Приключения Веллингфорда. Хижина на холме. Морские львы - Купер Джеймс Фенимор - Страница 8
- Предыдущая
- 8/9
- Следующая
– Понимаю, понимаю, – засмеялся Роберт. – Теперь скажи мне что-нибудь в этом же роде о Мод, и я буду знать все семейные тайны.
– Все? – возразила Мод. – А о майоре Вилугби разве нечего рассказать?
– Совсем нечего. Я люблю только тех, кто живет здесь. Да и время теперь такое неспокойное, что некогда солдату думать о чем-нибудь постороннем. Между метрополией и колонией завязывается серьезная ссора.
– Но не такая серьезная, чтобы дело дошло до войны? Эверт Бекман думает, что могут быть только волнения.
– Эверт Бекман! Вся семья его – очень порядочные люди; а каких убеждений держится он?
– Я думаю, что ты будешь считать его мятежником, – ответила, смеясь, Мод, тогда как Белла хранила молчание, предоставляя объяснения своей сестре. – Он не очень ярый противник Англии, но все-таки называет себя американцем. А ты, Роберт, как называешь себя?
– Я американец по рождению, но англичанин по службе… Да, это место очень пустынно и уединенно, особенно для таких девушек, как вы. Я хочу уговорить отца проводить больше времени в Нью-Йорке.
– Короче говоря, ты думаешь, что нам нужны поклонники. Не так ли, майор Вилугби? – смеясь, спросила Мод, насмешливо смотря на брата. – Однако до свидания! Отец велел отослать тебя к нему в библиотеку, когда ты нам достаточно надоешь, а мама присылала сказать, что уже седьмой час: в эту пору все порядочные люди уже ложатся спать.
Роберт обнял сестер и направился в библиотеку. Там сидел капитан с Вудсом; они курили трубки и время от времени прихлебывали коньяк, разбавленный водой. Разговор шел о Роберте, и оба старика возлагали на него большие надежды. Когда молодой человек вошел, отец придвинул ему стул к столу.
– Я думаю, что ты не привык еще курить. В твои годы я ненавидел трубку, мы нюхали только пороховой дым. А что англичане и их соседи – американцы?
– Я за тем и здесь, чтобы рассказать вам об этом, – ответил Роберт, осмотрев предварительно, хорошо ли заперта дверь. – Я теперь среди врагов.
Капитан и капеллан оставили свои трубки, пораженные словами Роберта.
– Что за дьявол! Ты среди врагов, когда ты в доме своего отца! Этого еще не хватало!
– Я говорю не о вас, батюшка, и не о господине Вудсе. Но в этой местности есть и еще люди; если бы они знали, что я у вас, вы не могли бы быть уверены в своей безопасности.
Удивление слушателей возрастало.
– Но что же случилось, сын мой?
– Началось восстание.
– Если так, то это дело серьезное.
– Да, и была уже схватка.
– Схватка?! Неужели ты хочешь сказать, что с обеих сторон дрались вооруженные армии?
– Армия американцев состояла из волонтеров Массачусетса. Все это мне хорошо известно, так как мой полк участвовал в схватке. Излишне добавлять, что я был там.
– Конечно, волонтеры не устояли перед вами? Майор покраснел и послал в душе Вудса ко всем чертям: так не хотелось ему отвечать на этот вопрос при нем.
– Напрасно вы так дурно думаете о них, – почти шепотом ответил он, – дело было жаркое, потому что они стояли за стеной, а это, вы сами знаете, какое преимущество. Они нас принудили отступить.
– Отступить?
– Да, отступить. Но мы отступили только после того, как исполнили все то, что было приказано. Однако я должен сознаться, что нас сильно теснили, пока мы не получили подкрепление.
– Подкрепление, мой дорогой Роберт?! Твой полк… наш полк не нуждается в подкреплении против всех янки Новой Америки!
Майор не мог не улыбнуться этой преувеличенной гордости капитана; но врожденная правдивость не позволила ему скрыть правду.
– И все-таки мы в нем нуждались. Офицеры, участвовавшие в последней войне, говорили, что не видали такой жаркой схватки. В ней мы потеряли около трехсот человек.
Капитан побледнел и после продолжительного молчания попросил сына подробно рассказать ему, как было дело. Тот повиновался; похвалив волонтеров, он старался смягчить рассказ об отступлении своего полка, видя, как мучительно было старику слушать об этом.
