Озеро призраков - Любопытнов Юрий Николаевич - Страница 117
- Предыдущая
- 117/142
- Следующая
— Сворачивать будем, — сказал он. — Вон у того леска, направо.
Шофёр притормозил и свернул на просёлок. С правой стороны зеленело картофельное поле, слева земля понижалась в овраг, за которым виднелось не сжатое поле и лес.
— Дальше пойдём пешком, — заявил Лёха, когда они остановились.
— Далеко идти? — осведомился Зуб.
— Минут двадцать.
— Он у тебя зарыт или висит?
— Зарыт.
— Сыч, возьми лопату! Холщ, останешься здесь, в машине, — распоряжался Зуб. — Если этот хмырь не наврал, через час, самое большое, вернёмся.
— Если наврал…
— Чего мне врать…
— Я тебя не спрашиваю. В общем, Холщ, жди до упора.
Сыч достал из багажника лопату с коротким черенком и был готов сопровождать Копылова.
— Иди вперёд, — толкнул он Лёху. — Попробуешь бежать, получишь вот это. — Он достал из кармана пистолет.
— Развяжите хоть руки, — взмолился Лёха.
— Сними с него баранки, — распорядился Зуб. — Не убежит.
Неразговорчивый худосочный малец с угреватым лицом достал ключик, отомкнул наручники. Лёха потёр одну руку об другую. Идти стало свободнее. Солнце поднималось над горизонтом на безоблачном голубом небе, освещая гребень леса за полем, само поле, золотистое от вызревшей пшеницы. Тишина. Молчали птицы, лишь вороны дремотно каркали, сидя на полусгнивших деревьях, растущих у оврага. Ночью выпала роса, трава была не скошена, и ботинки и брюки у путников скоро стали мокрыми.
Они вышли из оврага, пересекли поле и свернули опять в лес. Справа за полем начинался другой овраг с пологими берегами, поросшими кустами бузины и черёмухи.
— Далеко ты закопал своё золото, — сказал Лёхе Зуб.
Он весело скалился, настроение было приподнятое, хотя по осунувшимся, заросшим лицам, можно было понять, что рэкетиры ночью не сомкнули глаз, к тому же сказывались немалые возлияния, к которым они прибегали в гараже, пока Лёха был без сознания. Копылов только сейчас понял, почему парня в кожанке прозвали Зубом. Во рту при разговоре сумрачно посвечивала металлическая коронка.
Лес был смешанный. Росли высокие ели, а между ними кое-где попадались осины и берёзы. Где большие деревья отступали, там место заполняли кусты орешника и ольха. Лес был запущенный, много стволов было повалено и приходилось или обходить их, или подлезаиь под них. Копылов шёл уверенно, видно было, что он точно знал место сокрытия своего клада.
Пересекли полянку, сплошь заросшую в низине осокой, и Лёха остановился у молодого дуба.
— Здесь по корнями, — глухо сказал он.
Ему хотелось, как можно скорее попасть домой, ему было наплевать и на клад, и на богатство, которое он сулил, хотелось одного — скорее свалить это наваждение и стать прежним Лёхой, без груза, давящего на плечи, изматывающего душу. Поэтому он расставался со своим богатством с сожалением, но без особой печали.
— Копай! — протянул ему лопату Сыч.
Лёха без слов взял лопату, которую ему протянул Сыч, отгрёб в сторону кучу валежника, поддел квадратный пласт земли, замаскированный опавшими листьями дуба. Под ним лежал свёрток, перехваченный крест-накрест шпагатом.
— Ловко уконтропупел, — произнёс Сыч, выхватывая свёрток у Копылова. — Разве догадаешься, что здесь зарыто золото.
Все трое бросились развязывать свёрток. Развернув чёрную плёнку, стали разглядывать содержимое.
— И это всё? — спросил Зуб.
— Всё, — ответил Лёха и отвернулся.
— Я бы не сказал, что это величайшая находка, — провозгласил Зуб. — Стоило из-за этого трое суток слоняться за этим гражданином, не спать да жечь бензин.
— Тебе-то что, Зуб, — ответил ему Сыч. — Аванс получили, теперь остальное получим. А что в мешке, тебя это мало должно волновать.
— Вообще-то так. Я к слову. Думал, что найдём неимоверные богатства, а здесь так… Ладно, хватит базарить, пора сматываться.
Он опять перевязал шпагатом свёрток, взял его под мышку, и они тронулись в обратный путь, идя гуськом, держа Копылова в середине цепочки.
Когда вышли из леса, увидели, что им навстречу, по полю, идёт большое стадо коров.
— О, сколько мяса! — проронил Сыч. — Какой шашлык идёт.
