Великая игра - Некрасова Наталья - Страница 95

• Предыдущая
• 95/164
• Следующая

— Вы позволите? — послышался приятный мужской голос. Эрион открыл глаза и скосил их на звук. — Вы не будете против, если я устроюсь здесь? — Гость стоял, подсвеченный сзади, из зала, желтоватым рассеянным светом, а лицо его ярко освещала свеча на столе.

— Прошу вас, — ответил Эрион и снова прикрыл глаза, давая соседу понять, что к разговорам он сейчас не склонен.

Сосед и не пытался завязать разговор. Он тоже спокойно ждал, и это ненавязчивое присутствие весьма расположило Эриона к нему. Он открыл глаза и посмотрел на соседа. Тот деловито записывал что-то на восковой табличке. Это был красивый, аристократического вида мужчина в расцвете лет. По лицу можно было бы принять его за выходца из андунийских владений. Явно не военный, по строгому одеянию не поймешь сословия. Скорее всего, тоже ученый муж или образованный городской патриций. Или образованный купец.

Появился подавальщик с подносом. Сосед повел носом и оторвался от таблички.

— У нас сходные вкусы, — улыбнулся он. — Прошу прощения.

— За что я вас должен прощать?

— Нарушил ваше уединение. А уединение — редкая в наше время роскошь, и надо ее ценить.

Принесли заказ гостя. Да, та же рыба.

— Сходство очевидно, — улыбнулся Эрион, занявшись своей едой.

Сосед улыбнулся и достал из поясного футлярчика маленькую двурогую вилочку из кости — харадское изобретение, быстро входящее в моду в колониях, правда, пока еще редкое и дорогое.

— Удобная вещь, — сказал он и занялся своим блюдом. Ел он изящно и умело, так что воспитан был явно не в канаве.

— Удобная, несомненно.

— Кое-где едят палочками. Весьма оригинально, но непривычно.

— Стало быть, вы много где побывали?

Сосед развел руками — в одной вилочка, в другой изящный нож — и смущенно улыбнулся.

— Ремесло, сударь мой, обязывает.

Изящество манер и неуловимая мимика просто притягивали.

— А осмелюсь осведомиться, каким ремеслом изволите зарабатывать на пропитание?

— Торгую и покупаю.

— Что именно?

— Вы прямо таможенник! Впрочем, скрывать мне нечего. Я торгую разным товаром и разный товар покупаю. Но то этот всегда редкий и единичный. Часто работаю по заказу. Мне говорят — такая-то прекрасная дама прослышала о харадском чудодейственном средстве, так называемой горной смоле. Я ищу пути, чтобы сию смолу добыть, и обычно добываю то, что желает клиент. И никогда клиента не обманываю. Репутацию, сударь мой, ни за какие деньги не купишь. А желания клиента — мои желания. Я всегда добиваюсь того что желаю, — с нескрываемой гордостью сказал он.

— Редкое качество, — усмехнулся Эрион. — Если бы не знал, что вы не всесильны, прямо-таки вцепился бы в вас.

— А что вам надо? — поинтересовался сосед. — Возможно, я смогу выполнить ваш заказ.

Эрион расхохотался.

— Опасаюсь, на это ваших сил не хватит. А мне — средств, чтобы оплатить. Мне, сударь мой, нужна такая штучка, которая дает ответы на все вопросы.

— Книги? — с готовностью осведомился сосед. — Какие? Тематика? Время? Срок исполнения заказа?

Эрион вздохнул.

— И почему я не видел вас раньше в городе? Вы здесь в первый раз? — сменил он тему.

— Да нет, бывал и прежде. Но бываю я тут редко. Моя торговля идет не морем, здесь конечный пункт.

— Но вы ведь уроженец Острова?

Сосед засмеялся — удивительно мягко и обаятельно.

— Стыдно признаться, сударь мой, нет. Я не бывал на Острове. Но когда-нибудь, конечно же, побываю, это же мой долг. Хотя, честно говоря, страшновато.

— Почему?

— Святость Менельтармы пугает, — со смехом отозвался он. — Тут я чувствую себя свободно, а там… я не хочу показаться себе червяком. Говорят, там все испытывают неизъяснимое благоговение, словно чувствуют близость Единого. Да? Не знаю, как вам, уроженцам Острова, а нам, тутошним, неуютно. Мы не на благой земле родились. Вдруг я не выдержу близости Его? И упаду я с горы, и разобьюсь насмерть… — печально вздохнул он и улыбнулся. — Или улечу. И никогда не вернусь.

