И нет любви иной… (Путеводная звезда) - Туманова Анастасия - Страница 33
- Предыдущая
- 33/74
- Следующая
– И… что Илья?
– Боюсь, что это его не остановило бы, – помедлив, сознался Сбежнев. – Но прибежала Варька, начала кричать на него по-цыгански… Я почти ничего не понял. Скажи, что означает «армая»?
– Армая – проклятие… – машинально пробормотала Настя. И вздрогнула: – Это что же… Варька… Варька так сказала ему?! Варька – Илье?! Господи, с ума она сошла, разве можно так…
Князь молчал. Настя схватилась за голову. Долго стояла так, неподвижная, непривычно ссутулившаяся. Сбежнев ждал. Затем осторожно тронул её за плечо.
– Девочка…
– Ничего, Сергей Александрович, – глухо, не поворачиваясь к нему, проговорила она. – Сейчас всё пройдёт. Ну, Варька! Ну, сдурела цыганка… Брата, родного брата…
– Она хотела добра для тебя…
– Да что же это такое! – взорвалась наконец Настя, сбрасывая с плеча руку Сбежнева. – Да что же все кому не лень мне добра хотят! И без меня за меня решают! Наломали дров, нечего сказать! Да что бы я – умерла, если б с Ильёй увиделась?! Или бы на шею ему бросилась? Или от молодой жены обратно к себе его потянула? Что я – девчонка пустоголовая? Не знаю, что можно, что нет?! О, хоть бы вы сгорели все, когда вы меня только в покое оставите! И вы! И Варька! И Митро! Доведёте, ей-богу, уйду в монастырь на послушание! И пусть кто угодно вместо меня в ресторане поёт!
– Настя! – Князь снова обнял её за плечи, привлёк к себе. Она, замолчав и как-то разом поникнув, прижалась к его груди. Со вздохом сказала:
– Не сердитесь, Сергей Александрович. Это я с перепугу.
– Прости меня.
– Вы не виноваты. И… И даже правильно всё сделали. А то Илья, он… Он всегда такой был, сначала сделает, а потом подумает: надо, не надо… Хорошо, что вы с Варькой его не пустили. А то увидь его Митро – и до смертоубийства дошло бы. – Настя выпрямилась. Глядя в лицо Сбежнева, твёрдо произнесла:
– Я за вас не выйду, Сергей Александрович.
– Я понимаю. – Князь помедлил. – Мне… уехать завтра?
– Зачем? Уедем вместе.
– Что сказать Митро?
– Я сама ему всё скажу. А теперь ступайте. Не бойтесь, я не заблужусь. Вон, видно отсюда – гостиница светится… Идите, Сергей Александрович. И не держите зла. Дороже вас у меня человека нету. Кто же знал, что так судьба раскинет…
Князь хотел было что-то сказать, но, взглянув на Настю, лишь молча кивнул и шагнул в темноту. Когда его шаги стихли, Настя оперлась на парапет набережной. Несколько минут стояла с закрытыми глазами. Внизу чуть слышно, вкрадчиво дышало море. Кроны деревьев тихо шелестели, ночная птица умолкла, луна уползла за маяк, и серебристая дорожка, бегущая по воде, растаяла. В наступившей темноте Настя выпрямилась, накинула шаль на голову и медленно пошла вдоль пустой набережной к гостинице.
Утром Настя проснулась от того, что кто-то со всей мочи дубасил кулаком в дверь.
– Кому неймётся-то? – пробормотала она, отводя с лица распустившиеся волосы. – Кто там?
Из-за двери ответили – кто.
– А чего ты так кричишь? Входи. Нет, подожди немного, я…
Настя не договорила. Дверь открылась, и на пороге, как карающий серафим, вырос Митро. Было очевидно, что он сам недавно с постели: рубаха застёгнута кое-как, волосы взлохмачены. В руках он держал скомканный лист бумаги.
– Это что такое, чёртова кукла?! – завопил Митро, врываясь в комнату и размахивая листком. – Что это такое, а?
– Не знаю, – пожала плечами Настя. – Покажи.
– Не знает! Не знает она, проклятая! О-о-о, за что мне это наказание небесное!
Митро забегал по комнате. Настя озадаченно следила за ним глазами. Через минуту потянула было к себе платье с кресла, но Митро заметил её движение, одним прыжком оказался возле кровати, вырвал платье из рук сестры, швырнул его на пол и гаркнул так, что закачалась люстра:
– Отвечай – почему Сбежнев уехал?!
Настя приподняла брови. Вздохнув, спросила:
– Уехал, значит, всё-таки?
