Видоизмененный углерод - Морган Ричард - Страница 99

• Предыдущая
• 99/122
• Следующая

– Это реальность, – повторил Эмси Карнаж. – Сегодня вечером вас ждет реальность. Сегодня вечером у вас на глазах Элиас Райкер умрет. Умрет, стоя на коленях, и если мне не удастся стереть воспоминания о том, как проливали вашу кровь и ломали ваши кости, по крайней мере я смогу заменить их картинами гибели вашего мучителя.

Толпа взорвалась.

У меня мелькнула мысль, не перегибает ли Карнаж палку. Похоже, правда об Элиасе Райкере была чем-то неуловимым. Я вспомнил, как выходил первый раз из «Закутка Джерри», как отшатнулся от меня Октай, увидев лицо Райкера. Сам Джерри поведал о столкновении монгола с полицейским, в чье тело я был заключен: «Райкер постоянно не давал ему проходу. Пару лет назад избил его до полусмерти». Затем я вспомнил, как Баутиста отозвался о технике ведения допроса Райкера: «По большей части он ходил по самому краю». И сколько раз Райкер переступал эту черту, раз поглазеть на его избиение собралась такая толпа?

И что бы сказала Ортега?

Я подумал об Ортеге, и её лицо явилось крохотным островком спокойствия среди безумия злорадных криков, развязанного Карнажем. Если повезет, с помощью того, что я оставил в «Хендриксе», Ортега отомстит за меня и завалит Кавахару.

Достаточно верить в это.

Достав из-за пазухи длинный нож с зазубренным лезвием. Карнаж высоко поднял его над головой, демонстрируя толпе. Зрители притихли.

– Это мизерикордия [7], – объявил синтетик. – Когда наш матадор повергнет Элиаса Райкера на землю так, что у того больше не останется сил подняться, у вас на глазах из спинного мозга извлекут память полушарий и раздавят каблуком. И вы будете знать, что Райкера больше нет!

Разжав пальцы, Карнаж уронил руку. Дешевый театр. Нож завис в воздухе, сверкая в локальном гравитационном поле, затем медленно поднялся метров на пять над помостом.

– Давайте начнем, – сказал Карнаж, уходя с арены.

После этого наступило волшебное мгновение, своеобразный выдох облегчения, как будто только что была отснята ответственная сцена и всем можно расслабиться. Быть может, даже пустить по кругу фляжку виски и подурачиться вдали от объективов. Обменяться шутками по поводу убогого, примитивного сценария, который приходится воплощать в жизнь.

Мы начали медленно кружить по помосту, по-прежнему разделенные всем пространством ринга, пока ещё ни жестом не намекая на то, что вот-вот должно начаться. Я внимательно следил за движениями Кадмина, пытаясь найти в них хоть какую-нибудь зацепку.

«Биомеханические системы „Господня воля“ моделей, начиная с 3.1 и до 7-й, отличаются простотой, что ни в коем случае нельзя считать недостатком, – предупреждали нас перед высадкой на Шарию. – Разрабатывая эти системы, конструкторы в первую очередь думали о прочности и скорости, и оба этих качества получились доведенными до совершенства. Если у системы „Господня воля“ и есть слабое место, так это только то, что рисунок боевого поведения не имеет возможности случайного выбора отдельных подпрограмм. Следовательно, Мученики десницы Господа сражаются в очень узких тактических рамках».

На Шарии мы имели усовершенствованные боевые биомеханические системы, сделанные по последнему слову техники, даже в минимальной комплектации оснащенные программой случайной выборки ответного действия и цепью обратной связи с промежуточным анализом. В нейрохимии Райкера ничего подобного не было, но, если повезет, мне удастся кое-что симулировать с помощью приемов посланников. Главная задача состояла в том, чтобы оставаться в живых достаточно долго и дать возможность боевым навыкам разобраться с рисунком поведения «Господней воли»… Кадмин нанес удар.

Нас разделяло почти десять метров открытого пространства; за время, потребовавшееся Кадмину, чтобы преодолеть его, я едва успел моргнуть. Он обрушился на меня настоящим ураганом.

