Мстительное сердце - Мэтьюз Патриция - Страница 13

• Предыдущая
• 13/91
• Следующая

Сопротивление было бесполезно. Словно железным обручем стиснул он одной рукой ее горло, не давая дышать, другой возился со своими штанами. Ханна потеряла сознание.

Когда она пришла в себя, рука насильника уже не лежала у нее на шее, но тяжелое тело все еще вдавливало ее в пуховик. Он спал и храпел, а храп напоминал ослиный крик.

Собрав все силы, Ханна попыталась выбраться из-под этой гадкой туши. В отчаянии она подумала, что ни когда не сможет сдвинуть великана с места, но все же ей удалось столкнуть его с себя. Он перекатился на спину и оказался на другом краю кровати. Храп не прекращался ни на минуту.

Измученная, охваченная отвращением к вонючему мужлану, Ханна немного полежала в ожидании, когда силы вернутся к ней.

И вдруг вспомнила: дверь! Он же не запер ее на ключ! Мгновенно вскочив, она подбежала к двери. И в самом деле – ручка повернулась! Приоткрыв щелку, Ханна выглянула в коридор. На площадке никого не было. Она заколебалась, взглянув на свое обнаженное тело, потом осторожно вышла из комнаты, тихо закрыв за. собой створку.

И – ну не чудо ли! На подоконнике валялось ее платье. Она стала торопливо одеваться, и руки ее задрожали. Бар внизу все еще гудел от пьяного веселья. Сколько времени будет выжидать Стрич, прежде чем отправится в свою комнату посмотреть, куда делся пират?

Ханна на цыпочках спустилась по узкой лестнице, неся башмаки в руках. Внизу повернула направо. Она не хотела выходить через центральную дверь, иначе ей пришлось бы пройти мимо открытой двери бара. Поэтому юркнула через пустой зал, где посетителей обслуживали днем, а потом через черный ход на улицу. Там она некоторое время постояла в нерешительности, глядя на кухню. Не поговорить ли с Бесс?

Нет, Бесс только попытается разубедить ее, а она решилась окончательно.

Она убежит отсюда. Ужас от того, что пришлось пережить этой ночью, был сильнее того, что она могла вынести; оставаться здесь она больше не в состоянии. Да, она убежит. Сюда ее вернут только в цепях! Но даже если ее действительно воротят, она найдет способ расстаться с жизнью.

Ночь была теплая, но Ханна обливалась холодным потом. Инстинктивно беглянка направилась на юг, по той дороге, по которой они с матерью приехали в Уильямсберг. Она все еще несла башмаки в руках – привыкла ходить босиком, и подошвы ее загрубели. Без башмаков шаг был быстрый и почти бесшумный. Держалась она подальше от Глочестер-стрит, на которой все еще прохаживались пираты, и не боялась, что ее заметят. Все дома в округе стояли темными и были наглухо заперты. Очевидно, люди спали либо в испуге сидели впотьмах.

Ханне показалось, что она вышла из города очень быстро; она двинулась по большаку, ведущему на юг, сквозь темную, безлунную ночь, опасаясь идти под густыми деревьями, которые росли вдоль дороги.

Один раз она бросилась в сторону в траву и лежала там, дрожа, пока не проехала карета, запряженная четверкой лошадей. Час спустя она опять услышала стук копыт и пряталась в высокой траве, пока лошадь и всадник не исчезли вдали.

К этому времени она просто валилась с ног от усталости. Не имея ни малейшего представления о том, как далеко ей удалось уйти, – может, на несколько миль от города, – она стремилась вперед, спотыкаясь на каждом шагу. Ноги онемели, и только неистовое желание стать свободной заставляло ее продолжать путь. Иногда Ханна падала, но всякий раз поднималась и брела дальше.

Потом она споткнулась о какой-то камень и осела в дорожную пыль почти в полуобморочном состоянии. На этот раз она сдалась – свернулась калачиком и уснула.

Она не слышала ни приближения красивой коляски, ни цокота копыт впряженных в нее двух гарцующих лошадей. Коляска была обшита древесиной кофейного дерева с живописной росписью и резьбой, а перед у нее был застеклен. Единственное сиденье внутри, рассчитанное на двух персон, расшито серебряной нитью и украшено бахромой. На нем сидел человек; он опирался на набалдашник трости.

