Видоизмененный углерод - Морган Ричард - Страница 80
- Предыдущая
- 80/122
- Следующая
Наткнувшись ногой на что-то, я опустил взгляд на ковер. На полу рядом с креслом стояла чашка кофе, ещё на треть полная. Мне захотелось узнать, как глубоко в память отеля успела заглянуть Ортега. Я взглянул на экран. Она дошла только до этого? Что ещё она видела? И как это разыграть? Подняв пульт дистанционного управления, я покрутил его в руках. Помощь Ортеги была неотъемлемой составляющей моего плана. Если я сейчас её потеряю, то могут возникнуть большие неприятности.
А у меня внутри шевелилось что-то другое. Бурление эмоций, которое я не хотел признавать, потому что подобное признание явилось бы клиническим абсурдом. Чувство, которое, несмотря на беспокойство из-за более поздних событий, зарегистрированных в памяти отеля, было тесно связано с застывшим на экране изображением.
Смущение. Стыд.
Я тряхнул головой. Глупость какая-то, твою мать.
– Ты не смотришь.
Обернувшись, я увидел Ортегу. Она стояла, держа в руках две чашки с дымящимся напитком. Мне в нос ударил аромат кофе с ромом.
– Благодарю.
Приняв у Ортеги кружку, я пригубил напиток, стараясь выиграть время. Отступив назад, она сложила руки на груди.
– Итак, ты говорил, что у тебя полсотни причин, по которым Мириам Банкрофт не ложится в картинку. – Ортега дернула головой в сторону экрана. – И сколько из этой полусотни здесь?
– Ортега, это не имеет никакого отношения…
– Насколько я помню, ты говорил, что Мириам Банкрофт тебя пугает. – Многозначительно покачав головой, она поднесла чашку ко рту. – Не знаю, но, по-моему, у тебя на лице отнюдь не страх.
– Ортега…
– «Я хочу, чтобы ты остановился», – говорит она. Высказывается совершенно определенно. Если подзабыл, можешь прокрутить назад…
Я убрал пульт так, чтобы она до него не дотянулась.
– Я прекрасно помню, что она говорила.
– В таком случае ты также должен помнить ту заманчивую сделку, которую предложила Мириам Банкрофт за то, чтобы ты закрыл дело: размноженная оболочка…
– Ортега, вспомни, ты тоже не хотела, чтобы я занимался этим расследованием. По твоим словам, это чистое самоубийство, и дело закрыто. Но из этого не следует, что Банкрофта убила ты, разве не…
– Заткнись! – Ортега принялась кружить вокруг меня так, словно у нас в руках ножи, а не чашки с кофе. – Ты её прикрывал. Всё это время, твою мать, ты лежал, уткнувшись носом ей в промежность, словно верная собач…
– Если ты видела остальное, тебе известно, что это неправда, – попытался возразить я спокойным тоном, чего мне никак не позволяли гормоны Райкера. – Я объяснил Кертису, что меня не интересует предложение его хозяйки. Я это сказал ему ещё два дня назад, твою мать!
– Как ты думаешь, как отнесется к этой записи прокурор? Мириам Банкрофт пытается подкупить частного следователя, нанятого её мужем, обещая противозаконные любовные утехи. Ах да, и ещё признание размножения оболочек. Хотя и недоказанное, но в суде это будет выглядеть очень плохо.
– Она отметет все обвинения. И тебе это хорошо известно.
– Если только её муженек-маф встанет на её сторону. Что он, вероятно, не сделает, просмотрев эти записи. Ты же понимаешь, тут повторения дела Лейлы Бегин не будет. На этот раз ботинок морали надет на другую ногу.
Ссылка на мораль промелькнула по внешним границам нашего спора, но у меня вдруг возникло неуютное ощущение того, что на самом деле это наоборот центр происходящего сейчас. Вспомнив критические отзывы Банкрофта относительно морали Земли, я подумал – а смог ли он смотреть на мою голову, зажатую между бедрами его жены, и не чувствовать, что его предали.
Сам я тоже пытался разобраться в собственном отношении к этому вопросу.
– И когда мы начнем расследование, Ковач, отрезанная голова, прихваченная тобой из клиники «Вей», вряд ли станет смягчающим обстоятельством. Незаконное задержание оцифрованного сознания карается на Земле сроком от пятидесяти до ста лет. И даже больше, если нам удастся доказать, что именно ты и спалил эту голову.
– Я как раз собирался рассказать тебе об этом…
– Нет, не собирался! – рявкнула Ортега. – Ты не собирался рассказывать мне ни о чем, что не в твоих интересах!
