Видоизмененный углерод - Морган Ричард - Страница 81

• Предыдущая
• 81/122
• Следующая

Мы молчали очень долго. Яхта вспарывала волны, подчиняясь автоматике, а вокруг нас ледяным потоком истекал опасный холод зеркал, угрожающий отравить, а затем и утопить нашу интимную близость. Пройдет совсем немного времени, и мы уставимся на собственные отражения вместо того, чтобы смотреть друг на друга.

Просунув руку под Ортегу, я нежно перевернул её набок, и мы легли, вжимаясь друг в друга впадинами и выпуклостями, словно две ложки. Я отыскал в зеркале отражение её глаз.

– Куда мы плывем? – тихо спросил я. Пожав плечами, она плотнее прильнула ко мне.

– Запрограммированный цикл, вдоль побережья, затем в открытое море к Гавайям, там разворот и обратно.

– И никто не знает, что мы здесь?

– Только спутники.

– Очень мило. И кому принадлежит все это?

Обернувшись, Ортега бросила на меня взгляд через плечо.

– Райкеру.

– Ого. – Я подчеркнуто отвернулся. – Какой красивый ковер.

Как это ни странно, мои слова вызвали у Ортеги смех. Она повернулась лицом ко мне, осторожно проведя ладонью по щеке, словно опасаясь, что та испачкается или вообще исчезнет.

– Знаешь, я пыталась убедить себя, что это безумие, – прошептала она. – Что это только тело.

– От этого никуда не деться. Сознание тут ни при чем. Если верить психологам, то, что сейчас случилось, не имеет никакого отношения к нашей жизни, точка. Остальное можно списать на разыгравшиеся гормоны, генный инстинкт и феромоны. Печально, но факт.

Ортега провела пальцем по моей скуле.

– По-моему, печального тут ничего нет. Печально то, что мы до такого докатились.

– Кристина Ортега. – Взяв её за кончики пальцев, я нежно их пожал. – Ты настоящая луддитка [6], мать твою. Во имя всего святого, как ты попала на такую работу?

– У меня в семье все были полицейскими. Отец – полицейский. Бабушка – полицейская. Ты знаешь, как это бывает.

– Только не по собственному опыту.

– Да. – Ортега лениво вытянула ногу к зеркальному потолку. – Полагаю, не по собственному опыту.

Скользнув ладонью по ровному животу, я опустился вдоль бедра к колену, нежно переворачивая её и прикасаясь ласковым поцелуем к жесткой щетине выбритых волос на лобке. Ортега начала сопротивляться, возможно, вспомнив про экран в соседней комнате, а может быть, просто давая вытечь из себя смешавшимся сокам наших тел, но быстро сдалась и открылась передо мной. Я приподнял другое бедро, укладывая его себе на плечо, а затем погрузился в неё лицом.

На этот раз Ортега кончила под аккомпанемент нарастающих криков, застревавших в горле в такт с сокращением мышц внизу живота. Все её тело угрем извивалось на кровати, а бедра вздымались вверх, погружая нежную плоть мне в рот. В какой-то момент Ортега перешла на тихий испанский, и певучие интонации этого языка вновь пробудили моё вожделение. Поэтому, когда она затихла, вытягиваясь, я смог опять проникнуть в неё, погружая язык ей в рот в первом поцелуе, который мы разделили с тех пор, как добрались до кровати.

Мы стали двигаться медленно, подстраиваясь под ритм моря за бортом. Казалось, наше единение длилось бесконечно долго, сопровождаемое разговорами, нарастающими от томного бормотания до возбужденных вздохов, переменами позы, нежными покусываниями, хлопками в ладоши, и все это время меня не покидало ощущение, будто я наполнен до краев и вот-вот выплеснусь наружу. Ощущение, от которого болели глаза. Наконец я дал волю и разрядился в Ортегу, чувствуя, как она использует последние мгновения моего ещё твердого естества для того, чтобы самой подняться на вершину наслаждения.

«Чрезвычайные посланники берут то, что им предлагают, – где-то в отдаленных закоулках памяти произнесла Вирджиния Видаура. – И иногда этого должно быть достаточно».

Мы разъединились во второй раз, и тут тяжесть последних двадцати четырех часов придавила меня тяжелыми коврами из соседней комнаты, своим теплом призывая расстаться с сознанием. Последним отчётливым воспоминанием было, как длинное женское тело рядом со мной вытягивается, вжимаясь грудью в спину, кладет на меня руку и уютно оплетает ногами. Мои мыслительные процессы, замедлившись, остановились.

