Спасти СССР. Инфильтрация - Королюк Михаил "Oxygen" - Страница 29

• Предыдущая
• 29/84
• Следующая

– Тони, боюсь даже представить, как вы проносили бутылку в школу, – вырвалось у меня. К счастью, моего юмора никто не понял.

– Где, где… Учись, молодой, пронесли заранее, в портфеле, и спрятали в надежном месте.

– А надежное место – это?..

– Это вот тут. – Димон горделиво похлопал по высоко висящему сливному бачку.

– Ловко, – оценил я. – И температура как раз нормальная получается.

Тут пробка не выдержала напора молодости, и группа поддержки негромко зашумела, выражая бурное одобрение.

– Стакан, – командует Антон.

– Здесь! – В центр группы просунулся граненый стакан.

Раздалось деликатное позвякивание и побулькивание.

– Давайте по кругу… Три раза по сорок грамм.

– Даже по сорок два…

– Пит, считай лучше – сорок один и шесть в периоде.

Димон взял на себя бремя лидерства, и в полутьму полетел звучный всхлип.

– Ох и кислятина… Что это?

– «Рислинг»…

– Дай я… Ой, да…

– Кхе… сахарку бы добавить…

– Раствор холодный, долго бы растворялось…

– Заесть бы чем…

– Да, Сэм, надо было «Фетяску» брать…

– Дюха, хочешь попробовать?

– А давайте. – Я решительно взял почти опустевший стакан и осторожно допил. Брр… Действительно очень кислое вино. – Нет, ребята, это надо с закуской. Взять курочку горячего копчения и неторопливо, по глоточку… А так, на бегу – нельзя. Точнее, можно, но только от большой безысходности. У вас она большая?

– Дык больше ничего нет, – расстроенно протянул Антон. – Будем мучиться.

Дверь за его спиной рывком распахнулась, и на пороге возник грозный абрис Тыблока. Позади маячил завуч.

– Так… – раздраженно процедила директриса. – Выходи по одному.

Ребята на мгновение замерли, как зайцы в свете фар, и начали обреченно шевелиться.

«Пара секунд, пока у нее зрение адаптируется, есть», – мелькает в голове.

Выдергиваю из руки оцепеневшего Антона бутылку, руку за спину, плавный приставной шаг за угол, привстав на носочки, аккуратно, чтобы не звякнуть, вешаю стакан на барашек вентиля и затем, легко подпрыгнув, плашмя возвращаю емкость с вином в лоно сливного бачка. Тихий «бульк» был перекрыт злобным ревом Тыблока:

– Лампочку сейчас же вкрутить! Как выкручивали, так и вкручивайте!!!

Высоченный, под метр девяносто, Ломов садится на корточки, ему на шею взбирается легкий верткий Сэм. Секунда – и вот он уже крутит лампочку под потолком. Безжалостный свет заливает туалет, заставляя всех сощуриться.

– Построиться вдоль стены! Светлана Афанасьевна, проследите.

Директриса врывается в опустевший туалет и быстро осматривает его понизу, затем выглядывает в окно и изучает двор. Шеренга замерла не дыша.

– Так… – Тыблоко вразвалочку выходит из туалета и подводит итог налета: – Курили!

Парни с облегчением выдохнули, вдохнули и начали переглядываться.

– Соколов, – остановилась директриса передо мной, – а ты что тут делал?

– Вы не поверите, Татьяна Анатольевна, – проникновенно говорю, – писал…

– Курил? – буравит меня взглядом.

– Не курю. Вообще, – отвечаю со спокойным достоинством.

Еще секунду она пристально изучает меня, потом разрешающе махает рукой:

– Иди.

Делаю несколько шагов и притормаживаю за спиной завуча.

– Кто еще не курил? – спрашивает Тыблоко.

Ребята тоскливо вздыхают и молча переминаются.

– Что, все курили? – не поверила директриса.

– Ну это вы зря, ребята, – вмешиваюсь я. – Очень вредная привычка. Меня папа в анатомичку водил…

Делаю микропаузу. Тыблоко, уже обернувшаяся, чтобы послать меня подальше, заинтересованно прислушалась. Возвращаюсь на пару шажков назад и продолжаю:

– У обычного человека легкие мягко-розовой окраски, приятного цвета. А у курильщика в легкие как будто вдули угольную пыль, цвет даже не черный, а антрацитовый. Представляете, как тяжело сквозь угольную пыль кислород качать?

– Вот! – воодушевленно восклицает Тыблоко, задрав палец к небу. – Слушайте, обалдуи!

