Красные лошади (сборник) - Погодин Радий Петрович - Страница 24

• Предыдущая
• 24/89
• Следующая

Тебя позабыли спросить. Я тебе что велел? Не показываться на территории.

Из-за старой шатровой ивы вышел начальник лагеря. С ним были двое бородатых, молодецкого вида.

Этот, что ли? спросил один, с пальцами растопыренными, как бы неспособными к тонкой работе. Не дожидаясь ответа выдохнул сипло: Гений.

Ну уж и гений! возразил начальник лагеря. Острый начальников кадык прошелся поршнем по шее. Красивых слов не жалеем, они от этого силу теряют.

Конечно. Гения удобнее сознавать либо мертвым, либо еще не родившимся.

А это явление откуда? спросил другой бородач, кивнув на Злодея. Жаль, сейчас черти не в моде, я бы его написал.

И этому на территорию вход воспрещен, с обидой сказал начальник. Неуправляемый он.

Начальнику хотелось выступить перед городскими, долго учившимися художниками в роли скромного очевидца больших духовных преобразований, поскольку в городе из-за спешки и недостатка транспорта эти преобразования меньше заметны.

Оба неуправляемые, вздохнул начальник. Ничего не поделаешь акселерация. Куда она нас приведет?..

Девушка засмеялась, присела и погладила Злодея по вздыбившемуся загривку. Злодей сложил уши тут бы вот и рвануть запястье зубами. Непривычное ласковое прикосновение пугало его, но он стерпел, только наморщил нос и подтянул губу, обнажив верхние зубы.

Сережку Злодей воспринимал как нечто подобное себе, только более слабое, и поскольку он никогда не видел Сережку жующим, то и более голодное. Начальника лагеря Злодей не то что побаивался, но, понимая его характер неустойчивым, способным к неоправданному действию, при встрече сторонился и оглядывался не запустит ли этот тоскующий человек в него чем-нибудь каменным. И сейчас он скалил клыки на начальника, который, по его мнению, вошел в сговор с проходящими экскурсантами, чтобы кого-то обидеть. Угрожающая нота вылетела из его утробы тяжелым шмелиным роем.

Ну, мы пошли, сказал толстопалый художник.

Другой, пятясь и глядя на девушку, добавил:

Гений не гений, но братишка ваш гений.

Девушка засмеялась. Сережка подумал: Что она все смеется?, но ощущать себя братом этой смеющейся девушки было приятно. Чтобы не разбивать иллюзию, он произнес грубовато:

Пойдем. Чего тут

Тучи спустились ниже, они как бы всасывали друг друга и набухали, образуя все новые и новые разноцветные клубни. Над головой шел процесс рождения дождя. Он сопровождался звуком, едва уловимым на слух, но нервы от этого звука напрягались, и тело сжималось в почтительном оцепенении перед простотой и величием происходящего.

Сережка перевел взгляд на растопыренные к небу клены, на вдруг задрожавшие березы, на дуб, одинокий здесь и отдельно стоящий, как колдун, в которого никто уже не верит, но все опасаются. По темной траве, вдоль беленых сиреневых стен заскользили красные лошади. Впереди них ступала босая девушка, у которой смех возникает так же естественно, как зарождается дождь в теплом небе. Подле девушкиных ног шла собака.

Сюда, сказал Сережка, подводя девушку к ризнице. Я не пойду: заставит дрова колоть. Не терпит, когда у меня руки пустые. Не понимает, что человеку поразмышлять нужно.

Дверь и окно сторожихиного жилья глядели в монастырскую стену, в закуток, заваленный дровами. Дальше вдоль стены шел огород, морковь там росла, лук, укроп и картошка. За огородом, в тени шершавой березы, стоял то ли сарай, то ли будка.

Девушка постучала.

Ты иди, сказал ей Сережка. Глухая она.

Девушка отворила дверь. Ее обдало запахом чистого жилья. Прямо у дверей эмалевой глыбой сверкал холодильник. Городские стулья жидконого толпились возле тяжелого стола с клиньями, каких уже мало по деревням осталось. За ситцевой занавеской, отделявшей часть комнаты, кто-то грозно храпел.

Злодей рыкнул. Он оглядывался не страшась, даже с некоторой наглинкой.

Сильва! раздался из-за занавески старческий голос. Ты, окаянная?

Злодей рявкнул погромче.

Нет, не Сильва. Однакось Злодей

Занавеска раздвинулась. На кровати, свесив сухие ноги, сидела старуха. Старухи просыпаются сразу, не замечая перехода от сна к яви.

