Двойник китайского императора - Мир-Хайдаров Рауль Мирсаидович - Страница 38
- Предыдущая
- 38/47
- Следующая
Видя, что разговор принимает не тот оборот, хан Акмаль строго глянул на Коротышку и вновь презрительно усмехнулся – мол, к чему эти реверансы, шефство, чушь собачья, скажи честно, зачем приехали.
Напряжение, на миг возникшее в кабинете, разрядила секретарша, пригласив к чаю. Во внутреннем дворике райкома, в саду, накрыли стол. И за столом важный гость делал намеки секретарю обкома, что пора переходить в атаку, а не ходить словесными кругами вокруг да около. Непонятно почему, но тот не решался сказать открытым текстом о цели приезда аксайского хана. Только уже вставая из-за стола, оправдывая свое малодушие, обронил нехотя:
– И все-таки, дорогой друг, покажите нам, с чего начинаете, тайн от секретаря обкома у вас не должно быть.
На конезавод, расположенный в колхозе «Москва», прибыли через полчаса. Когда входили на территорию, Пулат Муминович заметил, что вслед за высокими гостями двинулись люди из «джипа», до сих пор они держались в отдалении.
Неожиданных визитеров встретил директор Фархад Ибрагимов, известный в прошлом не только в стране, но и за рубежом наездник. Увидев Арипова, он побледнел и укоризненно посмотрел на своего шефа, мол, что же ты меня не предупредил. Фархад поздоровался со всеми за руку, но Арипову руки не подал, вроде как не заметил. Пулат Муминович заметил, как от гнева пятнами покрылось лицо аксайского хана, но он сдержался, затаив обиду.
Махмудов знал, что пять лет назад хан Акмаль пригласил Фархада к себе на работу, но, пробыв две недели в Аксае, несмотря ни на уговоры и щедрые посулы, ни на угрозы, он ушел, сказал, я холуем не могу служить и за полторы тысячи рублей, – такую щедрую ставку определил ему аксайский хан. Крепко они повздорили тогда в конюшне, где стояли любимые лошади хозяина. Хан Акмаль по привычке замахнулся плетью, как делал много раз на дню, хотел ударить строптивого Ибрагимова, да не вышло: тот перехватил плетку, сломал ее и бросил в денник к необъезженной лошади. Поздновато вбежали телохранители, успел испортить настроение хану бывший наездник, прокричал в лицо все, что о нем думает. Фархаду крепко тогда намяли бока, – с месяц валялся в больнице. И вот теперь им пришлось встретиться здесь…
«Не в больницу его надо было отправить, а в мою подземную тюрьму и приковать цепью к решетке», – зло подумал хан Акмаль, не ожидавший увидеть здесь своего бывшего конюшенного.
Процессия медленно двинулась вдоль денников. Молодняк шарахался, косил глазом, испуганно ржал – такого количества людей в конюшне еще не видели. Фархад особенно оберегал эту ферму, боялся любой инфекции, не любил, когда подкармливали доверчивых скакунов; здесь стояли лучшие лошади, его гордость и надежда.
Коротышка на конезавод приехал впервые и теперь вроде сожалел, что не может сам представить высокому гостю хозяйство, но по привычке шел впереди и отделывался восторженными словами:
– Смотри, Акмаль, какой красавец! Или:
– Вот это жеребец, настоящий Буцефал!
Но хан Акмаль не слышал никого, забыл даже про Фархада, взгляд его тянулся вперед. Как только прошли в глубь конюшни, он чуть ли не бегом кинулся вдоль свежевыкрашенных денников.
– Вот он, Абрек! – закричал вдруг он радостно и, не дожидаясь торопившегося следом секретаря обкома, вошел в стойло к знаменитому жеребцу. Фархад не ожидал от гостя такой прыти. И невольно крикнул:
– Выйдите немедленно из клети! Абрек в карантине!!
Но хан Акмаль уже ничего не слышал, он гладил шею гнедого красавца и шептал, как одурманенный:
– Абрек, милый! Конь мой золотой, я нашел тебя…
И странно, строптивый Абрек, мало кого подпускавший к себе, склонил к нему изящную шею и терся нежной губой о лицо Арипова.
– Признал, признал меня сразу! – ошалело завопил Арипов. Меж тем все собрались у денника и с удивлением глядели на эту сцену.
Фархад попытался войти в клеть, но Пулат Муминович, почувствовав недоброе, ухватил Ибрагимова за руку и удивился, как трясло от волнения бывшего жокея.
