Гептамерон - Наваррская Маргарита - Страница 40
- Предыдущая
- 40/117
- Следующая
Когда бедный юноша увидел, что ему остается только повиноваться, он попросил у маркиза разрешения попрощаться с Полиной, обещав, что после этого дня он никогда уже не будет встречаться с нею. Ему это было разрешено, и тогда он сказал ей:
– Полина, коль скоро против нас ополчились земля и небо, – и не только чтобы помешать нам сочетаться с вами браком, но, еще того хуже, чтобы не дать нам видеть и слышать друг друга, – и господа наши с такою строгостью запретили нам всякие встречи, теперь они могут быть счастливы тем, что жестоко ранили нас и что от ран этих нам уже никогда не оправиться. Они доказали этим, что сердцам их неведомы жалость и сострадание. Они хотят найти для нас обоих богатые партии и не ведают, что истинное богатство совсем не в этом. Но я испил от них столько горя, страдания мои так велики, что отныне я уже более не могу служить им верой и правдой. Я уверен, что, если бы я не завел речи о женитьбе, они не были бы столь осмотрительны и не запретили бы мне говорить с вами, а я продолжал бы уверять вас, что готов скорее умереть, чем изменить мое намерение к худшему, после того как я любил вас столь честною и праведною любовью: я не стал бы добиваться от вас того, что я хотел бы от всех отстоять. Но, если бы я по-прежнему видел вас, я не мог бы вынести это тяжкое искушение, а если бы перестал вас видеть, сердце мое не выдержало бы трудности – оно исполнилось бы отчаяния, и все бы окончилось плохо. Поэтому я решил уйти в монастырь. И хоть я нимало не сомневаюсь, что спастись человек может везде, я хочу иметь побольше досуга, чтобы созерцать доброту Господа нашего, который, – на это я уповаю, – сжалится надо мною, простит мне грехи моей молодости и научит меня полюбить блага духовные так же, как я любил здесь блага мирские. И если Господь удостоит меня своей благодатью, я буду неизменно молиться за вас. И в то же время умоляю вас во имя нашей любви, столь высокой и чистой, вспоминать обо мне в своих молитвах, дабы Господь наш даровал мне в разлуке с вами столько же твердости и терпения, сколько радости я вкушал здесь при каждой встрече. И, надеясь долгие годы, что, женившись на вас, я обрету все, что мне будет тогда полагаться по праву, я довольствовался надеждой. Но теперь, когда я эту надежду теряю и знаю, что вы никогда уже не приласкаете меня так, как ласкает жена, я прошу вас хотя бы позволить мне проститься с вами, как брат с сестрой, и поцеловать вас.
Несчастная Полина, которая всегда была с ним очень сдержанна, увидев, до какого состояния юношу довело его горе и сколь чиста его просьба в такую минуту, когда отчаяние могло бы заставить его всем пренебречь, кинулась ему на шею и разрыдалась. Она обессилела так, что не могла уже вымолвить ни слова и без чувств упала к нему в объятия. Жалость, которую юноша испытывал к ней, любовь его и скорбь были так велики, что он упал сам, и только после того, как одна из служанок, увидев их, позвала на помощь, обоих привели в чувство.
Полина все это время скрывала свою любовь. И теперь она сама устыдилась того, что все вокруг узнали неистовую силу их страсти. Но она испытывала такую жалость к несчастному страдальцу, что это одно служило ей оправданием. Не будучи в силах ничего сказать, перед тем как проститься навсегда, несчастный поторопился уйти, стиснув зубы, и сердце его так билось, что, придя к себе, он замертво свалился на кровать и провел всю ночь в таких страшных стенаниях, что слуги его думали, что он лишился за одно мгновение родителей, друзей и всего, что у него было дорогого на свете. Наутро он помолился Богу и, раздав своим слугам то немногое, что у него было, и строго запретив им сопровождать его, взял с собой самое необходимое в дорогу и отправился один в обитель обсервантов[72] – он попросил принять его в послушники, решив, что останется там навсегда. Настоятель, хорошо знавший его ранее, сначала подумал, что или над ним смеются, или он видит все это во сне, ибо во всей Италии не было человека, менее склонного к суровой жизни, которую ведут францисканцы, чем этот юноша, столь приверженный ко всему мирскому. Но после того, как он услыхал его речи и увидел, как слезы ручьями бегут у него по лицу, он, не зная причины их, проникся к нему жалостью и принял его. А немного спустя, убедившись в его рвении, разрешил ему носить монашескую одежду, которую тот надел на себя с благоговением. Обо всем этом известили маркиза Мантуанского и его жену, и они нашли поступок молодого человека столь странным, что вначале не хотели даже верить, что он мог это сделать. Полина, чтобы не показывать никому своих чувств, скрыла свое горе, как только могла, и сделала это так искусно, что все решили, что она уже позабыла о своей прежней любви. Так прошло, должно быть, пять или шесть месяцев, пока однажды странствующий монах не показал ей песенку, которую возлюбленный ее сочинил вскоре после того, как он принял монашество. Песенка эта написана по-итальянски и хорошо всем известна, но мне захотелось перевести ее возможно точнее. Вот она:
72
Обсерванты (от латинского слова observare – «соблюдать») – монахи-францисканцы, строго соблюдающие устав ордена, реформированный Констанским собором в 1415 г.
- Предыдущая
- 40/117
- Следующая