Убийца с крестом - Монтечино Марсель - Страница 57

• Предыдущая
• 57/125
• Следующая

В семнадцать минут девятого Замора позвонил:

– Джек, я опоздаю.

– Ты уже опоздал.

– Хм... Тогда я еще опоздаю.

– Ну, здесь пока не слишком-то много событий. Если это важно, оставайся там, где ты есть. Но приезжай сюда, как только сможешь. Мне здесь немного скучновато, в этом глухом офисе.

– Это очень важно, и я приеду, как только смогу.

Едва Голд повесил трубку, телефон зазвонил снова.

– Лейтенант Голд? – официальным тоном спросила Черри Пай. – Не вешайте трубку. Шеф будет с вами говорить.

Еще через мгновение Голд услышал лай Гунца.

– Голд? Ради Бога, парень! Вечно с тобой какая-то чертовщина!

– Что ты имеешь в виду. Алан?

– Я даю тебе самую спокойную должность во всем городе. Ради Бога! Я сам ее создал, чтобы удержать тебя от конфликтов. И что же – в первый же рабочий день на новом месте ты засветился в «Таймсе». Избил уважаемого члена общества. С тобой связаться – все равно что заливать огонь бензином.

– Послушай, Алан, я ведь не напрашивался на эту должность. Так если тебе не нравится, как я справляюсь, отправь меня назад, в отдел по ограблениям.

– Э-э, нет уж. – Голд почувствовал, как Гунц ухмыльнулся. – Меня не проведешь. Даже если ты убьешь миллион своих единоверцев, от меня ты ничего не добьешься. Я предоставляю вам абсолютную свободу действий, лейтенант. И я совершенно уверен, что...

Голд повесил трубку. Телефон снова зазвонил.

– Не смей бросать трубку, когда со мной разговариваешь. Я твой нач...

Голд снова нажал на рычаг. На этот раз Гунц не перезвонил.

В десять тридцать в офис влетел Замора, на ходу приглаживая мокрые волосы и застегивая рубашку.

– Итак, это было важно, – проговорил Голд, развалясь в кресле поудобнее. – Ну и как она?

– Нет, нет, Джек. Ты все не так понял. Это было собеседование. По приему на работу.

– На работу?

– Да. В рекламе. Для «Спаркл сентид соуп». Я вылезаю из душа, вода стекает по телу, полотенце на плечах. – Замора разыгрывал сцену перед Голдом, – и говорю в камеру: «Все девушки на работе спрашивают меня, каким одеколоном я пользуюсь. Я отвечаю им, что не пользуюсь одеколоном. Это запах мыла „Спаркл сентид“. Девушки мне не верят. Тогда я приглашаю их к себе домой, чтобы принять душ вместе. И это их всегда убеждает». Потом я посылаю камере мою лучшую редфордскую улыбку, – Замора послал Голду свою лучшую редфордскую улыбку, – и исчезаю из кадра.

– О Господи! – выдохнул Голд.

– Что скажешь, Джек?

– Ну, вряд ли после этого захочу принимать с тобой душ, но я ведь немного старомоден.

– Я думаю, что попал в яблочко – работа точно моя! Мы там с одним парнем целых семь раз заходили и выходили из душа.

– А тебе не кажется, что всем этим голливудским гомикам просто хотелось полюбоваться твоим голым телом?

– Я совершенно уверен – работа моя! Тот, другой парень – он очень непрезентабельный. Понимаешь, о чем я.

– Думаю, да. Ты их должен всех на руках носить.

– Ты меня подкалываешь, Джек. Но ведь это все очень серьезно. Если меня возьмут, то ведь это точно больше, чем двадцать штук в год. Всего за один день работы. И потом, я смогу наконец показаться перед широкой аудиторией.

– Мне кажется, ты уже «показался» в этом «голубом» журнальчике.

Замора упал в кресло.

– Бисер перед свиньями метать. – Он ухмыльнулся.

– Будь осторожнее с этой свиньей, парень.

– Ладно, проехали. Пойдем, я угощу тебя ленчем. Умираю от голода. Из-за этого интервью мой агент вытащил меня сегодня из дома в шесть утра. У меня даже не было времени позавтракать.

Голд согласно кивнул.

– Приходишь на работу на три часа позже и через десять минут предлагаешь сделать перерыв и поесть. Если ты не слиняешь, то станешь классным копом.

