Сказки - де Лабулэ Эдуар Рене Лефевр - Страница 20

• Предыдущая
• 20/70
• Следующая

— Да здравствует королева! — крикнули все. Радость была общая и доходила до исступления.

Королева пригласила Бриана остаться при дворе, но он захотел вернуться к себе в хижину и вместо всякого вознаграждения попросил свою корову — виновницу стольких бед. Когда подошли к дверям хижины, Буколла замычала, призывая к себе тех, кто уже не мог её слышать. Старуха вышла со слезами на глазах.

— Матушка! Вот тебе Буколла, и ты отомщена, — сказал Бриам.

Так кончилась эта история. Что сталось с Бриамом — неизвестно. Но до сих пор в стране показывают развалины хижины, где жил Бриам с братьями и матерью, и при этом говорят детям:

— Здесь жил Бриам, который отмстил за отца и утешил свою мать.

И дети отвечают на это:

— Мы сделаем, как он!

В настоящее время нас оскорбляют подобные истории; мы мало уважаем ремесло, доводящее до галер. Не то было у первобытных народов. Геродот не грешит, пространно рассказывая нам египетскую сказку, которая, без сомнения, есть одна из волшебных сказок Востока. В книге Евтерпия можно видеть, какое — более чем странное — средство употребил король Рамесинит для поимки ловкого вора, ограбившего его сокровища, и как Рамесинит, три раза обманутый (в лице короля, судьи и отца), не придумывает лучшего средства избавиться от вора, как сделать ловкого разбойника своим зятем.

«Рамесинит, — говорит историк, — принял вора очень хорошо и отдал ему свою дочь как самому способному из людей, так как египтяне выше всех народов, а он был выше всех египтян», Из этого видно, что национальная гордость так же стара, как волшебные сказки.

Подобными воровскими историями изобилуют сборники сказок. Под именем «Господин Вор» г. Асбьернсен напечатал норвежский рассказ, очень похожий на только что изложенный. В этих рассказах более всего поражает наивное удивление авторов к своим героям, Человеческий ум прошёл по этому давно оставленному пути! Греки восхищались Улиссом, бывшим наполовину вором; римляне обожали Меркурия.

В старину — этак лет триста или четыреста тому назад — в Скальгольте (в Исландии) жил старый крестьянин, у которого в голове было так же пусто, как и в кармане. Как-то раз за обедней простофиля услыхал проповедь о благотворительности. Священник говорил: «Давайте, братья, давайте, Господь воздаст вам сторицею». Эти часто повторяемые слова так запали крестьянину в голову, что сбили её окончательно с толку. Вернувшись из церкви домой, он сейчас же стал рубить в саду деревья, копать землю, носить брёвна и камни, ну точно собрался построить себе дворец.

— Что ты, бедняк, делаешь? — спросила его жена.

— Не называй меня больше бедняком! — торжественно ответил крестьянин, — Мы, жена, богаты или, по крайней мере, будем богаты. Через две недели я отдам корову…

— Нашу единственную кормилицу? Мы тогда ведь с голоду помрём!

— Молчи, дура! — заметил муж. — Вот и видно, что ты ни бельмеса не смрслишь из того, что по латыни читает священник! Ведь за одну корову мы получим сотню, как говорит батюшка. Это евангельские слова! Пятьдесят скотин я поставлю вон в ту конюшню, что строю, а другие пятьдесят продам и на вырученные деньги куплю луг, чтоб наше стадо и зиму и лето имело вдоволь корму. Мы будем богаче короля!

И не обращая никакого внимания на упрёки и просьбы жены, наш дурак стал строить конюшню, к великому удивлению всех соседей.

Когда конюшня была окончена, крестьянин надел на корову верёвку и повёл скотину прямёшенько к попу. Поп в это время беседовал с двумя посторонними людьми, но простак наш не обратил на это ни малейшего внимания, потому что уж слишком торопился сделать подарок и получить за него вознаграждение.