– Послушай, клиника все равно не посмеет начать уголовное преследование. Ей самой есть чего опасаться…
– Наглый ублюдок! – Она разжала пальцы, и чашка с кофе с глухим стуком упала на ковер. В глазах Ортеги вспыхнула настоящая ярость. – Ты лишь похож на него, всего лишь похож, мать твою! Думаешь, нам будет нужна эта долбаная клиника, когда у нас есть кадры, на которых ты кладешь отрезанную голову в холодильник отеля? Разве там, откуда ты родом, Ковач, это не считается преступлением? Обезглавленный труп…
– Подожди минутку. – Я поставил свой кофе на кресло. – На кого, на кого я лишь похож?
– Что?
– Ты только что сказала, что я лишь похож…
– Забудь о том, что я сказала. Ты хоть понимаешь, Ковач, что ты наделал?
– Я понимаю лишь то, что…
Внезапно с экрана у меня за спиной хлынул поток звуков, жидкие, осязаемые стенания и аппетитное чавканье. Я взглянул на зажатый в руке пульт дистанционного управления, гадая, как мне удалось непроизвольно включить остановленное воспроизведение, но тут от низкого женского стона моя кровь заледенела в жилах. Ортега набросилась на меня, пытаясь вырвать пульт.
– Отдай его, выруби этот треклятый кошмар…
Какое-то время я боролся с ней, но наша возня привела лишь к тому, что звук стал ещё громче. Затем, словно прислушавшись к голосу здравого рассудка, я разжал руку, и Ортега свалилась на спинку кресла, яростно тыча в кнопки.
– …к такой-то матери.
Наступила тишина, нарушаемая только нашим шумным дыханием. Я стоял, уставившись на один из задраенных иллюминаторов, Ортега сползла на пол между креслом и моей ногой, по-видимому, не отрывая взгляда от экрана. Мне показалось, что на мгновение наше дыхание совпало в фазе.
Обернувшись, я наклонился, пытаясь помочь Ортеге встать, но она уже поднималась с пола. Наши руки встретились, прежде чем кто-либо из нас успел понять, что происходит.
Это стало настоящим освобождением. Кружащие антагонизмы провалились внутрь словно сорвавшиеся с орбиты спутники, сгорая дотла в атмосфере, подчиняясь взаимному притяжению, болтавшемуся тяжелыми цепями, которые, разорвавшись, разлились по нервным окончаниям испепеляющим пламенем. Мы пытались целовать друг друга, в то же время заливаясь смехом. Ортега сдавленно вскрикнула, когда мои руки скользнули в разрез кимоно, накрывая большие шершавые соски, твердые, как обрубки веревки. Её грудь вошла мне в ладони так, будто была специально отлита под них. Кимоно соскользнуло с широких, словно у пловчихи, плеч – сначала плавно, затем судорожными рывками. Одним движением я скинул куртку и рубашку, а Ортега тем временем лихорадочно возилась с моим ремнем, расстегивая ширинку и просовывая в неё сильную руку. Я ощутил мозоли на кончиках длинных пальцев.
Каким-то образом мы выбрались из комнаты с экраном и пробрались в каюту на носу, которую я уже видел. Я последовал за Ортегой, не отрывая взгляда от её покачивающихся мускулистых бедер, и, наверное, это был не столько я, сколько Райкер, – потому что я почувствовал себя человеком, возвращающимся домой. Там, в комнате с зеркалами, Ортега откинула голову на смятые простыни, выгибаясь дугой, и я увидел, как проникаю в неё по самое основание, вызывая слабый стон. Она пылала, пылала изнутри, обволакивая меня вязкой жидкостью горячей ванны, а раскаленные полушария её ягодиц обжигали мои бедра, будто клеймо, при каждом прикосновении. Где-то впереди спина Ортеги поднималась и извивалась змеей, а её волосы ниспадали с головы каскадами элегантного хаоса. В зеркалах вокруг я видел, как Райкер протягивает руки, лаская ей грудь, упругий живот, округлые плечи, а она тем временем вздымалась и опускалась, словно океан вокруг яхты. Райкер и Ортега, переплетенные друг с другом; возлюбленные, встретившиеся после долгой разлуки.
Я успел почувствовать, как её охватывает дрожь наслаждения, но взгляд сквозь спутанные волосы, закрывающие лицо, вид её приоткрытого рта лишили меня последних крупиц самообладания. Я расплавился, растекаясь по изгибам её тела, судорожно извергаясь в неё, пока мы наконец не рухнули на кровать. Я ощутил, что выскальзываю из чрева Ортеги, как что-то рожденное им. Кажется, её экстаз ещё продолжался.
- Предыдущая
- 80/122
- Следующая
