Закон тридцатого. Люська - Туричин Илья Афроимович - Страница 38

• Предыдущая
• 38/57
• Следующая

Разгуляй понравился Люське. Что с того, что немного грубоват? Это скорее не грубоватость, а прямолинейность. Человек называет вещи своими именами. Что ж в том плохого? Она, Люська, тоже такая же. Тоже не побоится назвать все своим именем. Как же иначе жить? Приспосабливаться к таким, как Епишев? «Раскадровочка», «Он вас приспособит!» Приспособит! Вот что не понравилось с первого раза. Только сейчас слово встало перед Люськой бесстыдно нагое, наглое слово — приспособляться! Никогда! Ах, как это хорошо, что ее директор не похож на Епишева!

Первые два дня Люська работала вдвоем с Галей. Галя — та самая молоденькая продавщица рыбного отдела, у которой Люська спрашивала, где найти директора.

Сама Люська не торговала. Товар — яблоки, помидоры и желтоватые огурцы — взвешивала Галя, а Люська помогала ей рассчитываться с покупателями и подносила ящики с помидорами.

На второй день, когда палатку закрыли на обед, Галя спросила Люську:

— Ну как, присмотрелась?

— К чему?

— А как я торгую.

— Ну?

— Василий Васильевич завтра тебя одну решил поставить за весы. Продавцов нехватка.

— Хорошо.

Они помолчали. Галя взяла из ящика большое красное яблоко, вытерла его о спецовку, надкусила крепкими ровными зубами.

— А тебе страшно первый раз было? — спросила ее Люська.

— Еще как! У меня в первый день недостача знаешь какая получилась!

— Почему недостача?

— А кто его знает! Как говорится: усушка и утруска. Поработаешь — узнаешь.

— И что же ты сделала с недостачей?

— А что! Поплакала да покрыла. Василий Васильевич помог.

— Денег дал?

Галя не ответила, неопределенно пожала плечами.

После обеда Люська под наблюдением Гали стала отпускать помидоры.

В общем, торговля — дело несложное. Только гири путаются к концу дня. И двугривенные так похожи на полтинники, что вместо сорока копеек очень даже свободно можешь выложить рубль. Впрочем, тебе их тут же вернут. Да еще и скажут: «Так будете торговать — проторгуетесь!»

Днем покупателей не очень много. Наплыв начинается с четырех часов. На заводе кончается смена. В магазине и возле уличных палаток и лотков образуются очереди. Все сердятся, торопят, даже ругают.

Ох, и досталось же Люське в первый день ее самостоятельной работы! Галя на ругань внимания не обращает, то ли привыкла, то ли вид делает, что не трогают ее обидные слова. А Люське непривычно. Укладывает яблоки на чашку весов, уж, кажется, так старается, так торопится. Но нет, не довольны, подгоняют:

— Побыстрее, девушка!

— Не на танцплощадке!

А Люська, если по совести сказать, ни разу и не была на танцплощадке. Обидно!..

Когда закрыли палатку, Галя ушла сдавать выручку, а Люська присела на ящик, опустила натруженные руки. А перед глазами лица, лица, лица… И все одинаковые, похожие на блины. Хоть бы одно вспомнить!

— Замаялась?

Люська открыла глаза. В дверях стояла незнакомая женщина, уже немолодая, в синем залатанном халате, в сбитых парусиновых туфлях на толстых ногах.

— Замаялась? — переспросила женщина простуженным басом. — Наши бабы лошадь загонять могут, не то что человека. — Она подняла с пола ящик с помидорами и поставила его на штабель пустых. Потом схватила тряпку и стала вытирать прилавок. — Давайте-ка приберу тут у вас.

— Спасибо, я сама… — Люська поднялась было, чтобы помочь, но та толкнула ее в плечо, легонько толкнула, но Люська так и села обратно на ящик.

— Сиди. Отдыхай. И чего тебя в торговлю понесло, голубка? В такую грубость! Платьишко-то у тебя белое было, на ножках — красивые туфельки, ну, словно невеста. И чего, думаю, принесло? Ан глядь, а ты уж и за прилавком… Семья, что ли, большая?

— Нет.

— Денег много на наряды надо? Конечно, дело молодое… — Женщина вздохнула. — Весной у нас тоже молоденькая одна была. Ухаживал за ней пожарный. Натуральный пожарный, из самодеятельности она его уцепила, что ли. А он пил. Придет, бывало, с утра в магазин, станет у ее прилавка и стоит грустный такой. Ну, она его и пожалеет. Даст «маленькую»… В винном работала. А потом чего-то там с вином начала баловать. Забрали.

