Тени пустыни - Шевердин Михаил Иванович - Страница 65

• Предыдущая
• 65/149
• Следующая

Загорелся царь Арбуз. Все цари держат чудных животных. Царь Индии белых слонов, цари Рима — птицу Рух, цари Китая — драконов. Захотел царь Арбуз зверя. Как говорится: «Куют коня, а лягушка тоже лапу поднимает». Хезарейцы напугались. Зачем в городе чудовище? Еще детей перекусает. Послали в Грецию за философом Платоном, чтобы дал совет царю Арбузу. Платон ждать не заставил. Собрался и приехал. Но не послушался Арбуз самого царя философов Платона. Послал охотников и ловцов в пустыню Дешт–и–Лут. Сколько пропало на облаве хезарейских воинов, и сказать трудно, но зверя поймали и привезли во дворец. Увы, камень всегда падает на голову сироты. Отвернулось счастье от хезарейцев. У кого длинная борода и маленькая голова, тот дурак. У Арбуза была маленькая голова и длинная борода. Для забавы царь прогуливал своего зверя на золотой цепи по улицам и площадям. Всякий, кто хоть раз взглядывал на чудище, смеялся. Такой нелепый зверь: хвост там, где голова, ноги на спине, а спины совсем нет… Но кто начинал смеяться, уже не мог остановиться и смеялся, пока не помирал… А Арбузу нравилось: вот какой у него зверь! Людям смерть, а царю веселье. Не знали хезарейцы, что и делать. Говорят, один глупец бросит камень в колодец, а сто умников не могут его достать. Думали хезарейцы, думали, а пока думали, надвинулась на их город новая беда, еще худшая: пришла с восхода вражья орда и осадила город, так что и мышонок не мог найти лазейку. Иголкой скалу не проломаешь. Посоветовал тогда философ Платон: «Выведите царского зверя на стену и бейте в барабаны». Так и поступили. Едва враги увидели зверя, как начали смеяться. И смеялись до тех пор, пока все не поумирали. Но лучше хезарейцам не стало. Зверь сорвался с золотой цепи и давай бродить по улицам и площадям. Много народу поумирало от смеха. И снова пошли мудрецы к философу Платону за советом. Он сказал: «Найдите большое зеркало и поставьте на площади на видном месте». Откуда у хезарейцев быть зеркалу? Им бы свои ребра прикрыть тряпкой. Только во дворце Арбуза имелось большое зеркало, да не одно, а сотня. Но царь не захотел дать ни одного зеркала из ста своих зеркал. Когда человек проглотит много змей, сам делается змеей. Народ рассердился, убил Арбуза и отнес зеркало на самую большую площадь. Никто не знал, что получится от совета философа Платона, но сказано: курицу оценишь только на блюде. Забрел зверь на площадь, посмотрелся в зеркало и засмеялся. Долго он смеялся. И хвост его, что был вместо головы, смеялся, и спина, которой не было, смеялась, и ноги, что росли на спине, которой не было, смеялись. Хохотал зверь так, что штукатурка со стен сыпалась. Нахохотался вдоволь и подох.

Алаярбек Даниарбек встрепенулся:

— Ну и что?

— А тебе нужно «что»? — заметил Гариб. Его удивила непонятливость Алаярбека Даниарбека. Не понимает человек самых простых иносказаний.

— Да, сказку я твою слушал, а при чем тут ференги–инглизы?

— А при том, что рассказ мой об инглизах.

— Эвва!

— А разве инглиз не похож на зверя царя Арбуза? Разве у инглиза вместо головы не хвост и хвост не вместо головы? И разве у инглиза не все наоборот? И разве ноги у инглиза не растут на спине, которой нет? И разве от одного вида инглиза не погибают в судорогах смеха восточные люди?

— М–да, — протянул неопределенно Алаярбек Даниарбек. — А чего же смеяться? Плакать надо.

— А кто знает, где кончается смех и где начинаются слезы? — сказал Гариб. — Пустил шах в персидское государство зверя, и вот теперь смотри на него и смейся… или плачь!

Староста Мерданхалу вздохнул и сказал:

— Смейся! Стони! Подыхай!.. Жди, когда ференг–инглиз заглянет в зеркало и… Только помни, дорогой гость, никто тебе не говорил у нас, что шаха звали Арбуз, не говорил, что шах спесивый осел. Не подумай чего–то там! Сказка про зверя без спины и с хвостом вместо головы только сказка… А шах у нас хороший, мудрый, добрый. Под мудрым правлением нашего шахиншаха народ процветает и веселится.

