Далеко от Москвы - Ажаев Василий Николаевич - Страница 33

• Предыдущая
• 33/164
• Следующая

Человек маленького роста, Темкин почти не виден был из-за трибуны. Поглаживая светлые редкие волосы по обе стороны ровного пробора, он жаловался на Ефимова, начальника своего участка. Говорил Темкин странно — тихим, едва слышным и каким-то шерстящим голосом:

— Все подмял под себя начальник. День и ночь кричит, беснуется. Никому не доверяет, хочет все охватить самолично. Никто ему не указ. Распоряжение о переходе на левый берег он выполнил по-своему: послал рабочих, а сам со своей конторой и всеми бытовыми предприятиями остался на старом месте. На партийную конференцию не поехал: некогда ему, разве оторвешься от дел? Что с человеком стало? Я с ним до войны работал — совсем другим был, жили мы душа в душу. А сейчас ругаемся беспощадно.

— Представляем себе, как это у вас выходит: он, наверное, кричит, а тебя не слышно! — крикнули из зала.

Залкинд не удержался от улыбки, хотя к словам Темкина отнесся по-серьезному. Он знал Ефимова по работе в Новинске, и темкинский отзыв неприятно поразил его.

«Срочно побывать на участке Ефимова», — записал парторг для себя. Такими заметками был испещрен делегатский блокнот Залкинда. Каждое выступление рождало все новые и новые мысли. «Какая сложная махина, эта стройка», — с беспокойством и одновременно с удовлетворением отмечал про себя Залкинд и приходил к выводу, что надо просить крайком и Москву освободить его от обязанностей секретаря горкома. Дальше совмещать работу было невозможно.

Два дня работала конференция. В заключение делегаты приняли письмо к товарищу Сталину — они давали слово коммунистов, что выполнят в срок правительственное задание по укладке дальневосточного нефтепровода.

Потемневшая, почти черная дорога пролегала по белой глади Адуна. Груженые машины через каждые десять минут скатывались с наезженного крутого берега на лед и быстро исчезали за поворотом.

Пользуясь хорошей погодой, со Старта усиленно вывозили на трассу продовольствие и материалы. Со всего края непрерывно прибывали группы рабочих — их тоже надо было перекинуть на трассу до первых буранов.

Предстоял выход очередной партии строителей на дальний участок — на пролив. Людям нужно было покрыть расстояние в несколько сотен километров. Батманов поручил их отправку Ковшову, Либерману и Родионовой. При этом было сказано решительно: они отвечают за сохранность каждого человека. Рано утром они втроем пришли на Старт.

В просторном бараке от двух раскаленных железных печей — нестерпимая жара. Ярко светила огромная электролампа, подвешенная на шнуре под деревянной крышей. В помещении шум голосов. Колонна в триста человек готовилась в путь. Ольга Родионова — в цигейковой шубе и пушистом сером капоре — осматривала людей: как обуты и одеты. Фельдшер снабжал каждого вазелином на случай обморожения.

Возле барака Либерман придирчиво проверял снаряжение колонны, погруженное на две автомашины — продовольствие, походные кухни, запасное обмундирование, личные вещи рабочих. Нерасторопность, неполадки! Он ругался с десятником Гончаруком, возглавлявшим колонну, — высоким, сумрачного вида человеком с густыми черными бровями и синеватыми после бритья щеками.

— Откуда же мне знать, что вы собирались дать нам еще и рыбу! Сами не уследили, а теперь бранитесь, — нервничал Гончарук.

— Маменька родная, нельзя человеку слово сказать! Вы должны требовать. Чем больше потребуете, тем больше вам дадут — есть такой закон природы.

Ковшов отозвал Гончарука и вместе с ним обошел отъезжающих, проверил их по спискам, записал поручения. Здоровенный детина, тракторист Ремнев, расспрашивал, куда они едут, сколько времени пробудут в пути — это интересовало всех.

— Участок у вас самый дальний и трудный, — говорил Алексей. — Продвигаться будете от участка к участку. Где позволит дорога — на машине, где на своих двоих. Обманывать не хочу: и в дороге, и на месте придется, конечно, немало перетерпеть.

— Трудностей не боимся, сынок, ко всякому лиху привычны, — отозвался сутулый и на вид очень сильный старик, землекоп Зятьков. — Только бы пошустрей добраться до этого пролива. Важно осесть на месте и вцепиться в работу, остальное придет само собой.