Священник, конечно, более всех удивился этому новому способу благотворительности. Он прочёл мужику длинную проповедь, в которой доказывал, что Спаситель имел в виду только духовное вознаграждение, но бедняк никак не брал этого в толк и то и дело повторял: «Да ведь вы же говорили: давайте, братья, давайте, Господь вам воздаст сторицею. Вы ведь говорили, батюшка!» Наконец священнику надоело убеждать олуха: он возгорелся священным гневом и хлопнул дверью под самым носом крестьянина. Растерянный простак стоял на улице и всё повторял: «Да ведь вы же говорили, батюшка. Ведь вы это говорили!»

Приходилось, однако, возвращаться домой, а это было не совсем-то сподручно. На дворе стояла весна, таял лёд, и кружилась метель. Крестьянин то и дело скользил, корова мычала и не двигалась с места. Наконец крестьянин сбился с дороги и боялся тут же умереть. Смущённый, он проклинал свою неудачу и решительно не знал, что делать с коровой, которую волок за верёвку. Во время таких грустных размышлений к крестьянину подошёл человек с большим мешком в руках и спросил крестьянина: что он тут делает с коровой в такую пору?

Когда мужик рассказал о своей беде, незнакомец отвечал: «Одно хочу тебе посоветовать, любезный человек: поменяйся со мной. Я живу недалеко отсюда. Уступи мне корову — тебе всё равно не довести её до дому! — и возьми мой мешок. Он не тяжёл; в нём всего только и есть, что мясо да кости.»

Когда сделка была кончена, незнакомец увёл корову, а мужик взвалил на плечи мешок и нашёл, что он очень тяжёл. Вернувшись домой, мужик — боясь насмешек и упрёков жены — сплёл длинную историю, объясняя, какие он по дороге встретил опасности и как ловко он выменял совсем околевающую корову на мешок с сокровищем.

Жена было стала ругаться, но муж попросил её пока попридержать язык и поставить в печь самый большой горшок.

— Ты увидишь, что я принёс, — заметил он. — Подожди-ка, ещё спасибо мне скажешь!

С этими словами он развязал мешок. Оттуда вышел маленький человечек, одетый — словно мышь — весь в серое.

— Здорово, добрые люди! — сказал он с достоинством. — Надеюсь, вы не сварите меня, а дадите поесть. Небольшое путешествие возбудило во мне большой аппетит!

Крестьянин, словно громом поражённый, повалился на скамейку.

— Вот! — закричала жена. — Я была уверена в новой глупости! Впрочем, чего и ждать от мужа, кроме глупости?! Муженёк прогулял нашу единственную поддержку — корову и принёс в дом лишний желудок! Уж лучше бы ты оставался под снегом со своим мешком и сокровищем!

Долго бы продолжались упрёки доброй женщины, если б серый человечек не повторил ей трёх раз, что словами пустого горшка не наполнишь и что лучше всего сходить на охоту и добыть дичинки.

И, несмотря на ночь, снег и ветер, серый человечек вышел из дому и через несколько времени принёс большого барана.

— Зарежьте-ка его! — сказал он. — Нечего нам умирать с голоду!

Старик с женой искоса посмотрели на серого человечка и его добычу. Этот баран, словно упавший с облаков, за полверсты пах воровством. Но где тут разбирать, когда с голоду животы подводит? Законно или нет, но только барашек был съеден, так что за ушами трещало.

С этого дня пошло у крестьянина изобилие. Баран являлся за бараном, и простофиля — сделавшийся ещё более легковерным — спрашивал самого себя: уж не выиграл ли он взаправду, отыскав вместо ста коров, обещанных ему Провидением, такого ловкого поставщика в лице серенького человечка?

Но медаль имеет и оборотную сторону. В то время как за столом у крестьнина баранина не переводилась, в королевском стаде, что паслось неподалёку, бараны заметно убывали. Главный пастух со страхом доложил королю, что с некоторых пор из стада стали пропадать лучшие головы, и что, вероятно, ловкий вор поселился в окрестностях.

Немного потребовалось времени, чтобы узнать про серенького человечка, неизвестно откуда явившегося и поселившегося в избе у крестьянина. Король приказал немедленно позвать незнакомца. Серенький человечек пошёл на зов нимало не поморщась, но крестьянин и жена струхнули шибко, вспомнив, что укрывателей и воров ждёт одна и та же виселица.

• Предыдущая
• 20/70
• Следующая