Остров, одетый в джерси - Востоков Станислав Владимирович - Страница 27

• Предыдущая
• 27/45
• Следующая

Это послабление профессора мне сильно помогло, и я легко ответил на простые вопросы. Однако, перейдя к сложным, я понял, что не понимаю в них ни единого слова. Вернее по отдельности все слова понимаю, но предложение целиком понять не могу. Смысл ускользал из рук, как скользкая рыба язь, а время текло между пальцев как вода.

И вот тут на меня и снизошло вдохновение. Вдруг слова соединились в словосочетания, словосочетания образовали предложения, и пошло-поехало!

Но, взглянув на часы, я на секунду остолбенел. До конца экзамена оставалось полчаса.

Полчаса, полчаса! Это много, или мало?

За эти полчаса можно было поднажать и затем получить Диплом. Или не получить Диплома.

Диплом означает, что ты не просто любишь животных, а знаешь их как специалист. Его же отсутствие говорит о том, что ты — просто любитель. Специалистов уважают, а вот любителей почему-то не любят.

К ним относятся свысока. «Птичек держит», — говорят про таких, или, — «рыбками занимается». Про специалиста такого не скажут. Любитель может стать знатоком, но специалистом — никогда. Для этого нужно иметь Диплом.

И можно себе представить, как возвышает человека Диплом в той стране, где никаких дипломов сроду не видывали. И каким горем оборачивается его неполучение!

Только Томи отсутствие диплома не могло навредить. У него и так их было два.

За двадцать девять минут до конца экзамена я приступил к решению задачи о павианах. Будучи поставлены в определенные условия, они должны были отреагировать на это правильным образом. Если павианы отреагируют неправильно, я останусь без Диплома.

Удивительно, но от поведения несуществующих павианов зависело мое будущее.

Между тем в ответе я сильно сомневался. А минуты как ласточки пролетали.

К такому заданию на хромой козе не подъедешь. Здесь нельзя было выбрать готовый ответ. Писать нужно было из головы. У меня в голове имелось предположение, что павианы, поставленные в определенные условия, отреагируют положительно и увеличат свое поголовье. Это я и написал.

Я поглядел на часы и понял, что закончил экзамен на пятнадцать минут раньше срока.

К этому моменту в зале осталось только пятеро из нас.

Сдав работу Фа, я вышел за дверь и присоединился к окончившим экзамен, которые огромными глотками пили в вестибюле кофе.

Лица окончивших были светлыми и чистыми.

Они еще не скоро узнают, какие оценки поставят за сданные ими анкеты. Но они сделали все, что было в их силах, и изменить что-либо уже было нельзя. Эта мысль почему-то успокаивала и даже радовала.

Солнце, небо и чистый воздух, которых до этого вроде бы и вовсе не существовало, вдруг разом обрушились на меня.

— Радость-то какая! — подумал я. — Как красива наша Земля!

Тут дверь лектория открылась, и потный, взволнованный, из нее вышел Мриген. Его грудь вздрагивала от ударов сердца. Можно было подумать, что под его красным свитером сидит не до конца прирученный мангуст.

Мриген непрестанно оглядывался, словно опасался, что сданная им анкета соскользнет со стола Фа и снова накинется на него — со своими окошками и воротами.

Я видел, что Мриген хотел обсудить свои ответы. Но еще больше он желал пить.

Мриген навалился на термос и сунул ему под нос бокал. Термос, не выдержав, пустил черную горячую струю.

В это мгновенье из-за дверей лектория прилетели страшные слова:

— Финиш! Экзамен окончен!

В лектории находились еще четыре наших товарища, и нам оставалось только снять шляпы в память о погибших.

На выходящих из зала стоящие в вестибюле старались не смотреть.

Результатов пришлось ждать долго. Для проверки анкеты были отправлены в университет.

Сначала Джон заверил нас, что в университете это дело обтяпают в две недели. По истечении этого срока мы снова поинтересовались, как там анкеты? Не проверены ли?

— НЕТ!!! — рявкнул Фа, и мы в ужасе скатились со второго этажа. То ли в этом университете работали уж очень неторопливо, то ли ответы наши были очень неоднозначными.

