Жених со знаком качества - Милевская Людмила Ивановна - Страница 10

• Предыдущая
• 10/60
• Следующая

— Вы что, маньяк? — закричала она.

Должен отметить, она была в панике. Я сжалился над бедняжкой и сказал правду:

— Я честный и добрый человек, но, увы, напоил вас ядом. Вы обречены.

Мое сообщение не произвело на Лидию должного впечатления.

— Что за чушь? — рассердилась она. — Ничем вы меня не поили. И сейчас же остановите машину, в противном случае разобью стекло…

Она внезапно осеклась и радостно хлопнула себя по лбу:

— Ха! Вот я дура! У меня же есть газовый пистолет!

И Лидия полезла в сумочку. Я резко затормозил, с укоризной взглянул на нее и сказал:

— Вам бы сейчас о душе молиться, а не баловать с оружием. Я не шучу, в моем бокале был яд. Страшный яд.

Она усмехнулась:

— Почему же я до сих пор жива?

Я пожал плечами:

— Яды разные бывают: от одних погибают сей же момент, от других…

— Через сто лет, — закончила она за меня и рассмеялась.

— Напрасно хохочете. Яд концентрированный, им можно отравить всю Москву. Сам удивлен, что он так долго действует, но наука шагнула далеко… Вы и не представляете, что эти химики могут придумать. А если принять во внимание мою теорию, то и вовсе страшно становится. Коль я до такого додумался, то чем же химики хуже? Так что, дорогая, мне не до шуток.

Честное слово, думал, что вот теперь-то Лидия начнет волосы рвать на себе, она же лениво поинтересовалась:

— Вы что, ученый?

— Да, профессор и теоретик, доктор наук. Три месяца в году читаю лекции в Оксфорде, остальное время посвящаю своей теории.

— Я вам не верю, — заявила она.

— Не верите, что я профессор или что я теоретик?

— Да нет, что в бокале был яд. Зачем вам, такому, травиться?

— Какому “такому”?

— Благополучному.

Я снисходительно посмотрел на нее:

— Откуда ты знаешь, девочка, о моих бедах. Причины у меня веские, уж поверь.

Лидия тряхнула челкой и заявила:

— А я не верю!

— Ах, не веришь! Не веришь! — воскликнул я и, горячась, достал из кармана пустой флакон. — Вот! Вот, — потрясая флаконом, вопил я, — не веришь? Не веришь, а здесь был яд, а теперь, видишь, видишь, пусто…

Это смешно. К столько слабому и неубедительному аргументу я прибег от отчаяния, однако подействовал на Лидию именно он. В глазах ее появился испуг.

— Так это правда? Правда? — залепетала она и залилась слезами. — О, боже! Боже!!! Как вы жестоки! За что? За что вы меня отравили?

— Случайно. Мне очень жаль, — оправдывался я, но в конце концов разозлился и закричал: — Никто тебя, девочка, не просил хватать мой бокал! Сплошные у меня от тебя неприятности! Думаешь, счастье большое тебя тут катать?

— Но мы же никуда не едем, — всхлипывая напомнила она.

— Потому что ты угрожаешь, тратишь зря драгоценное время.

В глазах ее появилась надежда:

— Куда вы меня везли?

Я смутился и, пряча черные мысли, солгал:

— Вез вас спасать. В моем доме есть противоядие…

Лидия ахнула и закричала:

— Так почему мы стоим?! Скорей везите меня туда! Скорей! Скорей! Умоляю!

Несмотря на то, что я действительно жил совсем близко, Лидия все же успела мне запарить мозги. В подъезд я влетел, как угорелый, волоча ее за собой, — совсем забыл, что надо было для конспирации сначала подняться в квартиру самому, а потом незаметно впустить Лидию. Зачем соседям знать кто у меня в гостях.

Просто чудо, что мы никого не встретили.

Едва мы вошли в квартиру, как Лидия завыла о своей загубленной жизни.

— О, как я несчастна! Как мне не везет! — причитала она.

Я ее попросил:

— Пожалуйста, кричи потише. Соседи могут услышать тебя.

— И что за диво? — изумилась она.

— В моей квартире почти не бывает женщин, а те, которые бывают, не кричат. Соседи подумают черт-те что.

Лидия отмахнулась:

— Да ну, все правильно они подумают.

Я метнулся к холодильнику (там у меня хранятся лекарства), извлек с полки пузырек корвалолу и все содержимое вылил в бокал, добавил туда настойки пустырника, валериановых капель, подумав, плеснул полбутылки касторки. Для убедительности. И кое-чего еще, может просто воды, может соку или растительного масла.

Когда поднес Лидии эту жуткую смесь, она отшатнулась:

— Что это?

— Противоядие. Пейте быстрей.