И Мерданхалу словно невзначай обвел рукой горькую серебрившуюся в свете луны солью долину, черные шатры, красные искры сиротливых очагов.

Али Алескер не слушал рассказ Гариба. Помещик поспешил уйти подальше от острых, мерцающих в темноте глаз хезарейцев.

Даже в душе Али Алескер не хотел признаваться, что он боится. Но ему очень хотелось уехать из проклятого становища Гельгуоза. Сейчас! Немедленно! Он не понимал, зачем ему здесь сидеть и испытывать страх перед грязными, вшивыми кочевниками. Он совсем было решил уехать.

Но Али Алескер не уехал. Он приказал Шейхвали вынуть из автомобиля кожаные подушки сидений и неплохо устроился около палатки Красного Креста прямо под звездным небом. Даже за сто тысяч рупий Али Алескер не лег бы спать в чадыре. Блохи, клещи, паразиты, запахи пота и прелого войлока его с ума сводили. Вообще лучше лечь спать на открытом месте. С автомобильных подушек можно легко разглядеть любого, кто вздумает подобраться поближе.

Но и ночью Али Алескер на нашел покоя своему усталому, грузному телу. Едва он закрыл глаза, как шум разбудил становище Гельгоуз. Али Алескер вскочил и схватился за оружие.

Оказывается, приехал доктор Петр Иванович, и по этому поводу все кочевье кричало, вопило от радости, смеялось. Собаки устроили дикий концерт. Ослы и мулы орали. Детишки попросыпались и с визгом бегали между разожженных из сухой колючки костров, радуясь конфетам, которые Петр Иванович купил для них на базаре в Мешхеде. Мерданхалу обязательно хотел приготовить угощение, и куры, предназначенные в котел, своим кудахтаньем только увеличивали суматоху.

Однако Петр Иванович сердито попросил потушить костры и предложил всем немедленно лечь спать, а сам пошел в палатку к больному. Стараясь ничем не проявлять раздражения, он осмотрел его.

— Тысячу раз я просил вас, Алаярбек Даниарбек, не лечить без меня. Не хочу, чтобы вы отправляли «ad patres»* моих пациентов. Чем вы изволили пичкать больного?

_______________

* К праотцам.

Петр Иванович сделал арабу укол от сердечной слабости.

— Ваш друг, — сказал он, отведя Али Алескера подальше, — здоровый для своего возраста субъект, но сердце серьезно пошаливает.

— Сделайте все, что нужно! — испугался помещик. — Не могу представить последствий, если… Извините, но вы не знаете, что он представляет собой на Востоке…

— Мне абсолютно безразлично, — рассердился Петр Иванович, — большой человек болен или маленький.

Он не нашел нужным больше разговаривать с бормотавшим извинения помещиком и ушел в сильнейшем раздражении к себе в палатку.

Раздражение у Петра Ивановича вызвал не господин коммерсант своим нетактичным заявлением. На такие вещи доктор давно уже в Персии не обращал внимания. Собака лает — ветер носит. Разозлил Петра Ивановича не кто иной, как Алаярбек Даниарбек.

— Не ввязывайтесь… Вы что же? Тогда в Гиссаре вы принялись перевоспитывать Ибрагим–бека. В Бахардене впутались в поножовщину из–за каких–то похищенных красавиц в Шахрисябзе… Где вы, Алаярбек Даниарбек, там обязательно история, а расхлебываю я. Совсем не желаю, чтобы экспедицию выпроводили из Персии. Тогда не увидите Золотого Купола имама Резы как ушей своих…

— Петр Иванович, — жалобно шептал маленький самаркандец, — я же говорю: он наш, узбек… Советский узбек… Из Хивы…

— Откуда ему здесь взяться? Не верю…

Удивительно! Вопреки обыкновению, Алаярбек Даниарбек не спорил. Он только долго что–то тихо, очень тихо объяснял доктору…

Кочевье угомонилось далеко за полночь. Али Алескер зевал, кряхтел, ворочался на своих автомобильных подушках. Сон не шел к нему. Он часто привставал и вглядывался в темноту. Прислушивался до боли в барабанных перепонках. Он ничего не видел, но ему казалось, что в Гельгоузе не спят. Что что–то движется среди чадыров. Где–то, кажется в овечьем загоне, краснел отсвет костра. Чудились голоса, странный ритмичный треск. Не то шумело в ушах, не то действительно разговаривали и смеялись сразу несколько человек. Странно, почему становище не спит? Али Алескер встал и сунул ноги в туфли. Вытащил из автомобильной подушки маузер…

• Предыдущая
• 65/149
• Следующая