Послемрак - Мураками Харуки - Страница 27

• Предыдущая
• 27/31
• Следующая

Звук отражается от голых стен слишком сильно, и ударнику приходится работать тихонько, одними щеточками. На импровизированном столике из раскладных стульев и длинной доски расположились коробки с пиццей, термосы с кофе, бумажные стаканчики, ноты, портативный магнитофон и «квакушка» для сакса. Отопления нет; все репетируют в куртках и свитерах. В перерывах между композициями некоторые заматывают шею шарфом или греют руки в перчатках. Картина весьма комичная на посторонний взгляд. Такахаси заканчивает свою партию, ее сменяет соло на контрабасе, и уже в финале вступает валторна.

Композиция закончена. Перерыв на десять минут. После долгой ночной репетиции народ устал. Разговоров почти не слышно. Музыканты разминают руки и плечи, пьют кофе, жуют бисквиты, выходят на улицу покурить. И лишь пианистка продолжает задумчиво перебирать клавиши. Такахаси, присев на стул, приводит в порядок ноты, разбирает тромбон, вытряхивает из мундштука слюну, протирает детали и укладывает в футляр. Похоже, сегодня он больше играть не собирается.

Долговязый басист похлопывает его по плечу.

– Классное соло! Выложился что надо.

– Спасибо, – улыбается Такахаси.

– Ты чего, Такахаси? Уже уходишь? – спрашивает патлатый трубач.

– Да… – кивает Такахаси. – Уж простите, что с уборки смываюсь. Важная встреча.

Кухня Сиракавы. Пищат сигналы точного времени, и «Эн-эйч-кей» [20] начинает программу утренних новостей. Пристально глядя в камеру, диктор с убийственной вежливостью зачитывает сводки событий. Сиракава сидит за столом, перед ним бубнит телевизор. Так тихо, что и не понять, разбирает Сиракава слова диктора или нет. Галстук свисает со спинки стула, рукава сорочки закатаны до локтей. Банка от йогурта опустела. Ясно с первого взгляда: этот человек не хочет смотреть телевизор. Ему не нужно никаких новостей. Он просто не может уснуть.

Положив на стол правую руку, Сиракава методично сжимает и разжимает кулак. Так, словно вызывает этой болью какие-то воспоминания. Открыв холодильник, достает бутылку «Перье» и прикладывает холодное стекло к запястью. Затем отвинчивает пробку, наливает воду в стакан и пьет. Снимает очки, массирует веки. Но сон не приходит. Что-то в голове не позволяет ему уснуть. Там, в мозгу, что-то застряло. Да так, что не избавиться. Вздохнув, Сиракава снова надевает очки и смотрит на экран. Проблема экспорта черных металлов становится все острей. Правительство разрабатывает экстренные меры по снижению курса иены. Молодая мать покончила с собой, прихватив на тот свет обоих детей. Облила машину бензином и подожгла. На экране – обгорелые останки автомобиля. Дым еще идет. Магазины города начинают битву за покупателя, вступая в сезон рождественских распродаж.

Светает. Но для Сиракавы эта ночь так просто не кончится. Скоро встанет жена. И пока этого не случилось, он хотел бы заснуть. Заснуть во что бы то ни стало.

Номер отеля «Альфавиль». Мари спит в мягком кресле. Положив ноги в белых носках на кофейный столик. Ее лицо очень спокойно. Толстая книга, прочитанная лишь наполовину, валяется тут же на столе. Лампа на потолке горит. Но яркий свет ничуть не мешает девушке спать. Телевизор выключен. Кровать аккуратно заправлена. Кроме легкого гудения кондиционера, в номере не раздается ни звука.

Комната Эри Асаи.

Невероятно. Эри Асаи – здесь, по эту сторону экрана. Вернулась в свою комнату и спит в своей постели. Лицом в потолок, абсолютно недвижно. Дыхания тоже не слышится. Все выглядит абсолютно так же, как в тот первый раз, когда мы здесь оказались. Тяжелая тишина. Очень глубокий сон. Тело Эри словно дрейфует по зеркальной воде. В комнате – абсолютный порядок. Телевизор безжизнен, как обратная сторона Луны. Значит, она смогла убежать из той загадочной комнаты? И все-таки отперла дверь?