То, что предлагают. Иногда этого бывает. Достаточно.

Когда я проснулся, её уже не было.

Сквозь раздраенные иллюминаторы в каюту проникал солнечный свет. Волнение улеглось, и все же яхта немного покачивалась, показывая то голубое небо с горизонтальными полосками облаков, то спокойную гладь океана Где-то кто-то варил кофе и жарил копченое мясо. Некоторое время я лежал неподвижно, собирая разрозненные обрывки рассудка и пытаясь сложить из них пристойный наряд. Что рассказать Ортеге? Сколько и как это преподнести? Подготовка посланников лениво предложила себя, словно вытащенная из болота туша. Я позволил ей покачаться на поверхности и снова погрузиться в трясину, поглощенный созерцанием солнечных зайчиков, пляшущих на простыне.

Позвякивание стекла, донесшееся из коридора, заставило меня обернуться. В дверях стояла Ортега в футболке с надписью «НЕТ РЕЗОЛЮЦИИ НОМЕР 653». «НЕТ» было перечеркнуто неряшливым красным крестом, а поверх тем же цветом было выведено решительное «ДА». Стройные колонны обнаженных ног Ортеги исчезали под футболкой, и казалось, что там они продолжаются до бесконечности. В руках она держала большой поднос с завтраком на целый полицейский участок. Увидев, что я проснулся, Ортега тряхнула головой, убирая с лица волосы, и хитро улыбнулась.

Я рассказал ей всё.

– И что ты собираешься делать?

Пожав плечами, я отвернулся, уставившись вдаль, прищуриваясь, чтобы защитить глаза от бликов на поверхности воды. Океан казался более плоским, более задумчивым, чем на Харлане. Только отсюда, с палубы, можно было постичь всю его бескрайность, в которой яхта затерялась, внезапно превратившись в игрушку.

– Я собираюсь сделать то, что хочет от меня Кавахара. Что хочет Мириам Банкрофт Что хочешь ты. Что, похоже, хотят все, мать их. Я собираюсь закрыть дело.

– Ты думаешь, это Кавахара спалила Банкрофту голову?

– Очень похоже на то. Или она прикрывает того, кто это сделал. Теперь это уже не имеет значения. Сара у неё в руках, вот что сейчас главное.

– Мы можем предъявить ей обвинения в насильственном похищении. Незаконное удержание оцифрованного человеческого сознания может потянуть на…

– От пятидесяти до ста лет, – слабо усмехнулся я. – Вчера вечером я тебя внимательно слушал. Но сама Кавахара никого не удерживает. Сара в руках у каких-нибудь подставных лиц.

– Можно получить ордер на обыск…

– Кристина, она же маф, мать её. Она отметет обвинения, и при этом у неё даже не собьется пульс. Так или иначе, об этом не может быть и речи. Как только я предприму против Кавахары любые шаги, она швырнет Сару в виртуальную пытку. Сколько времени потребуется на то, чтобы получить ордер, в лучшем случае?

– Ну, пару дней, если запрос выдаст ООН.

Едва Ортега произнесла эти слова, как на её лицо набежала тень. Перевесившись через ограждение, она уставилась вниз.

– Вот именно. В виртуальности это равно почти году. Сара не посланник, у неё нет необходимой подготовки. То, что сможет сделать с ней Кавахара за восемь или девять виртуальных месяцев, превратит рассудок нормального человека в кашу. К тому времени, как мы её вытащим, Сара сойдет с ума. Если мы её вообще вытащим. А я, твою мать, даже не хочу рассматривать вариант, при котором ей придется пережить хотя бы одну секунду…

– Хорошо, – положила мне руку на плечо Ортега. – Хорошо, извини.

Я поежился. Не знаю, от свежего ветерка или от мысли о виртуальных подземельях Кавахары.

– Не бери в голову.

– Я полицейская. У меня в крови искать способ, как прищучить плохих ребят. Вот и всё.

Подняв взгляд, я бледно улыбнулся.

– А я – чрезвычайный посланник. У меня в крови искать способ перегрызть Кавахаре горло. Я искал очень тщательно. И не смог ничего найти.

• Предыдущая
• 81/122
• Следующая