– Да, Татьяна Анатольевна, скажите им, что лучше пить, чем курить!

– Верно! – Директриса рубит воздух рукой и, вздрогнув, замирает.

Вижу, как толстый загривок наливается краснотой, и она начинает медленно переступать, разворачиваясь ко мне с грацией основного калибра линкора. Торопливо пячусь, уж больно она бегемота в ярости напоминает, пусть даже карликового, затем разворачиваюсь и срываюсь с места.

– Ну, С-с-с-соколов!.. – несется рев вослед, но я уже за поворотом, далеко от места экзекуции, мчусь как ветер по полутемному коридору, лицо раздирает довольная ухмылка.

Забегаю на лестничную площадку и замираю, с досадой прислушиваясь к задорно летящему «Sunny» в исполнении «Бони М». Неожиданная жалость к себе стискивает горло… А ведь у меня на этот вечер были совсем другие планы. Облокотившись на перила, с печалью смотрю на исчезающий в темноте пролет. Голова пустая, ни одной идеи, как выправить ситуацию. В зале тем временем стартовало заводное «Hafanana» Африка Симона. Задумчиво покусываю губы: надо что-то решать, пока идут быстрые танцы.

Блин, ну что за непруха! Ну что ей стоило подумать и взять другие туфли! Обида всколыхнулась с новой силой, и я начал решительно спускаться к гардеробу. Успел дойти до следующего пролета, и тут меня пронзила неожиданная мысль, да так, что от досады сначала со всего маху шлепнул ладонью по стене, а потом еще немного постучался о холодную твердь лбом.

Идиот! Нет, ну точно идиот! Сейчас у средней горожанки на выбор два бюстгальтера – белый и черный. С чего я вообще решил, что у восьмиклассницы есть выбор туфель?!

С облегчением улыбаясь, я прохаживался взад-вперед по площадке. Ну да, виноват, не сообразил сразу, зря наехал. Надо извиняться. Теперь – легко и с удовольствием. Уф… Хорошо-то как.

Наконец решаюсь и, перепрыгивая через ступеньки, взлетаю на третий этаж. Под обольщающие интонации «Баккары» захожу в зал и радостно оглядываюсь.

В приглушенной полутьме вдоль стены боязливо жмутся мальчишки, отчаянно пытаясь придать себе вид поуверенней. Получается не очень. У окон, сбившись в кружки, щебечут девчата, время от времени прошивая быстрой очередью взгляда шеренгу ростовых мишеней напротив. Небольшое число храбрецов, вызывая у остальных восхищение пополам с плохо скрываемой завистью, топчутся в центре зала: парни довольно неуклюже, девчонки, напротив, вполне грациозно. Пластика у них в крови, понятное дело. Паштет дергается рядом с Иркой – ну хоть у него все в порядке. Хм… Тома тоже танцует, вполоборота ко мне. Меня остро укололо недовольство: я там страдаю, понимаешь, а она веселится.

Ладно, сам виноват. Прислушиваюсь к песне – вроде бы последний куплет – и направляюсь к цели, чувствуя, как ко мне прикипели десятки заинтересованных взоров. Щеки начинают гореть, сердце бешено колотится где-то в горле. Яся, заметив мое продвижение, наклоняется и что-то коротко шепчет Томе на ушко. Звучат последние ноты, и мы встречаемся глазами. Делаю два последних шага и, приподняв руки, говорю самые важные слова:

– Я был неправ, извини.

Кружимся в медляке под хрипловато-чувственный голос Джо Дассена. Вокруг танцуют «по-пионерски»: у девушек руки вздернуты, как у богомола, локти надежно разделяют обоих, а ладони на плечах фиксируют партнера на приемлемой дистанции. Впрочем, есть и исключения: некоторые пары слиплись между собой так, что хочется смущенно отвести взор, дабы не мешать людям заниматься важным для обоих делом. Я же по привычке встал в позицию с откинутой вбок одной рукой и второй ладонью на талии партнерши, и теперь мы собираем недоуменные взгляды соседних пар.

– Кстати, я нашел решение своей проблемы. – Чуть запрокинув голову, безуспешно пытаюсь добиться того, чтобы наши глаза были на одной линии. – Обещаю вырасти к осени. Буду выше тебя… если без каблуков.

Легко такое говорить, помня, как за лето перед девятым классом рванул на двенадцать сантиметров.

– Не выше, а длиннее, – усмехнулась Тома.

• Предыдущая
• 29/84
• Следующая