Ольга спорила с маленьким, широким в плечах человеком.

— Не могу пустить вас, вы простужены, — говорила она спокойно, но настойчиво. — Сляжете в дороге. Лучше переболеть здесь. Ничего страшного не произойдет, если вы задержитесь на три дня.

— Ничего не сляжу,— наступал на нее человек. — Зачем мне болеть? Я здоров, как коров. На кашель не смотри, он у меня всегда, он от дыма, я курячий.

— Не будем возвращаться к этому. Я вас не могу пустить, — решительно сказала Родионова и пошла дальше.

Человек опередил ее и загородил дорогу, став прямо перед ней. Разгоряченный, он снял шапку, обнажились большие уши и торчащие вихрами черные жесткие волосы.

— Будем возвращаться! Я тут скорей больной буду. Для меня без работы сидеть — собака-жизнь. Меня на стройка сам Дудин посылал, секретарь крайком партии. А ты болеть велишь! — Он все больше сердился. — Почему ты такой бездушный, доктор? Не могу я отстать от товарищ. Вместе все хотим быть. Седьмого ноября хотим уже на участка быть, план свой выполнять хотим. И так время теряем. Должен ехать. Не мешай.

— Я вам хорошего хочу, не плохого, — уговаривала Родионова.

— Не надо мне такого хорошего, пусть будет плохо.

Готовые к походу люди прислушивались к спору и посмеивались.

— Пустите вы его, ничего ему не сделается! — попросил Ремнев за товарища.

— Это Умара Магомет, сварщик. Не пускаю его, он простужен. Скандалит, — сказала Ольга подошедшему Ковшову.

— Пустяк, ничего не болит, ничего не простудился. Скажи ей, товарищ инженер, пусть не мешает. На фронте из-за насморк или кашель от боя не освобождают.

Умара насел уже на Ковшова, ловя его взгляд маленькими блестящими глазками. Алексей придирчиво осмотрел сварщика, тепло одетого в новое ватное обмундирование.

— Не держите его, пусть едет под мою ответственность. Если разболеется, я его вылечу, когда приеду на пролив.

— Вот спасибо, инженер! Никогда не забуду. Ай спасибо! — закричал Умара Магомет, легко подхватил мешок с вещами и первым кинулся на посадку.

Люди разместились в десяти крытых грузовиках-фургонах. Перед самым отправлением колонны подкатил на легковой машине Залкинд. Он был в тулупе и меховых унтах. Как выяснилось, парторг собрался на третий участок. Его сопровождал Темкин. Залкинд отправил свою машину в гараж и забрался вместе с Темкиным в один из фургонов к рабочим. Тяжелые автомашины неторопливо покатили по льду. Умара Магомет высунулся из фургона и крикнул Ольге:

— Доктор, эгей! Приезжай, пожалуйста, на участок, ко мне в гости. Рад буду! Посмотришь на мой сварка, погреешься. На мой здоровье посмотришь. Приезжай, ждать буду!

Алексей и Ольга, словно повинуясь призыву Умары, немного прошли за машинами. Ольга казалась сумрачной. Алексей постеснялся ее расспрашивать; с того памятного вечера он не виделся с ней.

— Мне нужно поговорить с вами, — неуверенно сказала Ольга, подняв на него свои большие печальные глаза. В капоре с длинными наушниками она казалась большой девочкой. — Очень нужно поговорить.

— Хорошо.

— Вы нас забыли. Серафима не раз уж вас вспоминала. Она и Беридзе — как няньки. У них обоих материнская потребность кого-нибудь опекать. Я вас тогда напугала, поэтому вы не приходите, да? Вы не бойтесь меня. — Насмешливые искры мелькнули в ее глазах. — Я буду вас ждать.

Она улыбнулась и прибавила шагу. Немного озадаченный, Алексей пошел искать Филимонова, но Ольга окликнула его.

— Алексей Николаевич, вы простите меня. Я не в своей тарелке и говорю не то, что хочу. Мне нужна ваша поддержка. Помните, вы предложили мне ее? Так вот, я уже прошу о ней. — Она вынула из рукавички забинтованную руку и дотронулась до его груди. — Мне больше не с кем посоветоваться. Беридзе я почему-то стесняюсь. Таня меня в этом не совсем понимает. Рогов вчера уехал, да ему как раз и не скажешь об этом. Вам я доверяю...

• Предыдущая
• 33/164
• Следующая