Золотой выстрел - Незнанский Фридрих Евсеевич - Страница 43

• Предыдущая
• 43/71
• Следующая

Не надо было иметь семь пядей во лбу, чтобы увидеть, как блестящие некогда идеи оказывались полностью скомпрометированы чудовищной практикой. И Анатолий Ананьевич Саблин понял это раньше многих других.

Есть ложь тоже чудовищная – по доктору Геббельсу.

Есть ложь обыденная – сродни воровству голубого Альхена. Иначе говоря, ложь на каждый день – по любому поводу, по мелочам, привычная и оттого уже часто незаметная.

Есть, наконец, ложь во спасение – «О ложь святая! Так солгать могла лишь мать, полна боязни, чтоб сын не дрогнул перед казнью...»

Есть промежуточные варианты.

Политик обязан пользоваться всеми видами и подвидами лжи. И это тоже твердо усвоил опытный юрист и политический деятель Анатолий Саблин, вознесенный в самый центр событий, на вершину пирамиды власти, буквально на острие ее. Но сам же в конце концов оказавшийся жертвой собственной эйфории и обращенный обстоятельствами в известную старуху у разбитого корыта, он постоянно ищущим своим умом просто вынужден был вернуться к истокам. Он хотел сам понять, когда, на каком этапе, произошло необратимое. Ведь и корыто было уже новое, и столбовое дворянство – вот оно!

Масса неожиданно свободного от политики и общественных дел времени подвигла на мемуары. Не он первый, не он и последний в этом значительном ряду. Что это было – желание оправдать себя, подобно множеству таких же неудачников? Или желание облегчить душу ссылкой на объективные обстоятельства, о которых мало кто был наслышан, а если и знал, то далеко не всю правду о недавнем еще прошлом? Или, может быть, это обычное свойство человеческой натуры – произносить наедине с собой гневные монологи на лестнице, когда тебя прогнали из квартиры? Вероятно, подействовало все, вместе взятое.

В отличие от большинства уходящих политиков, нанимающих армии подручных писателей ради собственного увековечения, Анатолий Ананьевич сел за письменный стол сам. И родил-таки эссе. О прошлом и будущем, о честных своих заблуждениях и нечестных играх вокруг его имени и обо всем ином, что вызывает интерес и меланхолические воспоминания прежде всего у самого автора. Но если бы писатель был уверен, что написанную им книгу не прочитает никто, кроме него самого, он бы никогда не положил перед собой чистый лист бумаги. Значит, что же? Исповедь? Ну и пусть будет исповедь. Однако же не без доли лукавства – кто ж о себе полной правды-то захочет!

Но была и еще одна, потаенная цель. Самооправдание – это одно, в принципе перед кем оправдываться? И достойны ли они, эти его читатели, чтобы он раздевался перед ними? Нет, объяснения своих прежних позиций понадобились Саблину для того, чтобы все-таки склонить общественное мнение на свою сторону. Мало ли что было в прошлом! А сейчас что, лучше? Этого хотели? Ну, скажем, было что-то, виноват, но ведь на Руси издавна как? Покаялся – и греши себе дальше. Так вот, Анатолий Ананьевич очень надеялся, что появление его книги, ее широкая презентация, общественный резонанс, на который он совершенно определенно рассчитывал, – все, вместе взятое, вернет его на столь желанную политическую арену. Благо и обстоятельства складываются благоприятно. Обвинения против нынешнего губернатора Алексеева были куда серьезнее, нежели те, что в свое время инкриминировались ему, Анатолию Саблину. А тут и покаянная книга должна сыграть свою роль. Не пропала еще надежда и на то, что старая демократическая гвардия не вычеркнула его из своих списков. Словом, по его мнению, перспектива имелась. И презентация книги «Годы в политике и возле нее» должна была ознаменовать начало, официальное объявление его губернаторской гонки. Так он представлял себе тональность разговора с элитарной петербургской публикой, несколько подуставшей от грубоватого просторечия действующего губернатора.

