Дуэль на троих - Крупин Михаил Владимирович - Страница 9
- Предыдущая
- 9/10
- Следующая
Из журнала Таисии (в послушании Анны)
Трубецкой-Ковровой
Вот он – запал!.. Обмазанный смолой жгутище (я сразу вымазала руку). Он уходит дальше в темноту, за поворот. Все правильно!
Проверять приводит ли он к пороху – нет времени. Часовые уже беспокоятся – советуются, правильно ли поступили, дозволив мне промерить арсенал? Не доложить ли командиру?
Не выдать бы им раньше времени тайник!..
Из дневника Жана Бекле
Я вытянул на свет увесистую серебристую (явно серебряную) трубку – какие со времен Египта отливают для важных бумаг. Хотел назвать «футляр», но так назвать сию древнюю вещицу с цветочно-звериным узором – ни язык, ни перо не поворачиваются.
С усилием свернул крышку. Из серебряной трубки застенчиво выглядывал краешек пергаментного свитка…
Из журнала Таисии (в послушании Анны)
Трубецкой-Ковровой
Слышу мерный шаг по ступенькам крыльца – один часовой начал ко мне подниматься. Все! Не успела!
Но вот второй его окликнул и начал что-то тихонько говорить. Тут я как сумасшедшая выхватила кремень и – о чудо! – обычно во всех играх с соседскими мальчишками такая неумеха, с одного удара высекла огонь!
Поджечь просмоленный жгут – было делом еще одной секунды. Лишь бы он шел куда надо, и не было обрыва на другом конце! Ведь я так и не видала порохового заряда. Вдруг его давно нашли французы?..
В следующую секунду часовой уже входил под тесный свод арсенала. А я бежала вон. Хватило же ума в последний миг замедлить шаг. А то бы меня попросту схватили за рукав.
– Герр лейтенант, – не в пример суровее, чем раньше, сказал капрал. – Никак не можем более вам предлагать свое гостеприимство. Пойдемте к командиру.
– Уже излишне, – как можно беззаботнее взмахнула я тесемочкой. – Здесь не поместится и малой доли нашего добра. Мне это помещение неинтересно!
Сходя с кирпичного крыльца, я деловито покручивала головой, словно взыскуя в округе новых подходящих зданий, и затылком чувствовала взгляды капрала и его солдата… Только не оборачиваться! Еще десять шагов и – поворот! Сказав себе это со всею решительностью… я вдруг побежала. Сзади тут же взмыли крики часовых…
Но в тот же миг ахнул такой гром небесный – словно июльская гроза клубилась точно над моею головой!.. Мимо угла домика, за который я успела повернуть, с визгом пронеслись обломки бревен, кирпичей, колес, веток… Не поручусь, но мне даже показалось, что в числе прочего свистели и ядра.
Из дневника Жана Бекле
…В этот миг мне показалось, что я опять в шеренгах при Бородине. Столь изрядная взрывная волна жахнула по моей башне, что четырехсотлетняя кладка дрогнула. Откуда-то сверху посыпался песок…
Невольно пригнувшись, я оступился, и бесценная трубка выскочила у меня из рук. Я поймал ее у самого пола, сунул за пазуху и запрыгал через три ступеньки вниз, на улицу – понять, что там стряслось?!..
Ноздри щекотал отвратительный букет из запахов сгоревшего пороха, селитры и кирпичной пыли… По улице туда-сюда сновали солдаты. Я некоторое время пытался отловить кого-нибудь за рукав, наконец, отчаявшись, гаркнул:
– Что это было?!.. Что?!
– Арсенал рвануло! – ответил один на бегу и махнул рукой в ту сторону, откуда в небо колонной поднимался густой черный дым.
Затрубили тревогу. А сверху еще падали какие-то ошметки, щепки и пепел…
Я цапнул за шкирку другого солдата:
– Кто? Диверсия?
– Ну не само же! – только отмахнулся тот. – Ясно – партизаны!
Через пару минут я уже подбегал к развороченному мощным взрывом зданию. По обломкам гуляло широкое, хотя почти прозрачное на ярком солнце, пламя. Несколько солдат, пригнувшись, спешно сбрасывали последние камни с двух безжизненных тел. Видимо, это были часовые.
