Цветущий бизнес - Милевская Людмила Ивановна - Страница 28

• Предыдущая
• 28/60
• Следующая

— Видите? Видите, что творится? — гневно вопросил он, не вытаскивая колбасы из зубов. — С четырех часов сижу здесь, как идиот, жду родную жену, усталый, голодный, в доме ни крошки хлеба и пустой холодильник. Сказала бы что надо, я бы давно привез, а как ей дашь, так пропадут вместе. Это можно было бы понять, но совсем не хватает нервов, а кто не бывал в таком дерьме? Это ж каждому ясно, тем более когда такое, что и сам не пойму! — и он беспомощно развел руками, по-прежнему не выпуская изо рта колбасы.

— Что случилось? — удивилась Иванова. — И почему ты заговорил, как Черномырдин?

— Действительно, действительно, — поддержала ее Катерина. — Почему ты так заговорил?

— Потому что жрать хочу, а украсть негде! — ответил Виктор и обратился к нам: — Теперь вам ясно, почему я не хочу давать ей денег?

Мы с Ивановой очень прочувствованно ответили хором:

— Ясно!

— Никому ничего не ясно, — на всякий случай возразила Катерина, но лучше бы она промолчала.

Виктор побелел, кусок колбасы выпал на пол и все началось сначала. Мы с Ивановой изрядно устали и были голодны не меньше Виктора, поэтому в скандале принимать участие не захотели. Пока эти сумасшедшие бегали по столовой, грозясь друг из друга сделать то бульдога, то персидского кота, мы с Ивановой разбирали сумки и ушли в это дело с головой.

— Нарежем буженинки? — интересовалась я.

— И почисть селедочку, — не возражала Иванова.

Когда до Виктора дошло, чем мы так увлеченно занимаемся, он успокоился, перенес разборки на более подходящее время и, давясь слюной, подключился к нам. Катерина тоже мешкать не стала. Она надела фартук и энергично взялась за дело. Через пятнадцать минут мы дружно работали челюстями и ни о каких ссорах не могло быть и речи.

— Надо посоветовать Алисе, — шепнула я Ивановой, подцепливая на вилку селедку, — написать реферат о роли буженины в семейном микроклимате.

— Твоя Алиса хреновый психолог, — расправляясь с приличным куском балыка, возразила Иванова. — Посоветуй лучше Нелли.

— Нелли не лучше, — пошла я на спор, собираясь выдвинуть неопровержимый аргумент, но в этот момент взгляд мой упал на сервировальный столик, стоящий рядом.

На нем лежал “мобильник”, оставленный утром Людмилой. Я толкнула Иванову в бок и спросила, кивая на “мобильник”:

— Он что, все время был здесь?

Иванова несла в рот вилку с горой корейской морковки, да так и застыла, не закрыв рот. С минуту в ней шла сложная работа мысли, после чего она выстрелила вопрос:

— Виктор, мне никто не звонил?

— У-у, — промычал Виктор.

— “У-у” — да, или “у-у” — нет? — уточнила я.

— “У-у” — нет, — пояснил Виктор, усилием воли сглатывая кусок, который без нашей прилипчивости жевал бы еще минуты три.

Иванова запаниковала.

— Говоришь, что пришел в четыре? И никто не звонил? Ты все время был дома?

— Да, рыскал по пустым кастрюлям.

Иванова растерянно посмотрела на меня.

— Когда мы уехали?

— Около одиннадцати, — ответила я, недоумевая из-за чего переполох.

Ведь сама же хотела избавиться от телефона, поручала его Катерине, а теперь в такой панике.

— Я дала “мобильник” тебе, почему ты его не взяла? — напустилась она на Катерину.

— Людмила Петровна, вы же хотели оставить его здесь, так здесь он и остался, — невозмутимо ответила Катерина.

— Я хотела, чтобы ты отвечала на звонки, а теперь даже не знаю звонили мне или нет. Виктор, ты точно с четырех дома?

— Даже с половины четвертого. Эти часы спешат, — он кивнул на дурацкую кукушку, висящую над входом в столовую. — Пришел с работы пораньше, хотел порадовать жену. У-у! Язва желудочно кишечная, — беззлобно замахнулся он, но тут же увлекся своей тарелкой, точнее тем, что на ней лежало.

— Это ужасно, — потерянно прошептала Иванова. — Пять часов телефон был один. Бог знает кто мог позвонить мне за это время.

