Особо опасные преступники: Преступления, которые потрясли мир - Глобус Н. В. - Страница 10

Его радость была недолгой. 7 октября 1931 года в девять часов утра был арестован Матуска, надворный советник Валь объявил его подследственным и вызвал будапештских коллег, чтобы они незамедлительно прибыли и приняли участие в допросах.

Зильвестр Матуска вел себя весьма уверенно. Все отрицал. Однако против него выступили лучшие криминалисты, имелся ряд улик, изобличающих его, и надежд на благополучный исход дела у него было мало.

Одной из серьезнейших улик были брюки Матуски. Многие заметили, что Матуска был одет в модный костюм с брюками, которые назывались брюки «гольф». Они были новые, их мало носили, однако карманы их пожелтели. Химическая экспертиза показала, что пятна были оставлены тринитрофенолом, который преступник непродолжительное время прятал в карманах.

16 октября 1931 года Матуска под давлением улик сознался. Выяснилось, что и остальные крушения поездов были делом рук Зильвестра Матуски. Он работал в одиночку, без помощников.

Многократный убийца предстал перед судом 15 июня 1932 года. Перед судьями и присяжными должен был разыграться один из сенсационных процессов, на который съехались газетчики со всей Европы. Однако сенсации не получилось, поскольку Матуска переиграл роль сумасшедшего.

Судебные эксперты — специалисты в области психиатрии — неделями обследовали Матуску. Наконец советник, профессор доктор Хевель и университетский профессор доктор Бисхоф пришли к выводу, что Матуска способен нести ответственность за свои действия.

А американский психоаналитик доктор Герберт Хейг заявил репортеру Габе, что Матуска садист, которому доставляет удовольствие мучить других. Ему было мало мучить или убить одну женщину, он нуждался в массовой бойне. Дело в том, что в его случае извращенность соединялась с болезненной манией величия. Ему недостаточно было просто убивать, им владела навязчивая идея совершить крупное преступление, которое бы его прославило. И это ему удалось.

Венский суд судил Матуску только за железнодорожную катастрофу в Анзбахе, то есть за преступное действие, совершенное на австрийской территории. Его приговорили к шестилетнему тюремному заключению с содержанием в тюрьме с усиленным режимом.

Однако его не отправили в тюрьму, а увезли в Будапешт, где за крушение поезда у Биаторбади приговорили к смертной казни через повешение. Однако приговор не был приведен в исполнение, поскольку преступник был арестован в Австрии, где не существовало смертной казни. Поэтому в Будапеште первоначальный судебный приговор вынуждены были заменить на пожизненное тюремное заключение.

Убийца закончил свою жизнь в австрийской тюрьме, где пробыл шесть лет. Там он написал несколько романов и киносценариев. Все о своих преступлениях.

Согласно одной версии, нацисты после «аншлюса» Австрии перевели его в концентрационный лагерь, где он затем был незаметно застрелен, согласно другой — Матуска отбывал свой срок в венгерской тюрьме Чиллаг-бортон в Шегедине, откуда при освобождении Венгрии Советской Армией сбежал и исчез.

В 1953 году в печати проскользнуло сообщение, что он якобы погиб во время войны в Корее.

(В. П. Боровичка. Невероятные случаи зарубежной криминалистики. — М., 1991)

Поезд Роттердам-Варшава отходил вечером. На перроне было многолюдно. У мягкого вагона стояла вся семья Ментенов. Отец, мать, брат и жена провожали Питера, отбывавшего через Варшаву в далекую Галичину.

— Помни, Питер, — внушал отец, — ты едешь во Львов как представитель фирмы, однако не в том суть... Обживайся, но не забывай о Карпатах: там богатство — лес, в котором так нуждается Европа, нефть, газ... Теперь в те края понаедет немало людей с деньгами. Для начала хватит с тебя и ста тысяч долларов. А если понадобится еще — известишь! Жду, что возвратишься богачом.

— Все сделаю, отец! Вам не придется краснеть за меня. Берегите Элизабет.

Прощанье, поцелуи... И двадцатитрехлетник коммерсант — представитель одной из известных голландских фирм — вскочил на ступеньку тронувшегося уже вагона.

