Андрей Первозванный. Опыт небиографического жизнеописания - Грищенко Александр Игоревич - Страница 24

— Не знаю, что там у вас в Тиане про него говорили, а у нас в Эфесе он себе бороду не жёг…

— И что в Эфесе? — спросил Епифаний и достал из-за пазухи церу, чтобы записывать. — Рассказывай, брат Стефан.

— В Эфесе святой Андрей учил, конечно, вместе с апостолом Иоанном. Я-то сам грамотный, и брат у меня учёный монах, и читал я в святых книгах, не то что некоторые… — Стефан недобро посмотрел на Фоку. — Значит, так было дело. Всё началось в святом городе Иерусалиме. На Пятидесятницу. Как отпраздновали её апостолы, так и отправились кто куда: Пётр и Андрей, Матфий и Иоанн, Филипп Вифсаидит и Варфоломей спустились в Антиохию Сирийскую. И Пётр остался там и вместе с Павлом рукоположил Маркиона и Панкратия в епископы Сицилии, а остальные пошли дальше — в города внутренних земель. Филипп и Варфоломей остались в Верхней Фригии, Писидии и Ликии. Знаете ли вы те места? А я знаю, потому что возил оттуда вино, пока проклятые сарацины там все виноградники не пожгли… В Иераполе Фригийском поклонялся я могиле святого Филиппа, а у нас в Эфесе — могила самого Иоанна Богослова.

— И что же Андрей? — не терпелось Епифанию.

— Подожди, отче. Дай рассказать сначала, куда другие апостолы разбрелись. Наши края славятся проповедью многих, очень многих апостолов… Андрей с Иоанном спустились к нам в Асию, а Филипп, один из семи дьяконов, — в Карию, потом же в Самарию. И вот, когда апостолы Андрей и Иоанн пребывали в Эфесе и учили там, сказал Господь Андрею ночью: «Отправляйся-ка ты в Вифинию, да и Я с тобою, куда бы ты ни пошёл, ведь Скифия ждёт тебя».

— Я же говорил, что святой Андрей был скифом! — крикнул Фока.

— Да не скифом, а в Скифию. Потому и пошёл от нас святой Андрей на север, а святого Иоанна оставил нам.

— Это после Тианы прибыл к вам Андрей? — спросил Епифаний Стефана.

— Не знаю ничего ни про какую Тиану. А к нам он прибыл, конечно, морем. В эфесском порту до сих пор показывают каменные ступени, на которые сошли апостолы Иоанн и Андрей.

— Врёшь ты всё! — не унимался Фока. — Это в Эфесе нечего ему было делать. А ты, отче, так и запиши у себя.

— Хорошо-хорошо, братья, — начал успокаивать их Епифаний. — Не ссорьтесь только. Раз вы оба уверены, что святой апостол Христов Андрей побывал в ваших городах, то я так и напишу.

Стефан добавил:

— И не забудь указать, что в Эфес он прибыл морем.

— А в Тиану по суше, — встрял Фока. — Нету у нас никакого моря.

Епифаний только и развёл руками. Но оказалось, что ещё один город оспаривает первенство пребывания апостола Андрея в Малой Азии — Анкира Галатская, потому что из Анкиры был монах Феостирикт, недавно пришедший в Студий. Он был высок ростом и крепок телом, а потому, хотя и был слепым от рождения, помогал переносить больных и покойников. Если бы не слепота, его ни за что не приняли бы в монастырь, ибо галаты до сих пор славятся своим диким нравом и варварской необузданностью.

— И Анкиру мою не забудь, отче, — тихо сказал Феостирикт. — Я ушёл оттуда от постоянных набегов сарацин, но помню и почитаю свой родной город. У нас святые апостолы Андрей и Пётр останавливались по пути в Синопу. Они были между собой родными братьями и нашли ночлег у иудея по имени Онисифор, а на следующий день воскресили одного покойника. Так и наставляли они в вере многих, а потом пошли из Анкиры по городам, толковали Писание, чудотворили, убеждали всех вокруг в истинности Евангелия, и крестили народу бессчётно, и Божественных тайн преподавали верным чадам.

— А не с тем ли Онисифором, — спросил Стефан-виноторговец, — ты путаешь своего иудея, который сослужил большую службу святому Павлу в Эфесе, когда он учил в нашем городе? У этого Онисифора Павел постоянно останавливался и пользовался его гостеприимством, а потом Онисифор разыскал того в Риме, когда оказался там по делам.