Коровы медленно, прихватывая кое-где траву, заполняли поле.
— Сыч, а где лопата? — вдруг спохватился Зуб.
— Лопата? Ах, ты… налево! Там осталась. Этот, — он ткнул Лёху, — ковырял ей…
— Забери её. Какой дурак вещдок в кустах оставляет.
Ругаясь на чём свет стоит, Сыч повернул обратно и скрылся в лесу.
Остальные остановились, пропуская стадо. Коровы, мыча, приближались, косясь фиолетовыми глазами на невесть откуда взявшихся пришельцев. Сзади шёл пастух с длинным кнутом.
И тут Лёха, собрав последние силы, когда до коров остававалось не более трёх метров, откуда и прыть взялась, рванулся в центр стада. Передние коровы шарахнулись в стороны, он, петляя между ними, помчался к оврагу. Всё это произошло так быстро, что бандиты не успели опомниться. А когда опомнились и бросились в погоню, путь им преградила мычащая и ревущая чёрно-пёстрая масса. Одна корова нагнула голову и уставилась на Зуба. Он замешкался и остановился, не зная, куда деваться. Остановился и молчаливый бандит. Когда они пришли в себя, Копылов как в воду канул.
А Лёха промчался, не чуя ног, через спасительное стадо к овражку. Вот он — зелёный овраг! Он быстро нырнул в кусты и побежал к ферме, стоявшей на его берегу. Минут через десять оглянулся никого! Не слышно было погони, не слышно коров, лишь сердце его бешено билось и вылетало из груди.
Сначала он решил было спрятаться на ферме, а, подойдя к ней и убедившись, что погони нет, резко свернул в сторону и пошёл, маскируясь в низинах и выемках, оглядываясь, в сторону деревни.
— Тут же пойду в милицию, — решил он. — Если этих мордоворотов не взять, они пришьют его. Чёрт с ним, с этим кладом! Хорошо, что остался жив. О, Боже, как же хорошо на воле! Пусть не будет этих проклятых денег, жизнь… жизнь хороша сама по себе, если знаешь, какой ценой она досталась.
Миновав Репихово, через полчаса, лесом, он пробрался на платформу 55 км, посидел в кустах, ежеминутно озираясь, и, когда подошла электричка из Москвы, быстро вскочил в вагон. Домой он решил не ходить. Кто знает, может, бандиты вычислили его адрес и теперь поджидают там. Нет, он пойдёт к приятелю, у того есть телефон, он позвонит в милицию и всё расскажет. Он попросит прислать за ним машину, а так опасно ходить.
С такими мыслями он вышел на платформе Абрамцево, и гаражами, мимо стадиона пошёл к приятелю, благо тот жил недалеко от железной дороги на улице Горжевицкой, носящей такое название в честь города-побратима Горжевице в Чехословакии.
Дверь ему открыл сам приятель. Он собирался на работу: был побрит, умыт, причёсан, от него разило одеколоном.
— Что с тобой? — спросил приятель. — На тебе лица нет!
Он удивлённо смотрел на бледного, с кровоподтёком под глазом Лёху, в мятой рубашке, запачканной высохшей кровью, с приствшими к рукавам колючим репейником.
— Дай позвонить, — вместо ответа сказал Лёха. Ноги его подкосились, и он сел на пол прямо в коридоре.
15.
Беседа со старушками пенсионерками ничего нового Проклову не дала. Не принёс нового и разговор с Вадимом. Добродушный на вид кооператор с выпирающим из-под брючного ремня животом, подтвердил слова Мани. Да, он коллекционирует старые предметы, имеющие художественную и историческую ценность. Старший лейтенант может зайти к нему и познакомиться с его коллекцией. В ней много удивительного. Виктор Степанович помогал ему несколько раз в определении достоверности и ценности предметов. Где он приобретает вещт? В магазинах, с рук. Раньше такими вещами торговали, а теперь и подавно. Да, он отдал историку бересту, потому что она ему не нужна. Как она к нему попала? Да очень просто. Один пьянчужка на вокзале или около Лавры (он достоверно теперь и не помнит — это случайно было) продавал старую церковную книгу. Шрифт тогда поразил Вадима, ему показалось, что она была рукописной. Он купил её, а алкаш впридачу всучил ему ещё три куска бересты, за деньги, конечно. Книга, по его мнению, ценности не представляла, а вот береста… Бересту, конечно, он принёс Виктору Степановичу. Когда тот прочитал написанное на ней, он пришёл к Вадиму и поинтересовался — нет ли у него ещё таких кусочков и где можно найти продавца.
- Предыдущая
- 117/142
- Следующая