– Результатом этой битвы при Лексингтоне было то, – прибавил майор, оканчивая свой рассказ, – что всю страну охватило страшное волнение, и один Бог знает, чем все это кончится. Когда мы узнали настроение провинций, генерал Гэдж только послал со мной депеши генералу Триону. Трион послал меня к вам. Он думает, что вы не откажетесь действовать в пользу правительства.
– Генерал Трион оказывает мне большую честь, – ответил холодно капитан, – но мое влияние не идет дальше бобрового пруда, и в моем распоряжении всего пятнадцать или двадцать человек рабочих. Ты же честно выполнил свою задачу, и я прошу Бога, чтобы Он помог тебе вернуться благополучно в свой полк.
– Значит, батюшка, вы ничего не имеете против того, что я буду участвовать в этой ссоре и держать сторону правительства, хотя я и родился в колониях? Вы очень обрадовали меня этим.
– Ты будешь исполнять свой долг, но я не пойду против колонистов, несмотря на то что родился в Англии, а не в Америке.
– Неужели это ваше мнение, капитан? – сказал заинтересованный капеллан. – Вы знаете, что по рождению я американец, и мой взгляд на это… но, я не знаю, позволит ли майор мне высказать его…
– Говорите, говорите, господин Вудс, вам нечего бояться, мы ведь старые друзья с вами.
– Я в этом не сомневаюсь. Я должен признаться, меня очень обрадовало известие, что королевские войска отступили перед моими соотечественниками.
– Весьма понятно, что вы рады, что победа осталась за янки; точно так же понятно и разочарование отца, что полк, в котором он сам служил, принужден был отступить.
– Конечно, мой дорогой майор, конечно, мой милый Роберт, все это верно и очень естественно. Я предоставляю капитану Вилугби молиться за успехи королевского войска, а сам я буду просить бога за своих соотечественников.
– Но вы, – возразил капитан, – забываете о короле и правительстве, которые так много сделали для американских колоний. Это все равно что в семейных спорах не позволять отцу разобрать самому, в чем дело.
– Этот вопрос не касается короля. Но если бы он захотел действовать в наших интересах, мы бы повиновались ему.
– Вот странное понятие о своих обязанностях! Если король делает то, что нам хочется, – он наш король; но если нет – мы не признаем его. Я старый солдат, Вудс, и воля короля для меня священна!
Видя, что спор между отцом и Вудсом начинает принимать нежелательное для него направление, Роберт ушел спать, ссылаясь на усталость. Долго еще после его ухода старики спорили, попыхивая своими трубками.
В то время как в библиотеке шел горячий спор, госпожа Вилугби удалилась в свою комнату и жарко молилась там: все, кого так горячо любило ее материнское сердце, были здесь, с нею, и хижина не казалась ей теперь уединенной. Увы! Она не знала еще, какая черная туча собирается над ее родиной, сколько горя придется ей перенести…
В своих комнатах, просто, но с комфортом меблированных, Роберт нашел все в том же виде, как было и в последний его приезд в прошлом году; прибавилось только несколько новых вещиц.
Здесь были даже его игрушки; но серсо, в которое он так любил когда-то играть, теперь красиво было перевязано лентами. «Это, верно, матушка, – подумал Роберт, – позаботилась об этом: она все еще не может отвыкнуть считать меня ребенком. Посмеюсь с ней над этим завтра». Повернувшись к туалетному столику, он увидел корзинку со свертками. Эту корзину с подарками он находил у себя в каждый свой приезд. Он развернул один сверток: в нем были теплые шерстяные чулки.
– Это все мама заботится, чтобы я не простудился. Дюжина рубашек, и на одной из них пришит билетик с именем Беллы. Куда мне столько белья? Если бы я забрал все белье, которое они шьют мне, то мой чемодан не уступил бы генеральскому! А это что? Хорошенький шелковый кошелек и опять с именем Беллы; ничего от Мод. Неужели Мод обо мне позабыла! А это? Ах, какой прекрасный шелковый шарф! Вероятно, это от отца, даже, может быть, один из его прежних, но он совсем новый. Завтра же спрошу об этом. Но странно, что от Мод ничего нет.
- Предыдущая
- 8/9
- Следующая
