Позвони в мою дверь - Нестерова Наталья Владимировна - Страница 27

• Предыдущая
• 27/74
• Следующая

— Как ты думаешь, Славик не знает о наших отношениях? — невинным тоном спросила Таисия.

Славиком звали мужа-банкира. Минуту назад, мямля извинения, сочиняя о неожиданно нагрянувших родственниках, он мысленно обзывал себя дураком. Так, сажает Зину с детьми в такси, оплачивает проезд туда и обратно — вся недолга. Но когда Таисия упомянула о муже, он насторожился. Это был шантаж.

«Хочешь, чтобы я опытом с ним обменялся?» — едва не вырвалось у Петрова.

Их отношения не предполагали клятв, заверений в верности — вообще никаких обязательств и душевных привязанностей.

— Видишь ли, Таис, — начал он медленно, чеканя каждый слог.

Но она его прервала. Уколоть уколола, а дальше развивать тему опасно. Если Петров обозлится и проболтает об их связи? Жизнь бывшего любовника немного стоит, но может полететь и Таисина голова. Славик, в свое время отсидев три года, приобрел гадкие привычки.

— Ладно, ладно, не пугайся, — усмехнулась Таисия. — Ничего он не знает и не узнает, ты ведь порядочный человек, правда? Петров, мне было с тобой очень хорошо, ты потрясающий мужик.

— — — Мне еще лучше, — почти оттаял Петров. — И потом, разве мы расстаемся?

— Ты первый сказал. И вообще, ты первый мужчина, который меня бросил. Гордись.

— Да я… — начал Петров, но Таисия уже повесила трубку.

Зины на площадке не было. Петров тихо выругался. Если Зина уехала, то сегодняшний день с полным основанием можно назвать динамическим. Женщины динамят его напропалую. И он опять забыл спортивную сумку.

Его ждали у машины. Снег прекратился, но низкие облака готовились сбросить на город очередную порцию мороси. Петров достал из багажника креслица для детей: у доброго дяди все припасено для бедных сироток.

После поездки на дачу к Потаповым он не снял эти креслица, так и приехал на работу.

— Петров, ты женился? — выпалила Лена, заходя в кабинет.

— Если сие произойдет, можешь откусить у меня палец. С чего ты взяла? — ответил он, не поднимая головы от бумаг.

— Лучше давай поспорим на десять тысяч. Близнецов ты уже катаешь.

— А, это. Вот мои ключи, попроси водителя убрать кресла в багажник. Разгладь личико от вредных морщин, нам некогда отвлекаться на чепуху, работы навалом.

— Значит, свадьбы не было? — ехидничала Леночка. — Но ты, надеюсь, приступил к дальнейшему детопроизводству?

— Иди работать! — рявкнул Петров.

Леночка еще многое могла сказать, но не стала искушать судьбу — отправилась выполнять указание, а заодно собирать слухи по фирме.

Ваня и Саня капризничали: хныкали, ерзали, не хотели сидеть в креслицах.

— Что это с ними? — спросил Петров, выезжая со двора.

— Давай я пересяду назад? — предложила Зина и добавила извиняющимся тоном:

— Они без тебя соскучились. Хотят, чтобы ты с ними поиграл.

— Да? — Петров довольно улыбнулся. — Ну, полчаса тебя не задержат.

Малыши его любили. Петров отлично понимал: точно так же они относились бы к другому человеку, который с ними играет и дурачится. Но когда, увидев его, близнецы радостно хлопали ладошками, обнимали за шею и прижимались пухлыми мордашками — в эти минуты Петрову было наплевать, за что и почему его любят два карапуза.

Он припарковал машину на Чистопрудном бульваре напротив детского городка с качелями и избушками. Ваня и Саня запрыгали на месте, мешая Петрову их отстегнуть. Он взял их на руки, перешел улицу и направился к городку.

Зина стояла в стороне и смотрела, как они играют. К ней присоединилась молодая женщина с коляской, в которой спал младенец четырех-пяти месяцев.

У женщины было красивое, но студенистое лицо.

— Тебе везет, — сказала она и кивнула на Петрова и детей. — Муж у тебя. А я одна мыкаюсь. Ночью орет, доводит. Подушкой его накрыть хочется.

— Что вы! — Зина с удивлением и жалостью посмотрела на молодую мать. — Это просто усталость, она пройдет.

— Может, и пройдет, — равнодушно пожала плечами собеседница. — Денег нет ни черта. Отец с матерью на пропитание дают, а больше ни копейки.