— Да, — подтвердил Епифаний, — во Втором послании Тимофею упоминается некий эфесянин Онисифор…

— Но это, конечно, другой Онисифор, — спокойно возразил Феостирикт. — За своего я ручаюсь: он был анкирец, а вовсе не эфесянин.

Тут Епифаний запутался вконец. В одной только Малой Азии, ещё до того, как апостол Андрей вышел к понтийским берегам, оказалось слишком много городов, которые он мог посетить, а если верить рассказам местных жителей, то действительно посетил. И города эти не упоминались в «Деяниях Андрея», так и не возвращённых пропавшему библиотекарю Фоме и брошенных в Патриаршей библиотеке на произвол судьбы. Зато Эфес и Анкира (точнее — Галатия в целом) были освящены авторитетом апостольских Деяний и Посланий: там проповедовали в разное время Пётр и Павел; Андрей же, увы, не упоминался вместе с ними. Но разве не могло его там оказаться? Разве не мог он сопровождать родного брата?

В таких размышлениях Епифаний провёл остаток дня и даже в канун Цветоносной недели не был всею душой погружён в подобающую молитву. В самый же день торжества, по окончании обедни, студийский настоятель Феодор решился вывести свою братию и верных ему мирян за пределы монастырской ограды. Он вышел на середину Предтеченского собора и, указуя на святые иконы, произнёс:

— Доколе оставаться нам тайными, а не явными богопочитателями? Доколе в молчании оплакивать нашу напасть? Если земля носит такое беззаконие, то почему мы должны ей уподобиться? Ибо мы образ не земли, но Адама, Самим Христом восстановленного из бездны грехопадения. Возьмём же теперь в руки образ нашего Бога и образ сияния Его, запечатлённого в ликах Матери Его и святых Его, — и обойдём вокруг нашей обители, дабы явить всему Городу нашу веру в спасительную силу Божия первообраза!

Повинуясь не только повелению духовного отца, но и желанию душ своих, все студиты, в количестве более семи сотен, а также все примкнувшие к ним верные миряне сняли со стен собора иконы и вынесли из библиотеки и скриптория украшенные образами книги — и пошли кругом монастыря, высоко неся над собою святыни и велегласно воспевая: «Пречистому образу Твоему покланяемся, Благий, прося прощения согрешений наших, Христе Боже…» — и так весь тропарь Спасову образу и другие победные песни.

Теперь ответа василевса не могло не последовать. Лев отправил к Феодору гонца с требованием вступить в общение со лжепатриархом Феодотом Касситерой, племянником самого Константина Навозника, гнуснейшего из иконоборческих императоров. Этот Феодот до иконоборческого лжесобора, вынудившего Никифора отречься от патриаршества, не имел к Церкви никакого отношения и был всего только спафаро-кандидатишкой при дворе Михаила Рангаве, — и конечно,

Феодор ответил василевсу, что признаёт законным патриархом ныне здравствующего Никифора, а низложение его считает неканоничным, и поминать Феодота не намерен, поскольку Никифор всех иконоборцев и их еретическое сборище предал анафеме. Следующий гонец из императорского дворца прибыл в Студий уже в сопровождении отряда гвардейцев, так что Феодору не оставалось ничего иного, как поздней ночью собрать в соборе братию и попрощаться со всеми. Игумен не был подавлен свалившимся на него несчастьем, но как обычно бодрым и громким голосом благословил присутствующих:

— Благодарю Бога, что вы, чада мои и святые отцы, остались непоколебимы в буре иконоборческой ереси, не увлеклись в душепагубное общение с нею. И точнее было бы не иконоборчеством, но христоборчеством именовать её, ибо мы, исповедуя Христа, боремся и за святую икону Его; и напротив — кто отвергает её, тот и Христа отрицает, потому что, по словам Василия Великого, чествование образа относится к первообразу, и одно в другом созерцается и почитается поклонением, тогда как Лев — недаром же имя у него звериное! — служитель сатаны, подражая нечестию предшественника своего Константина, неистово беснуется против Христа, святой Матери Его и всех святых. Память его да погибнет с шумом вечного проклятия! Вы же да сохранитесь столпами и опорою для Церкви Божией, защитниками и ходатаями пред благим Богом о нас смиренных, чтобы нам, имея веру, действующую любовью, спастись от лукавого.