Долгий путь в лабиринте - Насибов Александр Ашотович - Страница 41

• Предыдущая
• 41/169
• Следующая

Константин Лелека взглянул на почтовый штемпель. Письмо было отправлено шесть дней назад. Значит, Пожидаев пробудет в госпитале еще неделю… Итак, всего неделя в запасе. Неделя, а может, и меньше: где гарантия, что Пожидаева не выпишут раньше, чем он предполагает?..

Нет такой гарантии. И кажется, нет выхода из критического положения, в котором он очутился. Мелькнула мысль — оставить все и бежать. На этот случай готовы хорошие документы. Есть и убежище, где можно переждать самое трудное время — первые несколько недель.

Ну а его хозяева? Сейчас, когда в уезде, да и не только здесь, готовится волна выступлений против Советской власти, немцы не простят ему отхода от борьбы… А ЧК начнет охоту за своим бывшим сотрудником. Таким образом, он окажется между молотом и наковальней.

Внезапно Лелека вспомнил, что должен идти в буфет, где его ждет Гроха.

Письмо было вложено в конверт и брошено на пол — на прежнее место, бумаги собраны со стола, заперты в сейф, роль которого выполнял железный ящик с висячим замком.

Минуту спустя Лелека уже входил в буфет. Заботливый Гроха расставил на столе миски с борщом и очистил несколько луковиц.

Обед прошел в молчании. Лелеке было не до разговоров.

— Что с тобой? — спросил Гроха. — Болит голова?

Лелека поспешно кивнул. Ему требовалось побыть одному, собраться с мыслями, многое обдумать. Поэтому «разболевшаяся голова» была хорошей причиной, чтобы отказаться от вечерней встречи с Грохой.

Они уже выходили из буфета, когда Гроха вдруг вспомнил о письме, забытом в кабинете приятеля.

— Письмо? — переспросил Лелека. — Какое письмо? Говоришь, упало за стол? Не видел. Но все равно, вот ключ, отопри комнату, забери его. Ключ пусть будет у тебя — я выйду на улицу, проветрюсь. Может, голове полегчает. Да и папирос надо купить. Вернусь — зайду за ключом.

Поезд, который вез Сашу, был смешанный — за паровозом тащилось несколько обшарпанных пульманов, далее следовал хвост из разнокалиберного товарняка.

Она оказалась в пассажирском вагоне, даже завладела там узкой, как гладильная доска, боковой койкой. Это было неслыханной удачей, так как садилась Саша не на вокзале, а на первой от города станции, куда Кузьмич доставил ее в автомобиле. Посадка была совершена без чьей-либо помощи: никто не должен был знать о Сашиной командировке, даже местные железнодорожные чекисты…

И вот ей здорово посчастливилось. Не успел поезд подойти к платформе, как из него стали вываливаться группы галдящих людей. Это выдворяли спекулянтов, которые невесть какими путями проникли в вагоны без документов и посадочных ордеров.

Спекулянты вопили, рвались назад. Стрелки железнодорожной охраны отпихивали их от вагонов и кричали машинисту, чтобы тот поскорее уводил состав. Суматоха, словом, была изрядная. Саша воспользовалась ею, проникла в первый от паровоза пульман.

Нет, ей положительно везло в этот день! Только она вошла в вагон, как увидела пассажира, перетаскивавшего мешки и котомки с боковой койки на другую, более широкую — эту последнюю, вероятно, занимал один из высаженных спекулянтов. Пассажир взглянул на Сашу и пришлепнул ладонью по освободившейся койке:

— Владей, баба!

Саша швырнула на койку рюкзачок и пальто, влезла туда и улеглась. Она даже рассмеялась от счастья.

Тот, кто уступил койку, вертлявый мужичок лет за семьдесят, старательно обживал свое новое место — расстелил на нем старенькую шинель, уложил в головах какие-то пожитки.

Поезд тронулся. Мужичок обернулся, подмигнул Саше.

— Спасибо вам, — сказала она.

— А на кой ляд мне твое спасибо? — усмехнулся старик. — Что я с ним делать буду, почтеннейшая? Может, шубу сошью?

— С одного спасибо, конечно, вряд ли получится, — сказала Саша. — Но если всегда делать добро людям, она, может, и выйдет — шуба.

Ответ старику понравился. Он глядел на Сашу, и глаза у него смеялись, а неправдоподобно редкая бороденка тряслась, и он ухватил ее рукой, будто боялся, что борода вдруг оторвется.

Вот лицо его стало серьезным. Он поманил Сашу пальцем:

— Слазь-ка, баба. Есть дело…

Саша подсела к старику.

— Грамотная?

— Ну, грамотная. А что?

— И по печатному можешь?

— По печатному легче, дедушка.

— Это ежели знаешь, что к чему. Все легко, когда знаешь… Газету мне почитаешь?

— Давай.

Из внутреннего кармана шинели пассажир извлек свернутые в трубку газетные листы. Саша расправила листы. Это была пачка номеров «Бедноты».

— Так они же старые, — сказала Саша, бегло просмотрев газеты. — Все старые.

— Как так?

— Гляди, здесь написано: «Среда, 9 апреля 1919 года». А эта за второе апреля. Впрочем, вот два майских номера. Но все равно старье. Сейчас, дедушка, сентябрь на дворе. Сентябрь, а не май.

Некоторое время старик молча смотрел на Сашу, потом взял газеты, ушел с ними в конец вагона. Вернулся огорченный, подавленный. Видимо, ходил проверять, правду ли сказала попутчица.

— Последние деньги за них отдал, — пробормотал он, бросив газеты на полку. — Ах ты, горе луковое! Что же делать теперь? Ведь и не продашь никому…

Саше стало жаль старика.

— Хотите, прочту самое интересное?

— Давай! — обрадовался пассажир. — Подряд читай, мне теперь нет разницы. — Старик взял одну из газет, пришлепнул по ней рукой. — Начинай отсюдова.

— Сперва заголовки заметок, хорошо? А потом будете выбирать, что поинтереснее.

Саша стала читать. Вся первая страница номера «Бедноты» за 9 апреля была усеяна короткими заметками. Заголовки были красноречивы: «Одесса взята», «Перекоп взят», «Овруч занят», «Сдался батальон белых», «Поделки очищаются от петлюровцев», «Восстание против Колчака», «Восстание в Либаве».

Старик сидел, склонив голову набок, прикрыв глаза. Казалось, дремлет. Но стоило Саше сделать остановку, как он встрепенулся:

— Чего остановилась?

— Перевести дух.

— Дальше давай. Есть там про заграницу?

— Найдется. Вот, например: «Румыния в красном кольце», «Демонстрация в Японии», «В Галиции разгорается…»

— Стой! — Старик тронул Сашу за рукав. — А про Германию тоже есть?

• Предыдущая
• 41/169
• Следующая