Удавиться, что за жизнь.

— А муж, то есть отец ребенка? — спросила Зина.

— Как узнал, что я беременная, сразу деру дал.

Сейчас заявился и предлагает Кольку, — она махнула рукой на коляску, — отдать попрошайкам в метро. На три часа в день. Но я думаю, зачем отдавать кому-то? Могу и сама пойти. А что? Жить-то надо.

Только Колька крикливый очень. Вроде бы чем-то поят детей, чтобы не орали. Вроде маком или отваром каким-то. Ты не знаешь?

— Не-е-ет, — пролепетала Зина. Она смотрела на женщину с ужасом. — Как вы можете? Своего родного сына!

— А что? Лучше, если его украдут и денежки в карман положат? Сейчас, слышала, младенцев воруют? Два месяца их где-нибудь подержат, дети подрастут — родная мать не узнает. И твоих спереть могут, даром что отец есть, — злорадно усмехнулась добрая мамаша.

Зина сорвалась с места, отобрала у растерявшегося Петрова детей, прижала их, судорожно целовала то одного, то другого:

— Ванечка мой дорогой, Санечка, зайчики мои любимые. Мама будет с вами, мама вас никому не отдаст.

Давай уже поедем. — Она повернулась с Петрову.

Он не понял, чем был вызван приступ материнской любви. Зина не хотела отдавать ему детей, сама несла их до машины, хотя с трудом шаркала по раскисшему снегу. У перехода они остановились, пропуская поток машин. Зине пришло в голову, что та женщина на бульваре сумасшедшая.

Определенно сумасшедшая.

— Надо запретить ненормальным рожать детей, — сказала она вслух.

— Именно об этом я сейчас и подумал, — согласился Петров.

Зинина бабушка, болезненно бледная, с седенькими волосами, с глазами без ресниц, с фиолетовыми губами и глубокими морщинами, лежащая на высоких подушках, напомнила Петрову одно посещение поликлиники.

Фирма «Класс» в порядке шефской помощи, или, как теперь говорили, благотворительности, подарила районной поликлинике компьютер. Петрова делегировали на торжественный акт вручения.

Он шел по коридору, по сторонам которого сидели и стояли бабушки, изредка — дедушки. Два ряда старческих лиц, болезненных немощных фигур. Кто-то положил подбородок на палочку и смотрел на него с горькой обреченностью. Кто-то ковырялся дрожащими руками в хозяйственной сумке. Кто-то срывающимся голосом доказывал свое право идти без очереди.

Петрову стало не по себе. Ему почему-то казалось, что все эти старики брошены, никому не нужны, что они цепляются за жизнь, которая от них давно отвернулась. Лечатся от неизлечимого.

Карабкаются вниз.

Сейчас, глядя на счастливое лицо бабушки Оли, он понял, что ошибался. У стариков есть родные люди, которые заботятся о них, страшатся потерять. Любовь вообще чувство иррациональное, это он по себе знает. Но возле него в старости никого не будет — ни внуков-близнецов, ни детей, ни хрена собачьего.

Петров впервые видел, чтобы Валя радостно улыбалась. Она смотрела на бабушку и гордилась ею, как Потапыч своей внучкой. Зинаида пылкими объятиями грозила раздавить старушке грудную клетку. Петров сидел рядом на стуле, держал детей на коленях.

Бабушка гладила Зинины волосы, говорила о том, как выросли правнуки, какие они славные, сокрушалась, что не может сварить им молочный кисель.

Неожиданно она приняла Петрова за Зининого мужа, стала его нахваливать.

— Бабуля, это не мой муж. — Зина отстранилась от нее и с извинением посмотрела на Петрова.

— Все нормально, — тихо сказал он.

— Кисель готов, пойдем малышей накормим, — позвала Валя Петрова на кухню.

— Бабуля, это же не Игорь! — воскликнула Зина, когда они вышли.

— Знаю, — устало сказала бабушка. — Дети его любят и слушаться будут. Вырастить двух сыновей ой как непросто, внученька. Настоящего мужчину сразу видно. Ты держись за него.

— Бабушка, ну что ты такое говоришь? Совершенно посторонний человек. Ты стала все путать?

Ты Игоря помнишь?

— Некогда мне путать. Хочу оставить вас в надежных руках. Валя-то более разумная, в омут головой не бросится. А ты, бедолага, намучаешься. Не любит он тебя?

• Предыдущая
• 27/74
• Следующая