Галерея призраков - Хичкок Альфред - Страница 4
- Предыдущая
- 4/50
- Следующая
Он резко развернулся вместе с креслом и наткнулся на мягкий и в то же время зловещий взгляд доктора Бурдета. Затем так же неожиданно оглянулся на Криппена. Ага! На этот раз он чуть было не застал того врасплох!
— Ты уж будь поаккуратнее, Криппен! И всех остальных это касается. Увижу, как кто-то из вас шелохнется, — тут же разнесу вдребезги! Все слышали?
Пора уходить, сказал он себе. Он уже набрался достаточно впечатлений, чтобы написать сенсационный материал, да его хватит и на целую серию из десятка статей, если уж на то пошло! Нет никакой необходимости задерживаться здесь. «Утреннее эхо» не ставило ему условие провести здесь всю ночь, да и наплевать им на то, сколько времени он тут просидел, — главное, чтобы материал удался. Да, все это так, но ведь охранник наверху непременно станет над ним подтрунивать. А управляющий — кто знает, что у того на уме? Вдруг управляющий лишит его пяти фунтов премиальных за то, что он не досидел здесь до утра? А эти деньги были бы для него совсем не лишними. Как там Роза, подумал он, спит или лежит, глядя в потолок, и думает о нем? Он представил, как она будет смеяться, когда он расскажет ей обо всем, что ему здесь…
Нет, это уж слишком! Хьюсон уже почти смирился с тем, что восковые фигуры убийц так и норовят поменять позы, если на них не смотреть, но чтобы они при этом еще и дышали? А кто-то явно дышал. Или это его собственное дыхание, которое он слышит как будто бы со стороны? Он выпрямил спину, настороженно прислушался и медленно выпустил воздух из легких. Нет, все же это он дышит, или… Или рядом с ним дышит некто другой, настолько осторожный, что умудряется вдыхать и выдыхать одновременно с ним…
Хьюсон нервно закрутил головой, оглядывая сгрудившиеся вокруг фигуры затравленным взглядом вконец замученного человека. Со всех сторон на него взирали равнодушные и пустые восковые лица, но Хьюсона не оставляло ощущение, что он опаздывает на какую-то долю секунды, что еще чуть-чуть — и он успеет уловить неосторожное движение руки или ноги, заметить беззвучное шевеление губ, дрожь век, проблеск мысли в нарисованных глазах. Вся эта компания вела себя подобно шкодливым ученикам, которые перешептываются и хихикают за спиной учителя, а потом ловко надевают на лица маски невинности, когда он поворачивается к ним.
Нет, так дело не пойдет! Определенно так дальше продолжаться не может! Нужно ухватиться за что-то реальное, за любую здравую и трезвую мысль, за все что угодно, имеющее отношение к нормальному миру, к солнечным лондонским улицам, заполненным живыми людьми. Его зовут Реймонд Хьюсон, он талантливый, но неудачливый журналист, чувствующий и думающий живой человек, а все эти фигуры вокруг — не более чем куклы, а потому они не могут ни двигаться, ни перешептываться. Ну и что с того, что они в точности похожи на существовавших когда-то убийц? Они сделаны из воска и опилок и выставлены здесь для развлечения праздной публики, стремящейся утолить свое нездоровое любопытство.
Вот так-то лучше. А что же это за анекдот он вчера слышал?..
Хьюсон начал пересказывать себе анекдот, но дошел только до середины, когда понял, что призывный и требовательный взгляд доктора Бурдета буквально приказывает ему оглянуться.
Не в силах противиться охватившему его наваждению, Хьюсон склонил голову на бок, а затем полностью развернулся вместе с креслом и оказался лицом к лицу с обладателем этих гипнотических глаз. Хьюсон злорадно прищурился, а губы его, только что дрожавшие от ужаса, вдруг растянулись в недоброй усмешке. Он заговорил громко и торжественно, внезапно всколыхнув застоявшуюся атмосферу гневными звуками своего голоса.
— Ты пошевелился, будь ты проклят! — воскликнул он. — Да-да, я видел, как ты только что пошевелился!
И застыл, глядя прямо перед собой, как утративший последние силы путешественник, заблудившийся в арктических снегах.
