Тайны Петербурга - Мацих Леонид - Страница 5

Далее события разворачиваются стремительно. Брюса с удовольствием принимают в лучших домах Англии. В отличие от своего державного покровителя Яков Вилимович прекрасно воспитан и отменно любезен. Он превосходно говорит по-английски и умеет поддержать разговор даже на латыни… Слух о столь умном, обходительном и щедром русском полковнике доходит до масонских лож. Братья наводят справки и выясняют, что русский полковник – представитель одного из славнейших шотландских графских родов, что его предки были шотландскими королями, а значит, он – продолжатель великого дела ордена тамплиеров, на нем почиет благословение святого Андрея – небесного покровителя Шотландии. Брюса приглашают в ложи, с ним знакомятся видные английские масоны, в том числе его удостаивает аудиенции Мастер Стула (председатель) ложи Святого Павла и Старший смотритель ложи Святого Андрея первый архитектор Англии сэр Кристофер Рен. Брюс производит самое благоприятное впечатление, и по рекомендации Рена его представляют «отшельнику», как называют братья гениального Исаака Ньютона. Ньютон живет затворником, не любит шумных сборищ, почти никого не принимает, но рекомендация Рена – «золотой ключ к любой двери». Ньютон принимает Брюса, они долго беседуют. Брюс рассказывает великому ученому о реформаторских планах царя. Ньютон все внимательно выслушивает и говорит свою знаменитую фразу: «It’s doable!» (Это выполнимо!) Он советует начинать с двух «архимедовых рычагов» – с денег и с Церкви. Петр желает осмотреть Королевский монетный двор и узнать о его работе. Тут уже Брюс выступает ходатаем перед братьями, те испрашивают высочайшего соизволения, и Петр получает разрешение на посещение. Он бывал на Монетном дворе трижды – это беспрецедентный случай. На Монетный двор никогда не пускали иностранцев, это был, выражаясь по-современному, стратегический объект повышенной секретности. Ньютон излагает Брюсу свои принципы реорганизации финансовой системы Англии.

Брюс был одним из образованнейших людей своего времени. Он свободно говорил на нескольких языках, отлично знал латынь. Он занимался математикой, физикой, химией, астрономией, составлял карты, словари, воинские наставления. Он был одним из отцов российской артиллерии, первым наладил регулярную разведку и добычу полезных ископаемых, заведовал московской типографией и Петербургским монетным двором, руководил финансовой политикой государства. Он был единственным человеком, которого Петр назначил президентом сразу двух коллегий – Берг (горной) и Мануфактур (фабричной). Когда в дополнение к этому царь хотел сделать его еще и тайным советником, щепетильный Брюс отказался. Он полагал, что раз он нерусский, ему, мол, негоже занимать такое множество начальственных постов. Тогда-то Петр Великий и сказал ему свою знаменитую фразу: «Русский, Яков, это тот, кто Россию любит, кто России служит». Все свои громадные знания Брюс действительно поставил на службу России.

Сразу после смерти Петра Брюс ушел в отставку, хотя его просили остаться на службе всесильный фаворит Меншиков и сама царица Екатерина, он не желал участвовать в интригах и склоках вокруг трона великого государя и безвыездно жил в своем подмосковном имении Глинки, изредка выезжая в Москву для занятий астрономией в Сухаревой башне. Что касается его семейной жизни: дети его умерли в младенчестве, а за семь лет до своей кончины он похоронил супругу. Брюс стоически сносил удары судьбы, ни в чем не изменив свой годами заведенный распорядок дня. Затворнический образ жизни Брюса и непонятные для окружающих занятия породили множество легенд и жутких слухов: его считали чернокнижником и колдуном. Брюс посмеивался над этими разговорами и любил подразнить воображение окружающих разными невероятными трюками вроде катания на коньках на льду замерзшего пруда своей усадьбы в июльскую жару. За несколько недель до смерти он распорядился передать в Академию наук свою уникальную коллекцию редких вещей и огромную библиотеку. Скончался Яков Вилимович 19 апреля 1735 года. Могила его не сохранилась, но имя его навсегда осталось в анналах российской истории. Слово «Fuimus» («Мы были»), написанное на его фамильном гербе, оказалось пророческим.