Его техника была простой, прямые удары кулаками и ногами. Однако наносились они с такой силой, с такой стремительностью, что я с трудом успевал отбивать их. Ни о каком ответе не могло быть и речи. Первый удар кулаком я отвел направо и, использовав поступательный момент, отступил влево. Кадмин, не раздумывая, переместился вслед за мной и выбросил кулак в сторону моей головы. Я дернулся, уворачиваясь, но все же ощутил, как его кулак скользнул по виску. К счастью, недостаточно сильно, чтобы сработал силовой кастет. Повинуясь инстинкту, я поставил нижний блок, и нога Кадмина, готовая раздробить колено, отлетела от моей руки. Последовавший за этим удар локтем попал мне в лоб, и я отскочил назад, стараясь удержаться на ногах. Кадмин не отставал. Я нанес боковой удар кулаком, но Кадмин, по инерции летевший на меня всей своей массой, отразил его чуть ли не небрежно. А вот его удар в корпус пробил блок и попал в солнечное сплетение. Силовой кастет сдетонировал со шлепком, какой издает кусок мяса, брошенный на раскаленную сковородку.

Казалось, в живот вонзились стальные крюки. Собственно боль от удара осталась далеко позади, на поверхности кожи, а по мышцам живота разлилось тупое онемение. Наложенное на последствия шокового заряда, оно меня подкосило. Пошатнувшись, я отступил назад на три шага и рухнул на татами, извиваясь словно полураздавленное насекомое. До меня смутно донесся одобрительный гул толпы.

С трудом повернув голову, я увидел, что Кадмин отступил назад и смотрит из-под полуопущенных век, подняв кулаки к лицу. Со стальной полосы на его левой руке мне слабо подмигнул тусклый красный огонек: перезаряжался силовой кастет.

Я все понял.

Первый раунд.

В рукопашной схватке всего два правила. Наноси как можно больше ударов, как можно сильнее и стремительнее, чтобы сбить противника с ног. Как только он окажется на земле, убивай его. Если в ход вступают другие правила и соображения, это уже не бой насмерть, а игра. Кадмин мог бы подойти и расправиться со мной, пока я лежал на полу, но это был не настоящий бой. Это показательное избиение, где ради наслаждения публики страдания проигравшего требовалось растянуть как можно дольше.

Толпа.

Встав, я обвел взглядом теряющееся в полумраке море лиц. Нейрохимия выхватила блестящие от слюны зубы во ртах, раскрытых в оглушительных криках. Переборов слабость в нижней части живота, я сплюнул на пол и принял боевую стойку. Кадмин кивнул, как бы мысленно соглашаясь, и снова пошел на меня. Тот же самый стремительный ливень прямых ударов, те же самые сила и скорость, но теперь я был к этому готов. Отразив первые два удара блоками наружу, я вместо того, чтобы пятиться назад, остался стоять на пути Кадмина. Прошла какая-то доля секунды, прежде чем он понял, что я делаю. К этому времени он уже оказался слишком близко. Мы едва не столкнулись грудь грудью. Представив себе, что лицо Кадмина принадлежит каждому из ликующих зрителей, я что есть силы боднул его головой.

Ястребиный нос сломался с громким хрустом. Кадмин пошатнулся, и я, шагнув вперед, ударил ногой в колено. Ребро ладони правой руки мелькнуло дугой, целясь в шею или горло, но Кадмин успел повалиться на пол. Перекатившись набок, он сбил меня с ног. Я упал, а он, приподнявшись на четвереньки рядом, заколотил кулаками по моей спине. Содрогнувшись от заряда силовых кастетов, я уронил голову на татами, ощущая во рту привкус крови.

Я перекатился на живот и увидел, что Кадмин, пятясь назад, вытирает кровь из разбитого носа. С любопытством посмотрев на вымазанную красными пятнами ладонь, он взглянул на меня и недоуменно тряхнул головой. Слабо усмехнувшись, я, используя прилив адреналина, вызванный видом крови Кадмина, вскинул руки, приглашая продолжить бой.

– Иди сюда, козел, – проскрежетал я разбитыми губами. – Попробуй возьми меня.

Кадмин рванулся вперед ещё до того, как последние слова успели слететь с моих уст. На этот раз я даже не смог к нему прикоснуться. Все, что произошло, выходило за рамки осознанного боя. Нейрохимия сражалась отчаянно, выставляя блоки, не позволявшие сработать силовым кастетам, что дало мне передышку и позволило нанести пару сгенерированных случайным образом ударов, которые, как подсказал инстинкт посланника, могли бы пробить тактический рисунок Кадмина. Но он отмахнулся от моих кулаков, как от назойливых насекомых.

• Предыдущая
• 99/122
• Следующая