Улица Фетисова - Мошковский Анатолий Иванович - Страница 6

• Предыдущая
• 6/8
• Следующая

— Билет нужен?

Возле старшего матроса с тоненькой лычкой на погоне стоял Гошка. Лицо его было непроницаемо замкнуто, глаза прятались в прищуре. Он был в куртке и матросской тельняшке, выглядывавшей из отворота.

— Давай! — обрадовался матрос и, точно боясь, что паренек уступит билет другому, схватил его за рукав курточки.

— Не лапай. — Гошка стряхнул его руку. — Идем.

Славка, скрываясь за спинами, последовал за ними. Гошка завел матроса за угол дома. Подойти к ним незамеченным было невозможно, и Славка издали расслышал только несколько слов.

— А у тебя губа не дура, — сказал старший матрос, отсчитывая рубли.

— В очереди полдня торчал, ответил Гошка, — не хочешь — не бери, другие возьмут. Офицеры не такие жмоты, как ты…

Старший матрос ничего не ответил. Он взял билет, махнул рукой и стал пробираться к входу в кинотеатр, а Гошка опять начал рыскать в толпе. «Ясно, чем он занимается», — подумал Славка и вдруг припомнил непонятный разговор Гошки с незнакомым мужчиной у «Гастронома». Наверное, и там они заключили какую-нибудь торговую сделку. И почему-то сразу расхотелось спрашивать у него про название извилистой и тесной улочки, взбиравшейся по склону сопки. Конечно же, Гошка не имеет к ней никакого отношения!

Теперь Славке даже не хотелось, чтоб Гошка заметил его. Но в жизни часто получается так, что когда усиленно ищешь кого-нибудь — не можешь найти, а когда стараешься избежать встречи — наталкиваешься.

— Эй, кореш! — крикнул Гошка, догоняя его.

Славка остановился. Гошка улыбнулся краешками неровных зубов:

— Чего пропадал? Ведь я звал тебя. Попировали бы. Многое упустил.

— Так… — замямлил Славка. — Папа с моря пришел, на другую квартиру переезжали…

— Ясно, а я уж думал, ты опять укатил в свою Москву.

Славка немного обиделся.

— Ну вот еще. Зачем же я приехал тогда?

— А кто тебя знает, — с оскорбительным спокойствием бросил Гошка, и Славка вдруг потерял всякую робость и боязнь обидеть его.

— Твоя фамилия Фетисов? — спросил он в упор.

— Ну? А тебя это очень беспокоит?

— Не очень. Просто я видел в нашем городе улицу Фетисова.

Гошка на мгновение вздрогнул. В его глазах вспыхнул испуг и удивление, будто его внезапно разоблачили. Эта растерянность длилась не больше доли секунды. Гошка тут же совладал с собой и безразлично скривил верхнюю губу.

— Ну и что ты хочешь этим сказать?

— Может, родственник?

— Что-то не слыхал, — буркнул Гошка, — просто однофамилец. Мало ли на свете Фетисовых!

— А кто такой тот Фетисов, чьей фамилией улицу назвали?

— Откуда мне знать? — с подчеркнутым равнодушием пожал плечами Гошка.

— А я думал, ты все знаешь. Он, верно, знаменитый человек: не стали бы называть улицу его именем, если б он не заслужил этого.

— Представь себе, не интересовался. — Гошка тут же перевел разговор на другое: — Не хочешь в кино?

— Билета нет, да и не пустят, — вяло проговорил Славка, — детей до шестна…

— Балда, — нежно сказал Гошка, — как будто вчера на свет родился! Ты больше слушай, что пишут. Хочешь, мы враз обтяпаем это дельце? Ну? Только скажи. — Гошкины глаза загорелись энергией и готовностью.

— Нет, — ответил Славка и зевнул, — как-нибудь в другой раз. Спать хочется… А я уж думал, ты родственник того Фетисова…

— Отстань ты от меня! — огрызнулся Гошка и, не пожав даже на прощание руку, скрылся в толпе.

И они опять несколько недель не встречались. Больше Славка не старался увидеть Гошку, но все эти недели он не забывал разговора с ним. Было ясно, что Гошка скрывает какую-то тайну и никакими клещами из него не удастся вытащить ни слова. О Фетисове Славка спрашивал отца, но тот не знал о нем ничего. И мальчик почему-то решил про себя, что улица названа по имени одного из знаменитых подводников, погибших в годы войны на Севере.