Прошло пять минут, десять, – хан Акмаль, словно забыв про людей, продолжал разговаривать с Абреком. Коротышка обратился к хану раз, другой, но тот его не слышал, а войти в стойло к Абреку секретарь обкома не решился, слышал, что Абрек неуправляемый жеребец, его боялись даже конюхи.
Пока все с удивлением наблюдали, как гордый Абрек ластится к незнакомому человеку, люди из «джипа» подошли вплотную к деннику, и Арипов, неожиданно повернувшись, властно приказал:
– Уздечку мне!
Кто-то из сопровождавших услужливо подал необыкновенной красоты уздечку, тяжелую от серебряных шишаков и ярко-красных полудрагоценных камней.
– Нравится? – спросил Арипов, все еще продолжая играть с Абреком, и конь как бы согласно кивнул головой и легко дал взнуздать себя.
Люди в проходе конюшни аж ахнули – Абрек не был так покорен с конюхами, выхаживавшими его с рождения. Удивительную власть и понимание лошади демонстрировал хан Акмаль, наверное, он ладил с ними лучше, чем с людьми.
Фархад заворожено, как и все, наблюдал сцену в деннике и удивлялся поведению непокорного Абрека, – он-то знал знаменитого ахалтекинца совсем другим.
Но когда хозяин Аксая стал выводить лошадь под уздцы из стойла, Фархад словно скинул пелену наваждения и кинулся навстречу с криком:
– Не дам! Не смейте!
Раскинув руки, он прикрыл собой проход из денника, не давая хану Акмалю возможности выйти с конем. Все случилось так неожиданно, всех так размагнитила сцена игры с Абреком, что телохранители аксайского хана замешкались. Опомнились они только тогда, когда Арипов сам с силой толкнул Фархада в грудь и приказал:
– С дороги, собака!
Но тот и не думал выпускать незваного гостя с конем. Хан Акмаль увидел те же пылающие гневом глаза, что и пять лет назад, когда избивали в Аксае бывшего чемпиона.
– Чего стоите? Уберите этого сумасшедшего! – распорядился он, и нукеры втроем навалились на Фархада сзади.
Не успел Арипов сделать с Абреком и десяти шагов к выходу из конюшни, как Фархад, разбросав державших его людей, вырвался и, догнав, вцепился в уздечку.
– Нет, Абрека ты для своей прихоти не получишь! Конь принадлежит государству!
– Какому государству? – издевательски переспросил хан Акмаль.
И вдруг он в мгновение ока налился злобой. Лицо вновь пошло красными пятнами, видимо, вспомнил свое унижение, когда этот конюх, лошадник, полчаса назад не подал ему руки, и неожиданно для всех окружающих он ударил плетью, которую никогда не выпускал из рук, Фархада прямо по лицу. Страшной силы удар рассек бровь и задел левый глаз. Фархад невольно прикрыл глаза ладонью, а обезумевший от злобы аксайский хан продолжал стегать его плетью. Первым кинулся спасать директора конезавода Коротышка, он ближе всех находился к высокому гостю, но хан Акмаль резко оттолкнул его, мол, не вмешивайся не в свои дела. Секретарь обкома знал, что в гневе тот может забить человека до смерти, и вновь попытался остановить разошедшегося любителя чистопородных скакунов.
– Ах, и ты, оказывается, заодно с ним! – вдруг взъярился гость и стеганул плетью Коротышку, да так сильно, что пиджак на его плечах с треском лопнул.
Тут уже распоясавшегося хана сгреб в охапку Махмудов, подоспели и другие на помощь.
Страшная, жуткая до неправдоподобия сцена, но ни прибавить, ни убавить. Махмудову и сегодня неприятно вспоминать об этом…
Откровения К., из которых следовало, что даже такой большой человек, член Политбюро, Первый секретарь ЦК огромной республики, марионетка в руках помощника-авантюриста и полковника из ГАИ, представляющих родовые кланы, сняли напряжение с души, мысль о самоубийстве как-то пропала сама собой.
«Что я хочу изменить, чего добиться, – рассуждал он в ту бессонную ночь под шум штормящего моря, – если люди надо мной, проповедуя одно, живут и думают совсем иначе?»
Конечно, он, как и всякий другой человек, живущий в республике и мало-мальски соприкасающийся с рычагами власти, был наслышан об Арипове. Но все казалось таким бредом, нелепицей, что не хотелось верить, да и мало походило на правду. Говорили, что однажды в Аксай не пустили нового секретаря обкома партии. Такие же парни из «джипа» спросили у шлагбаума, которыми была обставлена вся территория Арипова:
- Предыдущая
- 38/47
- Следующая