Вокруг уже собиралась толпа. Один солдат был еще жив. Его пробовали расспросить: «Ты что-то знаешь, приятель? Что было?..»
Тот пытался ответить заплетающимся языком: «Пру… пру…». Видимо, бедняге уже грезилось, что он несется вскачь и хочет удержать лихого скакуна, безвозвратно несущего его в преисподнюю.
Я вдруг вспомнил о своей монашке и поспешил в направлении монастыря, где обретался ее балованный дедушка. Вернее, в поисках этого самого направления, так как события последних минут заметно пошатнули во мне все ориентиры по кремлевской географии.
Я на бегу спрашивал всякого встречного и поперечного: «К Чудову монастырю так попаду?», и получал в ответ что-то вроде «сейчас не до монастырей», в лучшем случае – «здесь где-то рядом», пока на очередном повороте едва не сбил с ног миниатюрного прусского офицерика, совсем юного. И мундир, и личико – все в копоти, со смешными, будто приклеенными усами…
Из журнала Таисии (в послушании Анны)
Трубецкой-Ковровой
…Он выскочил из-за угла, как чертик из коробочки, чуть не сбил меня с ног.
– Герр лейтенант, вы не из Чудова монастыря?
Я с трудом перевела дух.
– Да, да, – ответила по-немецки, как он и спросил.
– Не видели там девушку?
– Хо, Чудов – мужской монастырь! – Я постаралась скабрезно улыбнуться. Уж не знаю, как вышло. Хотелось бы увидеть со стороны эту кривую рожу.
– Да, она пошла к своему деду! – впопыхах он, видно, не улавливал мимических нюансов.
– О! – хлопнула я себя по киверу. – Видел! Старик и молодая девушка! Оба напуганы и спрятались в погреб. Но у нее все хорошо, не беспокойтесь! А вас, наверно, ждут в полку?
Он застыл, будто пораженный Откровением небес. Ох уж эти французишки! И как они смогли завоевать полмира, не имея никакого навыка к военной дисциплине?!
Вражьи горны все сильнее заливались. К старым трубачам с разных сторон присоединялись новые. Даже мне, московской барышне, было известно, что они играли сбор.
Француз плюнул наконец, махнул рукой и помчался назад – видимо, в расположение полка.
Поистине диво, что он не заметил в моей руке знакомого ему мешка! Всё оттого, что на углу мы столкнулись нос к носу, и он не смотрел вниз.
В купине, куда я возвращалась за мешком с моей рясой, я уже не дерзнула переодеться. Всюду слышался солдатский топот, по самым немыслимым направлениям носился враг – точно осы потревоженного роя…
В своем монастыре я тоже застала жуткое оживление. С толкотней и бранью оккупанты расхватывали во дворе с веревок свои тяжелые и влажные еще прусские, баварские, австрийские мундиры и белой пенкой овевающее их белье. Многие тут же спешно одевались.
Невысокий немец с жаром требовал у настоятельницы свой пропавший мундир. Матушка Екатерина, кажется, была всерьез растеряна и отступала к поленнице перед наседающим берлинцем.
Я, пряча лицо от сестер, быстро обогнула дом и забежала с одного из черных входов. Сестра Анастасия что-то недовольно прокричала вслед. Уж так старалась крикнуть по-немецки – никакого смысла не было возможности понять.
– Куда вы, месье?! – ахнула в коридоре сестра Авдотья на родном, французском. – Здесь женские кельи!.. Эти баварцы с ума, что ли, посходили?!
Забежав в свою келью, я заперлась, метнула на пол кивер и кинулась к умывальнику…
Прусский лейтенант с площадной бранью рылся в грудах нестиранных еще мундиров, когда я, подкравшись сзади, успела сунуть его мундир, сапоги и кивер заодно в чан с мыльной пеной и даже притопить деревяшкой.
– Это что, очередная диверсия?! – гневался пруссак. – Я должен быть в строю по тревоге!
Он, ошалело моргая, начал еще раз пересматривать оставшееся на веревках.
– Герр офицер, а в чане вы смотрели? – подала я исполненный сочувствия голос.
Пруссак сделал стойку на мой чистый немецкий, как кот на ведро свежей рыбы.
– Я уже смотрел там, фройляйн!
– Посмотрите получше! Там, кажется, есть еще что-то на дне.
- Предыдущая
- 9/10
- Следующая