— Да вы поэт, сударь мой!

— Нет, я сугубый практик, — пожал тот плечами. — Просто многое повидал. А это либо заставляет наращивать панцирь, либо думать о душе.

— Не рановато ли?

— Кто знает свой срок? — Сосед снова вонзил вилочку в рыбу и изящным жестом отправил в рот золотистый кусочек.

Эрион взялся за кубок с вином. Ему, как особо важному гостю, подавали в стеклянном, чтобы можно было полюбоваться игрой цвета.

— Как летний рассвет, — сказал сосед. — Может, закажем еще чего-нибудь? Тут подают замечательную баранью ножку с чесноком. А к мясу — чудесное красное сухое. Мясо любит кровь.

— Я не люблю.

— Но вы же лекарь, как я слышал? Лучший в городе, вас почти обожествляют здесь. Лекарь не может бояться крови.

— Не боюсь — не люблю.

— И почему же?

Эрион помолчал.

— Вот не хотел вести разговоров о душе… но вы первый сказали, что о ней пора подумать, — усмехнулся он.

— Почему бы и нет? Знаете, мир велик, во многих местах разговоры о душе, о богах просто являются хорошим тоном. Далеко на востоке мудрецы любуются луной в саду с хризантемами и говорят не о войнах, не о политике, не о деяниях героев, а о путях богов, неизведанных и непонятных, о превращениях душ…

— Было бы о чем говорить, — буркнул Эрион. Настроение у него упало ниже подземелий Утумно.

— То есть как вас понять? Для вас уже все ясно, что ли? Или вы считаете… — лицо соседа на мгновение застыло, и странное какое-то было на нем выражение, — что… да нет, вы не можете так думать!

Эрион налил себе еще кубок. Кувшин был большой, упиться вполне хватит. А, пусть! Лучше упиться, чем думать об этом вот так. Только как иначе? Проклятый сосед, вынудил-таки… Ну, ничего. Сейчас я и тебе настроение испорчу.

— Сударь мой, — с легкой улыбкой начал Эрион, — я ученый. Я вскрыл много тел и места для души там не нашел.

— Но может быть, что…

— Ой, не надо! Все, что существует, можно либо ощутить, либо вычислить.

— Вы хотите сказать, что душу ощутить нельзя? А… а личность, а мысли, а все, что мы есть? Это же и есть душа!

— Сударь мой, жизнь — это всего лишь процесс накопления знаний, которые так или иначе записываются и передаются. И все. Сами прикиньте, ну подумайте! Мы собираем обрабатываем знания. Размножаемся, чтобы эти знания передавать и собирать новые. Больше ничего. Все наши чувства служат только тому, чтобы размножаться и передавать знания.

— Нет, если я осознаю, мыслю, хочу…

— Это только инструмент для сбора знаний, стимул.

— Но зачем он мне, если…

— Вам — незачем. Видимо, нужен нашему Всеотцу, — хмыкнул Эрион, постепенно распаляясь.

— Зачем?

— А почем я знаю? Развлекается.

Собеседник задумался. Лицо его помрачнело.

— Нет, сударь, вы слишком страшные вещи говорите. Если души нет, то смерть — это конец всего?

— Именно.

— И нет воздаяния?

— Нет.

— И, значит, если я живу только сейчас, то все ограничения, вся мораль — это не нужно? За нарушение ничего ТАМ не будет, и я должен жить только так, как хорошо для меня, так?

— Именно так.

Собеседник помолчал.

— Я не могу поверить. Не хочу.

— Хотите или нет — что это меняет? Я не нашел души.

— Это вы не нашли. Это не значит, что ее нет!

Эрион вздохнул. Проглотил очередной кусок, почему-то ставший отвратительным на вкус.

— Разве я не пытался найти душу? Все, что существует, можно ощутить и пощупать. Хоть как-то. Хоть опосредованно, да пощупать…

— Вы никогда не задумывались о крови?

— Что?

— О крови. Почему именно кровь требовал в жертву Моргот? Почему именно кровь пили упыри?

— Кровь точно так же загнивает и разлагается, сударь мой. Ничего в ней нет. Просто сытная она.

— Нет, но почему именно ее приносят в жертву?

— Дураки потому что. И Моргот требовал крови не потому, что в ней что-то этакое, просто потому, что с ней из тела уходит жизнь.

— Вот! Жизнь! Душа — в ней!

• Предыдущая
• 95/164
• Следующая