Свое излюбленное детище – Санкт-Петербург Петр строил не просто как порт и даже не просто как новую столицу, он задумывал его как дерзкий вызов природе, как Рай Обретенный взамен рая потерянного. Потерянным раем Петр с очевидностью считал все «три Рима». Это собственно Рим, как место, погрязшее в «духе папежском», Константинополь, как второй Рим, не устоявший перед мусульманами и ставший турецким Стамбулом, и наконец Москву, как город, провозгласивший себя Третьим Римом, но, по мнению Петра, не годящийся для такой роли.

Наименование новой столицы градом святого Петра неизбежно ассоциировалось не только с прославлением небесного покровителя Петра I, но и с представлением о Петербурге как о новом Риме. Рим – город апостола Петра, а Папа Римский, согласно католической доктрине, наместник святого Петра на Земле. Имя Петр переводится с греческого как «камень». В Евангелии от Матфея Иисус говорит апостолу Петру: «Я говорю тебе: ты – Петр, и на сем камне Я создам церковь Мою… и дам тебе ключи царства Небесного» (Матф. 16:18 – 19). Петр Романов, несомненно, видел себя создателем новой церкви или даже новой религии – сакрального государства.

Ориентация на Рим и дух соперничества с ним проявляются не только в названии новой столицы, но и в ее гербе. Герб Петербурга содержит в себе трансформированные мотивы герба города Ватикана как религиозной квинтэссенции Рима. Это, конечно, не могло быть случайным. Так, перекрещенным ключам в гербе Ватикана соответствуют перекрещенные якоря в гербе Петербурга, расположение морского и речного якорей лапами вверх отчетливо выдает их происхождение – ключи в гербе римского первосвященника также повернуты бородками вверх. Символика герба Петербурга расшифровывается именно в этой связи. С одной стороны, якорь в христианской символике – символ спасения и веры. Но одновременно якорь символизирует флот – любимое детище царя Петра. Якоря, помещенные на место ключей апостола Петра, красноречиво свидетельствуют о том, чем император Петр намерен был отворить дверь своего нового парадиза. Тут есть и аллюзия на евангельскую фразу: «Царство Божие силою берется» (Матф. 11:12). Ключ в двери может легко повернуть любой, а вот чтобы поднять корабельный якорь, требуются очень большие усилия. Во время подъема якоря на судах английского флота звучала команда: «All hands on deck!» («Свистать всех наверх!») Якоря на гербе – знак постоянной мобилизации и готовности к усилиям и жертвам. Когда якорь поднят, корабль готов мчаться вперед на всех парусах. Кораблик, укрепленный на шпиле Адмиралтейства, есть подлинный символ новой столицы. Именно корабль, а не крест по повелению Петра красуется на здании Адмиралтейства. А ведь это семантически противоположные символы. Крест стоит неподвижно, корабль пребывает в вечном движении. Крест символизирует Вечность, корабль – вечно текущий поток времени. Крест – знак упования на Божественное спасение, корабль – памятник человеческому дерзанию и мужеству, веры в собственные силы и разум. (Любопытно, что в советское время, когда прежний герб Петербурга был отменен, а сам город переименован, именно кораблик воспринимался большинством жителей города как его подлинный герб и символ.) Таким образом, герб Петербурга семантически соответствует имени города. Имя и герб представляют словесное и визуальное выражение одной общей идеи.

Вместе с тем особое значение приобретает подчеркнутое насаждение в Петербурге культа апостолов Петра и Павла, прежде не самых чтимых на Руси святых. Им посвящается собор в Петропавловской крепости, которая должна была по первоначальному плану являться центром города. В этом нельзя не видеть переклички с местом, которое занимает в метафизике городского планирования собор Святого Петра в Риме. Однако Петербург для Петра не только новый Рим, но и новый Амстердам. Столица Голландии представлялась Петру идеалом города, подлинным «вертоградом процветшим», едва ли не раем на Земле. Он хотел, чтобы в его столице были каналы, как в Амстердаме. Знаменитые линии Васильевского острова – памятник этой неосуществленной идее. Он хотел, чтобы Биржа – храм моряков и торговцев – стала одним из главных зданий в городе.