Замора предложил поехать в одно местечко на Западной авеню, где работал его кузен. Кафе-гриль под названием «Синяя точка». Кондиционеров там не было, и воздух раскалился от жары. Все было окрашено в убийственно синий цвет. На стенах висели от руки написанные таблички с названиями блюд: «Лепешки: с цыпленком, говядиной, со свининой; пирожные: овсяные и с соусом „кантри“; яичница с ветчиной, корейское барбекю, сандвичи, стейк, соус „териаки“, мексиканские лепешки».

– О Боже, – вырвалось у Голда, когда он начал читать названия, – да ведь здесь представлена вся Организация Объединенных Наций. – Он продолжал: – "Спагетти в мясном соусе, говядина с вареным рисом, рис и бобы, кошерные хот-доги, окорок с кукурузной лепешкой, цыпленок «карри».

– Такое только в Лос-Анджелесе возможно, – сказал Замора. – Сам знаешь – у нас здесь такая национальная мешанина.

Упитанный повар-мексиканец, весь в поту от пышущего жаром гриля, заметил Замору и приветственно махнул ему.

– Как жизнь?

Замора и повар сердечно пожали друг другу руки и затрещали на уличном испанском диалекте. Голд сел за маленький столик у двери. Жар кафе здесь разгонял легкий ветерок с улицы. Замора оторвался от повара и вернулся к Голду.

– Решил, что закажешь?

– Сандвич с сыром и польскими колбасками.

Замора передал повару заказ на каком-то испано-язычном диалекте и сел напротив Голда.

– Так это твой двоюродный брат? Значит, ты на самом деле мексиканец?

Замора кивнул.

– Кроме тех дней, когда я навещаю родных матери в Дублине. Тогда я до мозга костей ирландец. – Замора с легкостью перешел на ирландский акцент. – Сейчас я тебе все объясню, Джек. Старший брат моего отца иммигрировал сюда, в Лос-Анджелес, из какой-то глухой мексиканской деревушки в тридцатых годах. Началась война, и дядя записался в американскую армию. Они отправили его на корабле в Англию дожидаться вторжения европейских союзников. Он получил увольнительную и отправился в Лондон. А там в одно дождливое воскресное утро, шатаясь по Пикадилли, он решил, что надо бы пойти послушать мессу. Сам понимаешь, война и все такое, – и никогда не знаешь, когда придет твоя очередь. После мессы дядя случайно разговорился с приходским священником, который так к нему проникся, что пригласил на небольшое симпатичное сборище «по-поддержке-наших-смелых-парней-в-форме» во второй половине того же дня. Сахарные пирожные и чай, возможно чуточку подкрепленные ирландским виски, – что-то в этом роде. Ну, и мой дядя отправился на эту церковную вечеринку и встретил там одну маленькую ирландочку. Она работала на английском военно-промышленном предпрятии, где зарплата была получше, чем дома. А дома у нее оставались три младшие сестрички, которых надо было еще поставить на ноги. То да се – и мой дядя женился на этой малышке ирландочке, а после войны вернулся в Лос-Анджелес. Рассказывать дальше?

– Рассказывай.

– Ну вот. А через десять лет после войны мои дядя и тетя отправились в Дублин, а дядя взял с собой своего младшего брата. Да, я забыл сказать: вся дядина семейка переехала в Лос-Анджелес после того, как дядя Луис – это его так зовут – получил американское гражданство за службу в армии. Но это все было сразу после войны. А лет через десять – двенадцать мой дядя Луис отправился вместе с тетей Морин в Дублин, а моего отца они взяли с собой. Думаю, ему тогда было лет восемнадцать. Он в семье самый младший. Ну так и получилось, что мой отец встретился с одной из сестер тети и привез ее в Лос-Анджелес и женился на ней. Это и была моя матушка.

– Подожди-ка. Два родных брата женились на двух родных сестрах?

– Что ж, бывает.

– Наверное.

– Поэтому мои кузены и кузины одни и те же с обеих сторон.

– И все до сих пор вместе?

– В радиусе нескольких кварталов в Восточном Лос-Анджелесе, куда ни кинь – одни Заморы. Пара братьев – копы, поэтому-то я и стал полицейским. Но я всегда мечтал быть актером. В колледже я сыграл в нескольких пьесах. Мне кажется, что я на этом просто помешан. Еда была готова. Замора сходил к стойке и принес завернутые в белую вощеную бумагу сандвичи с польскими колбасками и сыром и чиллибургер.

• Предыдущая
• 57/125
• Следующая