На высоко поднятом сиденье, отделенном от кузова коляски, расположился кучер-негр. На передних углах коляски помещались два стеклянных шара, в каждом, мерцая, горела огромная свеча.

Внезапно кучер что-то тихо пробормотал и, натянув поводья, остановил захрапевших лошадей.

Человека, сидевшего в коляске, бросило вперед, и он громко спросил:

– Что, черт подери, случилось, Джон?

– На дороге тело, масса. Вроде бы женщина.

Это неожиданное приключение оживило того, кто сидел в коляске.

– Ну так спустись и посмотри, жива ли она. Если жива, перенеси ее сюда.

Ханна проснулась от легкого покачивания. Она осторожно открыла глаза и поняла, что находится в каком-то экипаже, который вовсю мчится куда-то. Неужели ее уже поймали?

Взглянув влево, она увидела, что рядом с ней сидит какой-то человек. Одет он был прекрасно – дорогой камзол с прямыми полами, атласный жилет поверх батистовой рубашки с гофрированным воротником и манжетами, узкие панталоны до колен. В синих чулках со стрелками. Чуть ниже колен – бархатные подвязки, застегнутые на маленькие серебряные пуговицы; пряжки на башмаках, судя по всему, тоже серебряные. На джентльмене был напудренный парик с пышными длинными локонами по бокам и длинной косицей сзади.

Услышав, что Ханна пошевелилась, джентльмен обратил к ней лицо; она увидела, что он немолод, что лицо его испещрено морщинами и очень печально. И еще она заметила, что он очень худ, почти истощен.

Слабое подобие улыбки тронуло его губы.

– Я очень рад видеть, моя дорогая юная леди, что вы вернулись в наш мир.

– Кто вы, сэр?

– Малкольм Вернер, мадам. К вашим услугам.

Ханна испуганно оглядела коляску.

– Куда вы меня везете?

– Ну конечно, в «Малверн», дорогая. На свою плантацию.

Вскоре коляска остановилась перед господским домом поместья Вернера Малкольма, но Ханна была слишком измучена, слишком пала духом, чтобы обратить внимание на красоты «Малверна».

Она только смутно сознавала, что Вернер кликнул слуг, потом ей помогли подняться и, чуть ли не неся на руках по широкой лестнице, провели в спальню. Она стояла безучастная, а осторожные руки раздели ее, омыли избитое и истерзанное тело теплой водой, вытерли мягким полотенцем. Люди с черными лицами, толпившиеся вокруг, вскрикивали при виде шрамов и рваных ран на ее спине. Спину ей намазали каким-то душистым веществом, и Ханна на мгновение вспомнила Бесс. Потом ее, почти засыпающую, подвели к большой кровати с четырьмя столбиками и осторожно уложили на пуховую перину, мягко обнявшую ее усталое тело. Последнее, что она почувствовала перед тем, как сон опустился на нее, был запах чистого белья и аромат лаванды.

Ханна проснулась потому, что солнечный свет потоками вливался в комнату. Через москитную сетку ей было видно, как на открытых окнах слегка колышутся от легкого ветерка кружевные занавески. Где-то засмеялся ребенок. Ханна совсем растерялась и никак не могла понять, где находится; о минувшей ночи она почти ничего не помнила. И, не успев собраться с мыслями, опять уснула.

Когда Ханна проснулась во второй раз, то увидела, что с каждой стороны кровати на нее с любопытством смотрит черное лицо. Москитную сетку убрали. Ханна просыпалась долго; она приподнялась, чтобы получше разглядеть своих сиделок, которые, едва увидев, что девушка проснулась, принялись тихонько хихикать. Когда Ханна села, в дверь постучали, и она тут же распахнулась. Вошел Малкольм Вернер. И Ханна сразу же с полной ясностью вспомнила все, что произошло накануне; вместе с воспоминаниями к ней вернулись опасения и страх.

Внезапно она поняла, что лежит под одеялом совершенно голая, и натянула его до плеч.

Лицо Вернера было сурово, и опасения Ханны укрепились. Она ожидала самого худшего, даже не зная, каково оно, это худшее.

– Мадам, служанки сказали мне, что у вас на спине следы от побоев, – решительно проговорил Вернер. – Это правда?

Ханна молча кивнула.

• Предыдущая
• 13/91
• Следующая