— Кому надо, тот позвонит еще, если ему, конечно, сильно надо, — не без ехидства сказала я, потому что не дура, и сразу сообразила в чем тут дело.

Иванова опять поругалась со своим Моргуном; он там пьет преспокойно, а она, чокнутая, нас здесь изводит допросами.

Мне стало обидно. Раз в жизни Иванова поступила как человек и хорошая подруга: бросила свои дела и взялась заниматься моими, но тут же выяснилась тому настоящая подоплека. Оказывается ей просто не терпелось помириться с Моргуном, поэтому она и ухватилась за мой дом, вот, мол, настоящая причина с которой можно подъехать, не роняя своего достоинства. Стояла бы перед Моргуном с неприступным видом, давая понять, что если бы не беды подруги, в жизни бы к нему не подошла. Он, как и все мужчины, слабак, увидев Иванову, вспомнил бы, что жить без нее не может, и в их дружбе снова мир, а мне фиг, потому что вряд ли Моргун сразу побежал бы искать хозяина шестисотого “Мерседеса”. В обнимку с Ивановой он пошел бы обмывать новый приступ своей любви.

Руки мои сами собой потянулись к бокам.

— Та-ак, Иванова! — грозно сказала я. — Ты покушала?

— Ну да, а что? — удивилась она.

— А то, что пойдем поговорим.

И мы (под любопытными взглядами жующих Виктора и Катерины) отправились в мою комнату. Там я тонко повела допрос и, как орех, расколола Иванову.

— Ну да, Витька с Катькой так заразительно ругались весь день, что завели и нас, — призналась она. — Сначала мы их мирили, а потом я с дуру припомнила кое-что и Ефиму. Он тоже кое-что сказал, а тут еще с похмелья голова вот такая, и оба злые. Слово за слово, он выскочил из дома. Я не пошла за ним. Видимо уехал электричкой или на попутке. Вчерашний вечер я не сильно переживала, — уверена была, что утром позвонит. Потом ты на мою голову свалилась, а утром он не позвонил. Я разозлилась и решила его проучить, тоже исчезнуть.

— Как исчезнуть? — изумилась я ее непоследовательности. — Мы же собирались ехать к нему.

— Это в том случае, если он хороший и сидит дома или на кафедре. А если не сдержал слово и празднует с алкашами, то пусть поищет меня.

Ну, Иванова! Ну разве это не смешно?

— Не ожидала от тебя такой наивности, дорогая, — рассмеялась я. — Если забился и празднует, так уж точно искать не станет. Давно про тебя забыл. Так что напрасно дергаешься, никто тебе не звонил.

Мука отразилась на ее лице, и я пожалела о своих словах, но было поздно: Иванова уже кусала губы, пытаясь загнать слезы в глаза. Но глаза не желали принимать слезы обратно, и они стекали по ее впалым щекам крупными каплями.

— Будь он проклят, скотина, — стиснув зубы, шипела Иванова. — Всю душу мне, гад, вывернул, все жилы вытянул. Уже высохла вся, а ему хоть ты кол на голове теши — все плевать.

Страдания эти были так нехарактерны для Ивановой, что я растерялась. Если бы она сбросила с себя всю одежду и осталась стоять голой — было бы и то приличней, чем тот крик души, которым она меня оглушила, да еще и без примеси мата. Полнейший завал. Я застыла в нерешительности. А что делать? Успокаивать? Или молчать? Опасно и то и другое.

Иванова, вдруг, сорвалась с места.

— Все, уезжаю! Сегодня же уезжаю в Москву к чертовой матери! Командировка закончилась, пусть хоть сдохнет скотина! Сколько можно с ним возится! Будто мне это нужно одной! Пусть сдохнет со всей своей сволочной семейкой!

Перед глазами мгновенно встала свеженькая мордашка Верочки.

— А семья-то здесь причем… — начала я и осеклась. — Господи, действительно нельзя пить. Бог знает что творится с мозгами.

И тут-то меня осенило: я окончательно осознала как плохо у меня стало с мозгами. Память напрочь отшибло. Правильно тащила меня Иванова к профессору Салтыкову. Еще немного, и я сама пойду к нему. Мало того, что я напрочь забыла о смерти Верочки, так еще и не смогла оценить обстановку. Если Иванова вчера не выезжала с дачи, а сегодня весь день провела со мной, значит она совершенно не в курсе.

— Людмила, — инфернальным голосом простонала я, — только не падай в обморок, семья Моргуна стала на одного человека меньше.

• Предыдущая
• 28/60
• Следующая