Движения доктора Бурдета были уверенными и неторопливыми. Он осторожно спустился с тумбы, напоминая манерами жеманную даму, выходящую из автобуса. Все фигуры по обе стороны от прохода располагались на помосте, который на пару футов возвышался над полом и был отгорожен от публики плкппевым канатом. Доктор Бурдет приподнял канат, пригнувшись, проскользнул под ним, сошел с помоста и, присев на его край, спокойно посмотрел на Хьюсона. Потом удовлетворенно кивнул, улыбнулся и сказал:
— Добрый вечер. Должен сообщить вам, — продолжал он на безупречном английском, в котором лишь опытный специалист смог бы уловить легкие признаки иностранного акцента, — что до той поры, пока я не оказался случайным свидетелем вашей беседы с достойным всяческого уважения управляющим этого милого заведения, я и не подозревал, что буду иметь удовольствие находиться здесь сегодняшней ночью в вашем обществе. Вы не сможете пошевелиться или вымолвить слова, пока я вам этого не разрешу, однако вы меня прекрасно слышите и понимаете. Что-то подсказывает мне, что вы… Как бы это выразиться?.. Скажем, нервничаете. Дорогой мой, не нужно обманывать себя. Конечно же, я не один из этих ничтожеств, и в моем так называемом воскрешении нет ничего сверхъестественного. Видите ли, я и есть доктор Бурдет.
Он помолчал, откашлялся и закинул ногу за ногу.
— Прошу простить меня, — сказал он, — ноги немного затекли. Что ж, позвольте мне удовлетворить ваше естественное любопытство. Некоторые обстоятельства, описанием которых я не стану вас утомлять, вынудили меня выбрать местом жительства Англию. Вчера вечером я проходил мимо этого здания, когда заметил полицейского, рассматривавшего меня с излишним любопытством. Мне подумалось, что он собирается остановить меня, чтобы задать свои назойливые вопросы, отвечать на которые мне совсем не хотелось, и потому я смешался с толпой и вошел в музей. За вполне умеренную плату я оказался в этом зале, где мы с вами имеем теперь удовольствие беседовать, и посетившее меня вдохновение подсказало выход из затруднительной ситуации, в которой я оказался.
Я крикнул, что в зале начинается пожар, а когда все находившиеся здесь идиоты бросились к лестнице, я спокойно снял со своей копии плащ, который вы теперь имеете возможность видеть на моих плечах, набросил его на себя, спрятал под помостом прежнего его хозяина и занял его место на тумбе.
Должен признаться, что остаток вечера был для меня очень утомителен, но, к счастью, мне удавалось воспользоваться моментами, когда на меня никто не смотрел, чтобы перевести дыхание и расслабить затекавшие от напряжения ноги. Правда, однажды какой-то мальчишка закричал, что видел, как я пошевелился. Насколько я понял из последовавшего монолога его матушки, дома ему придется немедленно отправиться спать, не рассчитывая на сладкое.
Характеристика, данная мне управляющим, которую мне, к своему глубочайшему сожалению, пришлось выслушать, оказалась во многом пристрастной, хотя и небезосновательной. Разумеется, я отнюдь не мертв, но не возражаю, что весь мир придерживается противоположной точки зрения. Описание управляющим моего хобби, которым я развлекал себя долгие годы, в целом можно признать справедливым, но изложенным не совсем корректно. По моему глубокому убеждению, все люди делятся на коллекционеров и тех, кто чужд этому достойному уважения увлечению. Последних мы рассматривать не станем. Что же касается коллекционеров, то они собирают буквально все, в зависимости от собственных вкусов и пристрастий, — от монет до сигаретных пачек, от бабочек до спичечных этикеток. Лично я коллекционирую горла.
Он снова помолчал, разглядывая горло Хьюсона с профессиональным интересом, в котором сквозило явное неодобрение.
— Я должен благодарить случай за то, что он свел нас сегодня, — продолжал он. — С моей стороны было бы опрометчиво предъявлять какие-то повышенные требования… Видите ли, по причинам личной безопасности в последние годы мне пришлось несколько сократить свою активность, и вот теперь судьбе было угодно послать вас мне в подарок для удовлетворения моей маленькой прихоти. Прошу вас, сэр, простите мне это замечание личного характера, но у вас такая тоненькая шейка… Будь у меня возможность, я бы никогда не остановил на вас свой выбор. Я предпочитаю толстые шеи, толстые красные шеи…
- Предыдущая
- 4/50
- Следующая