Митро, не находя слов, закатил глаза. Помедлив, Настя снова потянулась за одеждой. На этот раз ей удалось даже накинуть платье на голову, но в тот же миг Митро сорвал его.
– Зачем ты это устроила? Отвечай, дурища, зачем?!
Настя резко встала. Оттолкнув брата, вырвала у него из рук платье, ушла с ним за ширму, и туда Митро бежать за ней не рискнул. Нерешительно постояв на месте, он набрал было воздуху для очередной гневной тирады, но, подумав, с шумом выпустил его. Сел в глубокое кресло у окна и, косясь в сторону ширмы, проворчал:
– И нечего глазами сверкать, дура и есть… Опять человеку жизнь испортила, бессовестная! Чуть свет из гостиницы смылся, будто не князь, а босота какая беспортошная…
– Ты откуда знаешь?
– Так он же меня разбудил! Вытащил из-под одеяла, кой-как посадил и ну объяснять, что не может уехать, ничего не объяснив, не хочет, мол, чтоб я о нём худое думал… А я в себя прийти со сна не могу, ничего не понимаю, только глазами хлопаю и говорю: «Как ваша милость сама разумеет…» Ну, понял он, наконец, что от меня толку мало, сел к столу и давай писать… Передай, говорит, Настасье Яковлевне. Тут уж я опомнился, прыгнул к нему. Не уезжайте, говорю, Сергей Александрович, все бабы дуры, и Настька тоже, она пожалеет ещё… Куда там! Улыбнулся – и за дверь! Не бежать же мне за ним босиком было!
– Где письмо? – из-за ширмы протянулась рука.
– На… – Митро, насупившись, сунул в руку измятый листок. Чуть погодя Настя взглянула через верх ширмы. Грозно спросила:
– Ты что, читал?
– Знамо дело. Он его, между прочим, и не запечатал…
– А совесть у тебя есть?
– Про совесть молчала бы! – снова вскинулся Митро. – Ну, поглядела? Рада? Успокоилась наконец? Избавилась?! И что вы, бабы, за стервы за такие, одно от вас несчастье приличному человеку, право слово… Что вот ты теперь делать будешь, что?
Настя показалась из-за ширмы, аккуратно складывая письмо Сбежнева. Митро свирепо взглянул на сестру, увидев на её лице улыбку, изумлённо заморгал. Вздохнул, пожал плечами. Взявшись за голову, простонал:
– Ну что ты за проклятье на мою голову, Настька, а? И почему у тебя всё не как у людей? Князь – и тот негоден оказался. Одного подай – конокрада таборного… А стоит ли он тебя, поганец?!
Настя молча положила письмо Сбежнева на край постели. Села на ручку кресла, в котором сидел брат, взъерошила ладонью волосы Митро, погладила его по плечу.
– Не ярись. Ещё слава богу, что сейчас всё решилось. А то могла бы и из-под венца сбежать.
– Могла бы, тебе не впервой! – буркнул Митро. – Ну, в Москву-то с нами возвращаешься? Или своего голодранца искать, хвост задравши, побежишь? Смотри, после этого на глаза мне не показывайся!
Настя молчала. Митро осторожно взглянул на неё снизу вверх. Сестра улыбалась, и он невольно улыбнулся в ответ.
– Ну… Хоть солистку новую на твоё место не искать.
– Всё равно бы никого лучше не нашёл, – уверенно сказала Настя. Поднялась с кресла, взглянула на часы. – Ступай, Митро. Мне вещи уложить надо. Поезд в полдень, помнишь?
До утра Илья бродил по тёмному городу, избегая, однако, заходить в кабаки, понимая: на этот раз дело может закончиться недельным запоем. Рассвет застал его на белой каменистой дороге, ведущей в посёлок. Сияющая краюшка солнца только-только выглянула из-за горизонта, облив его розовым светом и озарив снизу длинные полосы облаков. Глядя на поднимающийся над морем красный диск, Илья вдруг вспомнил о Маргитке, о том, как ушёл вчера, оставив её, рыдающую, на дороге, о том, как она с воем волочилась за его сапогом по пыли, беременная… Вот, не дай бог, опять выкинет… Этого только не хватало! Тоскливо выругавшись, Илья прибавил шагу.
Его тревога сразу возросла, когда он увидел настежь распахнутые ворота и дверь в дом. На дворе было пусто, не слышно даже привычных детских воплей. «Спят, что ли, ещё?» – удивлённо подумал Илья. Из-под крыльца вылез щенок и, нарушив тишину, пронзительно затявкал. Илья пнул его сапогом и, не слушая обиженного поскуливания, взбежал на крыльцо, шагнул через порог в дом.
- Предыдущая
- 33/74
- Следующая