Однако всякой ответственной презентации требовался и соответствующий антураж. Ходить в обиженных или, пуще того, делать оскорбленный вид по той причине, что от тебя в свое время отвернулась общественность, ни в коем случае не следовало. Напротив, необходимо было окружить себя новыми лицами, желательно широко известными в модных тусовках, лицами, которые и подчеркивали бы твою известность, укрепляли бы твой имидж нестареющего борца за демократические идеалы, и создавали новый образ человека негордого, широкого, гостеприимного, не помнящего прежние обиды.

Размышляя над списком приглашенных, Анатолий Ананьевич неожиданно подумал о Нелли Кутеповой, с которой познакомился еще в Париже, кстати не в самые лучшие свои дни. Но именно сейчас Нелли с ее роскошной внешностью, парижской известностью и взбалмошным, непредсказуемым поведением может сыграть самую важную роль в задуманной им операции по возвращению во власть. Нет, скажут, не так уж и стар наш кандидат, коли его такие красавицы окружают. Есть, значит, еще порох, рано захотели списать в обоз.

Вот и позвонил он сам Кутеповой, шутливо объявив, что был бы поистине счастлив видеть ее на ближайшей тусовке в своем ближайшем же окружении.

Сергей, которому Нелли, естественно, немедленно сообщила о приглашении, ничем не выдал своего торжества: жертва сама лезла в петлю. Наоборот, выяснив, когда состоится презентация и где конкретно, он недовольно поморщился оттого, что вряд ли сможет составить ей компанию. Есть кое-какие дела. Нелли не обиделась, хотя дата презентации опасно приближалась к очередному сроку вылета за границу.

Она ответила согласием, не упомянув о своем спутнике: будет – будет, а не получится – ничего страшного. Всегда можно переиграть.

Сергей учел пожелание Патриарха постараться обойтись по возможности без лишнего шума. Это значило, что надо было сменить свой привычный стиль работы. Никаких снайперских штучек. Да кроме того, видимо, какое-то время придется довольствоваться тем оружием, что есть. Очень сомневался Сергей после разговора с Савелием Ивановичем, что крутые – кем бы они на самом деле ни были – отстали от дяди Вити. Патриарх взял этот вопрос на себя. Да, впрочем, и сам Светличный мысленно уже распрощался со старым мастером. Чего ж возвращаться-то...

Зато пригодился совет Патриарха побеседовать с его знакомым доктором.

Здоровенный, стриженный наголо детина, который всем своим видом напоминал скорее не врача-кардиолога, а медбрата, работающего в морге, разговаривая со Светличным, словно бы машинально наматывал на толстый палец с широким золотым перстнем золотую же цепь, висящую на шее. Какая там медицина! Самый настоящий братан! Его совершенно не интересовала фамилия клиента, ему нужен был диагноз.

Листая копию медицинской карты Анатолия Ананьевича Саблина, которую накануне, предупредив телефонным звонком, подвез Светличному известный ему водитель Патриарха, «крутой доктор» – как определил его для себя Сергей – раздумывал недолго. Заранее зная, к чему идет речь, и не вдаваясь в тонкости фармакологии, он с ходу продиктовал Сергею названия нескольких медпрепаратов и пояснил их действие. Здесь были препараты практически мгновенного действия: после приема других клиент может загнуться через два-три часа, если ему не будет оказана соответствующая медицинская помощь: действие третьих растягивалось до двух-трех дней. Словом, выбирай нужное в соответствии со своей задачей.

А задача была простая. Наверняка Саблин не откажется принять бокал с шампанским из рук своей почитательницы, каковой и должна была выглядеть на презентации Нелли Кутепова. Впрочем, шампанское может быть заменено любым другим напитком. А поскольку распитие означает, как правило, завершение акции, то, значит, бо?льшая часть поклонников бывшего губернатора и просто тусовщиков через час-другой должна разойтись. И сердечный приступ может быть расценен немногими свидетелями как результат волнения, естественного перенапряжения автора, представляющего широкой публике свое сокровенное творение. А там, пока суд да дело, пока «скорая», то, другое, вопрос и решится так, как было задумано. Да, скажут, жаль... Вот и вся реакция.

Ну а позже обязательно возникнут версии, завопят телеканалы, запиликают правительственные телефоны. Но вопрос уже отпадет. Как обязательно опадают по осени поблекшие листья...

• Предыдущая
• 43/71
• Следующая