Уже ветер смел желтые листья с острова и бросил их в помутневший от холодов пролив. Уже служители зоопарка вынесли все каштаны, попадавшие в клетки. Уже из Франции, в конце концов, приплыла сизая туча и начала обсыпать остров снегом. А мы все ждали ответа, как зрители — балета.

Время обучения уже подходило к концу, когда, вернувшись из зоопарка, я вдруг столкнулся в коридоре с толпой студентов. Не сразу я разобрал, что происходит, то ли все они разом обуваются, то ли, наоборот, раздеваются.

— Анкеты прислали, — обернулся ко мне Наянго. — Вон оценки на стене висят.

И верно, на стене висел листок с фамилиями, и напротив каждой стояла оценка. Тут было и «отлично», и «неудовлетворительно».

Лица студентов, рассматривающих листок, были разными: сердитыми, радостными, отстраненными. Но больше всего было лиц печальных.

Не будем говорить, кому эти лица принадлежали. Хотя догадаться об этом несложно.

Но, надо сказать, что эта оценка не являлась итоговой.

Наше обучение разделялось на практическую часть и теоретическую. Экзамен подводил итоги теоретического курса. Практические навыки мы должны были получить, поработав под началом служителей зоопарка. По окончании работы служители должны были написать на каждого из нас характеристику, где были бы отражены даже такие наши черты, как пунктуальность и мотивировка.

Сдал студент экзамен или не сдал, он в любом случае должен был написать курсовую.

Хотя Фа охотником не был, курсовой убивал сразу двух больших зайцев. Если студенты экзамен выдерживали, их курсовые могли вырасти в докторскую диссертацию. Остальные за время написания курсовой получали представление о том, как пишутся научные работы.

Тема курсовой избиралась студентами, правда, с учетом пожеланий Фа. Романтически настроенные студенты хотели исследовать обезьян и крупных хищников. Однако Фа таких студентов приземлял и объяснял — писать надо только о том, что может пригодиться твоей Родине. Африканцы должны изучать горилл, бразильцы — попугаев-амазонов.

А кого же изучать русскому? Надо бы медведей. Но в зоопарке есть только бразильский очковый медведь. Что же делать?

Этот вопрос обдумывался долго и не одной головой. Особенно старалась голова Фа. Решение, к которому пришли задействованные головы, казалось странным и даже диким.

Неужели Фа ошибся? Неужели его железная логика на этот раз оказалась не такой уж железной?

Нет. Сапер ошибается один раз, а Фа — никогда.

Хотя, гуляя после экзамена во дворе, мы, конечно, не задумывались ни о каких курсовых.

Я весело поднял тепло-опаловый лист и снова подбросил его в воздух.

— Лети!

16

Камни, которые, как оказалось, долго лежали на наших душах, вдруг с грохотом свалились. Освобожденные души немедленно захотели летать. У студентов неожиданно появилась способность к левитации.

Мы взлетали над поместьем и кружили вместе со стаями чаек.

Но джерсийцы, замечавшие наш полет, не удивлялись.

— Опять в МЦОСРВе экзамены сдавали, — говорили они.

— Откуда знаете? — спрашивали туристы.

— Да вон, студенты летают.

Глаза студентов, ранее заслонные «руководством» теперь широко распахнулись. Они сразу увидели под лестницей набор для бадминтона и какие-то деревянные молотки с длинными ручками.

Я взял такой молоток, взмахнул и ударил по гвоздю, выступавшему из лестницы. Но гвоздь забить не удалось. Молоток мягко лег на шляпку и на его деревянном носу появилась вмятина.

— Как же им гвозди забивать?

— А им и не надо ничего забивать, — сказала Олуэн. — Этими молотками нужно по шарам бить.

— По каким шарам?

Я оглядел коридор в поисках шаров, но ничего похожего не увидел. Да не по тем ли уж бить шарикам, которые заходят за ролики?

— По крикетным. Это молоток для игры в крикет.

— Ага, — понял я. — А куда же их надо забивать?

— В ворота. На лужайке за домом есть ворота. Вот в них.

• Предыдущая
• 27/45
• Следующая