Ты чего, дочка? спросила она.

Девушка извинилась громко, как раз для старухиных глухих ушей.

А я не спала, так лежала, для ног. Старуха засмеялась, прикрыв беззубый рот ладошкой. Она веселилась, поправляя юбку на сухих коленях, посверкивая на девушку слезящимися от смеха глазами. А я и не сплю храплю. Как лягу, так и храплю. Пастень на меня наседает.

Кто? спросила девушка.

Пастень. У него тела нету, а вес есть. Как насядет, сразу почувствуешь, тут и спрашивай: К худу или к добру? Ответит: К худу, значит, опасайся. Ответит: К добру, живи не страшась. Вот я и храплю. Не люблю я этого. А Сережка, бес, порицает Ты не видела Сережку, где он там шляется?

Он размышляет.

Пусть размышляет. Дрова я с него спрошу А Злодей-то, Злодей, смотри, к твоей ноге жмется. Совесть в нем, что ли, проснулась? Он хороший пес, только хозяина ему нету. Я бы себе взяла, да Сильва у меня.

Старуха принялась ругать Сильву, обвиняя ее в грехах и дурных наклонностях, происходящих от Сильвиной доброты и безответности.

Всю окрестность своими страшными щенятами засорила. По деревням погляди. Как страшной, значит, Сильвин.

И Злодей? спросила девушка.

Не-е, Злодей не тутошний. Такого даже Сильва родить не смогла бы. Разговаривая, старуха встала с кровати, открыла холодильник, налила молока в стакан и поставила на стол. Пей садись молоко-то.

Хорошо тут, сказала девушка.

Старуха привычно кивнула.

Дочка моя холодильник вот подарила, а молоко я у Насти беру. Дочка из Ленинграда приедет: Ах-ох! Новгородская земля! Новгородская земля! Мама, ты счастливая, в архитектурном памятнике живешь! Ты чего, дочка, зашла-то?

Ночевать попроситься.

А не-е Ко мне не просись глаз не сомкнешь, храплю я. Сережка, бес, говорит концертно храплю. Ты иди в будку ночуй, к Сережке. Там раскладушка дочкина есть. Когда приезжает, там спит. Старуха полезла в холодильник, нашарила там кусок обветренной колбасы, бросила Злодею.

Злодей отвернулся.

Зажравши, сказала старуха. Экскурсанты по берегу ходят, бесы, он среди них зажравши.

Съешь, сказала девушка.

Злодей послушался, проглотил кусок, громко икнув.

Старуха посмотрела на него, головой покачала, на девушку перевела взгляд.

Куда ж ты его возьмешь-то? На что он тебе?

Я не думала Девушка уставилась на Злодея и засмеялась, словно заскакали тугие мячики.

Не думала, забрюзжала старуха. Глазищи-то распустила на все стороны Сережку покличь, скажи ему, бесу, чтобы шел молоко пить.

Сережка ждал девушку за углом.

Иди молоко пей.

Да не хочу я. Ко мне отфутболила? Я так и думал. У меня в будке мамина раскладушка стоит

Сережка был не один, за его спиной возвышалась костистая фигура начальника. Друг на друга они не смотрели произошел между ними мужской разговор.

Мерзавец, сказал начальник, глядя через Сережкину голову на Злодея.

Злодей рванулся к нему, но Сережка дорогу загородил.

Дышите носом собаки этого запаха не переваривают.

Было. За консультацию выпили не верю я модернистам, этим художникам, которые с бородами И не держите собаку, пусть ест. Меня все едят, потому что я не могу сказать твердо нет.

Начальник устремил взор в свое недалекое прошлое, на тот роковой перекресток, где судьба перевела стрелку его жизни на другой путь.

Может быть, вы глянете? спросил он у девушки. Вы еще лукавить не научились, вы мне от сердца скажете А ты! Он осадил Сережку председательским взглядом. Ты на скамейке побудь. Не влияй своим присутствием на оценку.

Сережка посидел на скамейке, размышляя над нескладным характером начальника, попытался сосчитать галок, взвившихся над собором. Собор был похож на старую, пожелтевшую подушку, разодранную щенками. Галки, как перья, кружились над ним.

Галочьи стоны напоминали щенячий скулеж, словно щенков тех оттрепали за уши. Затем скулеж обернулся злобным рычанием, Сережа головой мотнул, отогнал дрему.

• Предыдущая
• 24/89
• Следующая