армии тридцатитысячный вспомогательный корпус. В случае удачной войны против России Наполеон, скрепивший свои отношения с этой страной женитьбой в 1810 году на австрийской эрцгерцогине, обещал новыми землями вознаградить венский двор за участие. Главнокомандующим корпусом назначен был князь Шварценберг.

Число неприятельских войск, скапливавшихся у западных границ России, достигало шестисот тысяч строевых, а с чиновниками, денщиками, ремесленниками и вообще нестроевыми – семисот тысяч. В армии находилось до ста восьмидесяти тысяч лошадей и тысяча триста семьдесят два орудия, в том числе сто тридцать осадных. В многочисленном этом воинстве участвовали все народы континентальной Европы, за исключением шведов, датчан и турок. Оттоманская Порта была потрясена капитуляцией своей армии под Слободзеей; королевство Шведское, наследным принцем которого стал в 1810 году французский маршал Бернадот, обрело вопреки всем ожиданиям Бонапарта миролюбивого руководителя, почитавшего прочную дружбу с Россией.

Армия Наполеона была уже у Вислы. Разные отряды и команды из-за обширности пространств, по коим шли они к пределам России со всех концов Европы, от Пиренейских гор и Неаполя, с запозданием присоединялись к великой армии, пополняя корпуса, стоявшие от устья Вислы до Карпатских гор.

С трепетным ожиданием взирали народы Европы на возгоравшуюся брань. Они желали ее и вместе с тем страшились, ибо война эта должна была либо освободить их от чужеземного ига, либо довершить всемирное владычество завоевателя. Покорение Наполеоном России стало бы преддверием к величайшим изменениям. На полях нашего Отечества надлежало решиться вопросам о будущем множества государств: должно ли каждое из них управляться прежними законами или уложениями Бонапарта? иметь ли каждому свою монету, меры, вес или принимать то, что введено во Франции? отправлять ли торговлю путями, начертанными взаимными потребностями народов, или подчинить себя самоуправству французских таможенных постановлений? быть ли государствам самостоятельными или всем европейским странам превратиться в одно общее государство, с общей столицей – Парижем? оставаться ли прежним владетелям на своих престолах или уступить их родоначальникам новых династий – маршалам Наполеона и корсиканским выходцам?

Наполеон и его полчища не сомневались в победе, обрекали уже мысленно Россию на верную гибель, дробили и делили ее в своих помыслах и смотрели на поход как на торжественное шествие в Петербург и Москву. Неприятельские войска час от часу все более скоплялись на Немане. О беспрестанном умножении их и приготовлениях к переправе показывали лазутчики, беглецы, наконец, и русские передовые цепи. В ночное время слышны были с русского берега движение войск, бряцание сабель, топот и ржание лошадей, крики погонщиков. Со 2 июня 1812 года вообще прекратилось всякое сообщение с противоположным берегом Немана.

10 июня в Гумбине Наполеон продиктовал следующий приказ: «Солдаты! Вторая война Польская началась. Первая кончилась под Фридландом и Тильзитом. В Тильзите Россия поклялась на вечный союз с Францией и войну с Англиею. Ныне нарушает она клятвы свои и не хочет дать никакого изъяснения о странном поведении своем, пока орлы французские не возвратятся за Рейн, предав во власть ее союзников наших. Россия увлекается роком! Судьба ее должна исполниться. Не почитает ли она нас изменившимися? Разве мы уже не воины аустерлицкие? Россия ставит нас между бесчестьем и войною. Выбор не будет сомнителен. Пойдем же вперед! Перейдем Неман, внесем войну в русские пределы. Вторая Польская война, подобно первой, прославит оружие французское; но мир, который мы заключим, будет прочен и положит конец пятидесятилетнему кичливому влиянию России на дела Европы».

Приказ был разослан не по всей великой армии. Наполеон запретил отдавать его в двух вспомогательных корпусах – австрийском и прусском. Он справедливо полагал, что восторженные слова его не произведут желаемого действия на союзников, в искренности которых он сомневался…

На следующий день передовые неприятельские разъезды в разных местах были уже на самом берегу Немана. Вдруг к одному из них на всем скаку запыхавшихся лошадей подъехала сопровождаемая двумя всадниками карета и остановилась посреди биваков польского конного полка. Из кареты вышел Наполеон с начальником главного штаба Бертье. Оба сбросили с себя мундиры. Наполеон надел сюртук и фуражку польского полковника и вместе с Бертье, тоже переодевшимся, поехал в направлении Ковно, от коего биваки были расположены в одном пушечном выстреле. Он сошел с лошади и долго осматривал окрестность, а потом приказал навести к вечеру три моста на Немане между Ковно и Понемунями.

На всем этом пространстве, почти возле самого Немана, стояли пехота, конница и артиллерия в густых необозримых колоннах. Запрещено было разводить огни и велено хранить величайшую тишину, чтобы никакой бивачный дым, никакой шум не выдали бы присутствие неприятельских сил на рубеже России. Солнце село, наступила темнота, и Наполеон прибыл к Неману руководить переправой. При нем спущены были на воду понтоны, и триста поляков 13-го полка отчалили от берега на лодках. В несколько часов навели мосты, и после полуночи, 12 июня, они заколыхались под тяжестью полчищ, и сотой доли которых не суждено было воротиться на родину, увидеть отеческий кров.

Радостно смотрел Наполеон на переправлявшиеся войска. Потом и он переехал на русский берег. Проскакав верст пять по сыпучему песку и еловому лесу и не найдя никакого следа русских войск, завоеватель воротился к Неману. Пошел проливной дождь.

Так началась война, превзошедшая все, какие доселе освещало солнце.

Читаем в летописях наших, что перед вторжением татаро-монголов в Россию солнце и месяц изменяли вид свой и небо чудесными знамениями как будто предуведомляло землю о грядущем горе. Так было и накануне Отечественной войны 1812 года. Хвостатая звезда явилась в небе. И, как в древние времена, кликуши и юроды вещали с папертей о пришествии апокалиптического зверя, или антихриста. Простолюдины, глядя на бродящую в небесах комету и огромный хвост ее, говорили: «Пометет беда землю русскую!»

Все были в ожидании событий чрезвычайных. Только и слышно было о наводнениях, вихрях, пожарах. Киев, Саратов, Астрахань, Брянск, Рига, Архангельск, Кронштадт гибли от огня, дым пепелищ их мешался с дымом горевших лесов и земли. Общая молва приписывала бедствия сии рассылыцикам Наполеона. Министру полиции Балашову и его полицеймейстерам прибавилось хлопот. В некоторых местах – например, в Подольской губернии – были пойманы шайки поджигателей. В Смоленске, Могилеве, Севастополе ловили французских шпионов, которые осматривали и описывали Россию, выдавая себя за учителей, лекарей, художников.

Трудно представить себе степень нравственного могущества Наполеона, действовавшего на умы современников. Имя его было известно каждому и заключало в себе какое-то безотчетное понятие о безмерной силе. Одна Россия сдерживала стремление к мировому господству надменного полководца. Остановка в торговле, затруднение в сбыте товаров за море, препятствия в денежных оборотах справедливо считались следствием военных неудач и необходимостью угождать Наполеону. Роптало оскорбленное самолюбие великой державы, издавна оглашаемой одними победными кликами. Деятельные меры, принимаемые правительством для подготовки к отражению врага, встречались одобрительно; рекрутские наборы производились с небывалым воодушевлением.

• Предыдущая
• 41/110
• Следующая