Ответов на эти вопросы мы не находим. Их сглатывают последняя тьма и последняя тишина уходящей ночи. Мы понимаем одно: Эри Асаи вернулась в свою комнату и в свою постель. Умудрившись не потерять всякую форму в проклятом экране. То ли как-то открыла дверь. То ли нашла еще какой-нибудь выход.

Как бы там ни было – невероятная драма, разыгравшаяся здесь сегодня ночью, похоже, закончилась. Словно завершился какой-то цикл, и все вернулось на круги своя, не оставив в этой реальности ни малейших следов, не произведя никаких перемен. Причины и следствия сплели вокруг нас свою цепь, выдержав строгий баланс между синтезом и распадом. И все это произошло в жуткой трещине между полуночью и рассветом. В черной бездонной пучине, что разверзается перед нами каждую ночь по законам, которые нам неизвестны и против которых мы бессильны. Кого и когда эта бездна проглотит в следующий раз, в каком мире выплюнет – человеку знать не дано.

Эри Асаи спит на своей кровати. Ни облачка на лице. Черные волосы разметались на подушке, словно пригвождая к месту и без того застывшую тишину. Ночь, похоже, и правда подходит к концу. Самая глубокая, самая страшная тьма уже вроде бы отступила.

Или это нам только кажется?

Круглосуточный «7-Илевен». Закинув за плечо футляр с тромбоном, Такахаси придирчиво выбирает себе еду. Завтрак, который он съест поближе к обеду, после того как выспится в своей съемной квартирке. В магазине безлюдно. В динамиках под потолком Сикао Суга наяривает свой «Бомбовый Сок» [21]. Такахаси снимает с полки упаковку сэндвичей с тунцом. Затем выбирает пакет молока, проверяет срок годности. Молоко в его жизни выполняет очень важную функцию. Никаких, даже самых мелких небрежностей с молоком допускать нельзя.

И тут почти напротив него, на соседней полке с сырами звонит телефон. Такахаси озадаченно хмурится. Что за растяпа забыл в магазине мобильник? Он машинально оглядывается на кассу, но продавец куда-то исчез – видно, вышел в подсобку. Телефон продолжает звонить. Делать нечего. Такахаси берет в руку серебристый мобильник и нажимает «ОК.».

– Алло! – говорит Такахаси.

– Убегать некуда, – говорит мужской голос в трубке. – Никуда не денешься. Мы тебя из-под земли достанем.

Ровный, бесцветный голос словно декламирует текст, отпечатанный на бумаге заранее. Ни единой эмоции. О чем речь, Такахаси, само собой, не имеет ни малейшего понятия.

– Эй, постойте! – говорит Такахаси уже громче. Но его слова, похоже, не достигают ничьих ушей.

Мужчина в трубке произносит слова так, будто начитывает послание на автоответчик и не собирается ни с кем общаться.

– Мы просто сломаем тебе хребет. Как ты выглядишь, мы уже знаем.

– Эй… Вы там что, серьезно?…

– Никто на свете не мечтает сломать тебе хребет так сильно, как мы.

Не представляя, что на это сказать, Такахаси молчит. От тяжелого футляра затекает плечо и ноет рука.

– Может, ты и забудешь. Но мы не забудем.

– Но я не понимаю, о чем вы! – пытается вставить Такахаси. – Это даже не мой телефон!

– Теперь тебе крышка.

Связь обрывается. Последняя фраза отдается в голове гулким эхом, точно волна, разбившаяся о бетон волнореза. С полминуты Такахаси стоит как вкопанный, уставившись на телефон в руке. Кто такие «мы»? И кому предназначался звонок? Этого Такахаси, конечно, не знает. Но голос в трубке был таким неприятным, а слова источали такую ненависть, что парень невольно мотает головой, вытряхивая из правого уха (со шрамом) застрявшее там чужое проклятье. Рука с телефоном одеревенела так, будто стискивала змею.

• Предыдущая
• 27/31
• Следующая