Все выяснилось через месяц, когда в школе начались занятия. Над их классом шефствовал экипаж одной из подводных лодок, и ребята частенько бывали в матросском береговом кубрике. Они вместе сидели в кино, играли в китайский бильярд, ходили в спортзал. Как-то раз, когда ребята собрались в Ленинской комнате соединения, старый подводник, капитан первого ранга Гришин, несколько лет уже служивший на берегу, рассказал мальчишкам и девчонкам Славкиного класса о войне. Гришин служил на одной из лодок штурманом и не раз ходил в опасные рейсы к норвежским фиордам, где базировался немецкий флот. Лодка торпедировала вражеские транспорты, уходила от глубинных бомб, которыми забрасывали ее эсминцы и сторожевики.

Она подходила к базе и из пушки салютовала: сколько выстрелов — столько кораблей противника пустила она ко дну. Она швартовалась у пирса, вся обледеневшая: с лееров ограждения боевой рубки свисали гигантские сосульки, тяжелые литые бороды льда, на палубе темнели скользкие намерзшие бугры.

Из рубочного люка появлялись люди, заросшие щетиной, измученные недосыпанием и вечной опасностью, недостатком свежего воздуха и питьевой воды, но всегда насмешливые и непреклонные, надежные и спокойные, люди ратного труда…

— Товарищ капитан первого ранга, — вдруг быстро спросил Славка, — а кто такой был Фетисов?

Командир повернул к нему седеющую голову:

— Ваня Фетисов? Ты о нем спрашиваешь?

— У нас есть улица такая.

— Ну-ну, его имя и присвоили улице… Имя Вани Фетисова, североморца…

— Он был командиром лодки? — продолжал атаку Славка.

— Нет, — ответил Гришин, — он был старшиной первой статьи, рулевым-сигнальщиком. Его хорошо помнят ветераны. О нем много писали во время войны, когда наградили двумя орденами Красного Знамени. Он был замечательным человеком, смелым, веселым, добрым и очень сильным. Когда он был на вахте — сидел на ходовом мостике, на руле, и наблюдал за небом и морем, — ничего не могло укрыться от его глаз. Помню, мы с ним вместе были на мостике. Вокруг вроде тишина и покой, да вдруг слышу голос Фетисова: «В пяти кабельтовых по правому борту — предмет. Подозреваю, что мина».

И не ошибся. Круглая, утыканная рожками взрывателей, похожая на огромный каштан в кожуре с пупырышками, видно, сорвавшаяся с минрепа — это такой трос, соединяющий мину с ее якорем, — мина неслась на лодку. Вовремя уклонились. Непонятно каким образом, но видел он очень далеко и все, буквально все замечал: и разбитую шлюпку, и одинокую бочку в море, не говоря уже о самолетах или кораблях противника, когда они находились так далеко от лодки, что казались не больше пылинки. Спокоен. Молчалив. Лишь изредка обратится: «Товарищ лейтенант, разрешите закурить».

Как-то раз вышли у нас из строя вертикальные рули. Время тревожное. Над морем летают самолеты… Так и так, объяснил командир команде, положение рискованное, нужно вылезти на корму и починить рули. Если поблизости появится самолет, лодка срочно погрузится. Самолет, скорее всего, появится… Кто согласен?

«Я», — ответил Ваня Фетисов.

И больше ни слова не сказал.

Одели его потеплее, дали инструменты, веревку — привязаться к лодке, чтоб волна не смыла. Он кивнул ребятам и полез, загремел ногами о стальную палубу. Все замерли: почти на гибель посылают человека. Целый час окатывало его ледяной водой, кололо брызгами, прижимало ветром, а он, как малый бугорок, скорчился на корме, примостился, прижался к стальному корпусу и работает. Минут через сорок кончил и, держась за леер, подошел к пушке, взобрался по трапу на мостик, и здесь голос: «Воздух!» Это значит — фашистский самолет. Скатились мы кубарем в рубочный люк, задраили его, заработали насосы, нагнетая в цистерны быстрого погружения воду, и вот мы уже на глубине…

Лишнюю минуту задержался бы Ваня с ремонтом — погрузились бы без него. Крепка у моряков дружба, да боевым кораблем нельзя рисковать: война в самом разгаре, а лодок-то тогда у нас было маловато…

— А когда же он погиб? — не смог удержаться от вопроса Славка.

— Погиб он через год. Во многих еще походах участвовал и не раз выручал экипаж из беды. Потом мы стали на ремонт. Другая лодка нашего подразделения уходила из базы с заданием перехватить немецкие транспорты с оружием. Да случилось так, что в их команде заболел и списался в госпиталь рулевой-сигнальщик. Ваня Фетисов сидел в командирской каюте, когда явился командир уходящей лодки.

• Предыдущая
• 6/8
• Следующая