— Зачем вы мне все это говорите? — взмолилась Люська.

— Вообще. Я, поди, доле тебя на свете живу. Всякого повидала.

— Странно, — сказала Люська. — Вас послушаешь, так в торговле и честных людей нет.

— Почему нет? Есть. Больше, конечно, люди с чистыми руками работают. Эх, ежели бы все торговали только чистыми руками! Какая жизнь была б!..

Женщина подхватила ведро и вышла.

Вернулась Галя.

— А ты уж и убраться успела?

— Это не я.

— А кто же?

— Женщина приходила. Такая, басом говорит.

— А, Оня. Почему это она вдруг решила…

— А она разве не уборщица?

— У нас она не обязана. В палатках мы сами убираем… Значит, завтра будешь работать одна. Товару дадут немного для первого разу. Остатки тоже продашь. Особенно помидоры. А то испортятся. Сдачу будешь давать — гляди, не передай. Пойдут недостачи — запутаешься.

Пришла Нина Львовна. Взвесили остатки. Составили акт. Люська подписалась в получении товара и инвентаря. Палатку закрыли на замок. Ключ вручили Люське.

Макар стоял у ворот, прислонясь к кирпичной с обвалившейся штукатуркой колонне. Нежаркое осеннее солнце ласкало каменные плиты тротуара, пожелтевшую листву деревьев.

Зайти к кому-нибудь?.. Макар мысленно перебирал товарищей. Витька — в университете. У него всегда была башка на грамм тяжелее, чем у соседей. Лёдик — на заводе. Говорят, в начальниках ходит. Ольга — учеником токаря. Надо ж!.. Люська… О Люське он старался не думать. Сходить бы к ней!.. Неловко как-то. Столько не виделись. Сама небось не зайдет…

— А-а, Макар? Ворота подпираешь?..

Макар не заметил, как из ворот вынырнул худенький подвижной человек, сосед его по лестничной площадке дядя Вася. У него было сизое, с заплывшими глазами лицо. Обросший щетиной подбородок прятался в засаленном коричневом шарфе. Мешковатые штаны свисали сзади. Истоптанные башмаки с узкими модными носами, видимо, со дня приобретения не знали сапожной щетки. Под мышкой он держал двуручную пилу.

— Ворота подпираешь? — повторил дядя Вася. — Не упадут. Это уж точно! — Голос был глуховатый, с хрипотцой.

Макар в ответ только брови сдвинул.

— Разбогател, что ли?

— С чего бы, дядя Вася?

— Время есть ворота подпирать — значит, богат.

Макар засмеялся.

— Не угадал, дядя Вася. Вызова жду.

— Откуда?

— Из военного училища. Ездил экзамены сдавать да на комиссии разные.

— Приняли?

— Жду вызова, — уклончиво ответил Макар. В душе он был уверен, что его примут, хотя всякое случается.

— Стало быть, по военной части подался? — В голосе дяди Васи прозвучало уважение. Он полез в карман, достал пачку тоненьких сигарет. Сунул одну в рот. Неверными движениями зачиркал спичкой о коробок. Затянулся едко пахнущим дымком. — Это хорошо-о — по военной части. Нужное дело. Они, слышь, опять бомбы испытывают. — Он сосредоточенно пососал сигарету и неожиданно спросил: — Пилу в руках доводилось держать?

— Какую пилу? — не понял Макар.

— Двуручную. Напарника ищу. Халтура есть. Может, пойдешь? Парень ты здоровый… Опять же подзаработаешь.

«Пойти, что ли?» — подумал Макар.

— А много дров?

— Четыре куба всего. По два с полтиной. Гривенничек на двоих. Пойдем?

— Подумаю.

— Думай не думай, рубля не прибавится. Пойдем. Помашем пилочкой. Кабы не голова, вовек бы я эту пилочку в руки не брал. Ох-хо-хо-о!..

Макар наконец согласился.

Они свернули за угол и пошли по улице Дзержинского. Дядя Вася всю дорогу ежился, хотя было тепло и сухо.

— А чего вы на работу не поступите, дядя Вася?

— Не держусь нигде. Через справедливость. Если вижу, где что не так, сразу рублю. А как напьюсь, так и выгоняют. Беспокойный, сам знаю, а ничего поделать не могу. Такая моя планида…

• Предыдущая
• 38/57
• Следующая