Она понюхала и, глядя с подозрением, спросила:

— А почему оно пахнет корвалолом?

— По качану! — рассердился я. — Откуда мне знать, что тут фармацевты нахимичили? Пейте скорей, дорога каждая секунда!

Лидия испуганно тряхнула челкой, зажмурилась, брезгливо зажала нос и залпом опорожнила трехсотграммовый бокал. Я был восхищен: сам бы под расстрелом эту гадость не выпил бы.

А Лидия выпила и прилегла на диван помирать.

— Ох, — стонала она, выворачивая наизнанку мне душу, — что-то плохо, совсем плохо, видит бог, все хуже и хуже.

— Девочка моя, потерпи, скоро противоядие начнет действовать, — уговаривал я ее, нервно поглядывая на часы и отмечая, что теперь-то бедняжка скоро умрет: двести граммов касторки, плюс болтушка из карвалола, валидола и пустырника и т. д. и т. п. — это что-то! Я бы точно не выжил…

Однако, умирала Лидия как-то настораживающе долго. Я отнес ее в спальню и рискнул позвонить матери.

— Мама, я насчет яда. Ты не в курсе, он быстродействующий?

Мать поняла меня с полуслова.

— Как раз нет, — охотно пояснила она, — в том-то и дело, что первое время не действует совсем. Как бы не действует, а сам тайно ведет свою разрушительную работу.

Я в панике бросил трубку и помчался в спальню смотреть на Лидию. Она лежала на моей кровати, свернувшись калачиком и держась за живот.

“Бедная девушка, — горестно подумал я, — такая свежая, такая красивая, а внутри нее уже идет разрушительная работа. Катастрофа!”

Лидия заметила меня и сказала:

— Мне кажется, я умру.

Я рассердился:

— Глупости. Ты будешь жить, ты молода и красива.

— Нет-нет, — покачала головой она. — Противоядие не работает. После него мне стало еще хуже.

Вдруг она приподнялась и спросила:

— Вы правда считаете меня красивой?

Я хотел ей ответить, но запищал телефон. Звонили из агентства.

— Билеты заказывали? — спросил механический (то ли женский, то ли мужской) голос.

— Да, да, — заверил я.

— Один билет на автобус?

— Да, один билет на автобус.

— Все. Ждите. Завтра вам принесут.

И голос исчез, вместо него раздались гудки.

Лидия, а она, приподнявшись на локтях, напряженно вслушивалась в разговор, сразу откинулась на подушку и спросила:

— Зачем вам автобус? Вы же хотели умереть?

— Это я позже захотел, после того, как заказал билеты, понимаете, — начал оправдываться я, но она меня оборвала:

— Да ладно, какая теперь разница. Я умираю. Вместо вас.

Схватившись за голову, я нервно забегал по комнате, приговаривая:

— Как глупо, как глупо все получилось…

Лидия попросила:

— Не надо, не корите себя. Это судьба. Кому суждено утонуть, тот не сгорит. Значит пришла моя пора, а не ваша. Лучше присядьте на кровать, ко мне поближе.

Я присел и погладил ее по волосам. Она остановила мою руку и спросила:

— Как вас зовут? Мы до сих пор не познакомились.

— Почему же, я знаю как вас зовут, а меня зовут Роберт.

— Вас зовут Роберт? — удивилась она.

— Да, меня мама так назвала.

— В честь Роберта Рождественского?

Я пожал плечами:

— Не знаю. Никогда ее об этом не спрашивал.

— Почему?

— Мама не терпит, когда ее перебивают.

Лидия вздохнула:

— Да, все женщины любят поговорить, но это не всегда плохо.

— Согласен, — кивнул я.

— А зачем вам автобус? — спросила она.

— Хотел уехать в деревню.

— В деревню? Зачем?

— Работать, — ответил я, собираясь этим и ограничиться, но вдруг меня понесло.

Все, накопленное в душе годами, выплеснулось вдруг на эту бедную, умирающую девушку. Уже позже я понял, что так откровенно можно разговаривать только с человеком, не собирающимся задерживаться на этом свете. Я рассказал ей про все: и про свое одиночество, и про то, как оглушающе тихо и убийственно тоскливо в моей квартире, где годами не бывает людей. Пожаловался на друзей: они слишком редко ко мне заглядывают. Пожаловался на ту рыжую девчонку, которая испортила мне жизнь: видеть ее в своих снах, а потом бесконечно искать в других женщинах — еще то испытание. Пожаловался на работу: теоретики и философы обречены на затворничество. Они дичают, месяцами не видят людей, если, конечно, крепко работают. Поеду в деревню, там буду не один: там будут петь мне птицы… И там не будет Светланы, исчезнет соблазн ей позвонить…

• Предыдущая
• 10/60
• Следующая