Поселки и города мелькали как в калейдоскопе. Питер всматривался вдаль. Воображение уже рисовало ему гористую местность, где деньги преумножаются без труда, потому что земные недра там богаты нефтью и газом, а горы покрыты прекрасными лесами. Обо всем этом рассказывал ему отец, который в поисках нефти побывал в Карпатах незадолго до первой мировой войны. Теперь, в 1923 году, старый Ментен жил в Роттердаме и был владельцем нескольких бумажных фабрик, которым требовалась древесина.

Обосновавшись во Львове, Питер вызвал туда жену. Время от времени фирма, которую Ментен представлял, напоминала ему о необходимости активизировать свою деятельность, заключать больше сделок. Интересы фирмы он понимал, но свои — ставил выше всего и деятельно искал случая вложить капитал в собственное предприятие, приобрести независимость.

Это же настоятельно рекомендовали ему сделать другие хозяева-немцы. Перед тем как двинуться в далекую дорогу, он не преминул побывать в немецком разведывательном центре, где, обращаясь к принявшему его господину, сказал:

— Мой план, господин майор, прост и надежен: в Польшу я приеду в роли представителя голландской торговой фирмы. Кое-какие связи у меня благодаря семье имеются...

— В целом ваш план приемлем, — согласился майор и добавил, указав поворотом головы на дверь в соседнюю комнату, — а вот оберлейтенант Пауль Остен разработает с вами детали.

В 1929 году Питер оставил работу в голландской фирме и начал ходатайствовать о получении польского подданства. В одном на архивов найдена регистрационная карточка, содержащая биографические сведения о Питере Николаасе Ментене, с приложенными к ней фотокарточками. Она была заполнена во Львове 13 марта 1929 года. Получив польское подданство, Ментен решил приобрести в Карпатах земельный участок и лес.

В начале осени он отправился из Львова в Сколе, к месту приобретаемого поместья.

Ментен ехал в дорожном экипаже, в котором восседал с видом заправского помещика, горделиво поглядывая на лежащие по пути усадьбы магнатов, вовсе не являвшиеся его, Ментена, собственностью.

— Пока! — вырвалось у него вслух.

— Простите? — переспросил нерасслышавший спутник.

— Нет, ничего. — Ментен улыбнулся своим мыслям. — Я хотел сказать, что когда едешь не в автомобиле, а как мы с вами сейчас, по старинке, в экипаже, гораздо больше примечаешь вокруг.

Двигались не спеша. Все хлопоты остались позади, купчие с помещиком Пистенером и с окрестными лесовла-дельцами подписаны. Предстояло лишь выбрать место для господской усадьбы.

— Поселюсь, должно быть, в Сопоте, — говорил Ментен, то ли размышляя вслух, то ли желая услышать мнение своего спутника. — Все уверяют, что в окрестностях этого села уж очень красивые места.

— О, да! Вы останетесь довольны, герр Ментен.

— Почему «герр»? — укоризненно прервал собеседника Питер, — «пане Ментен»!

Собеседник, разумеется, не возражал. Этот Ментен действительно стал паном в здешних местах и немалым: как-никак, около четырех тысяч гектаров земли уже закупил.

За Николаевом остановились перекусить. Распили пузатую бутылочку рома и после недолгого отдыха поехали дальше. «Пан» Питер залюбовался открывающимся с небольшого холма видом.

— Раздолье-то какое!

От села Верхнее Синевидное дорога шла над быстрой горной речкой Стрый с кристально чистой водой. Осмотрели несколько сел — Подгородцы, Сопот, Урич. Одно краше другого! Выбор остановили, как заранее и предполагалось, на Сопоте.

— Место, действительно, прекрасное, — признал Питер. — В стороне, не на проезжей дороге, где все на виду.

Четыре тысячи гектаров были только началом. Вскоре Ментен проложил к своим лесным угодьям узкоколейку. Древесину по ней отправляли и в Голландию, и в Германию, и бог весть еще куда. Ментен постепенно стал одним из самых богатых в Польше землевладельцев. Многим владел он, но сам себе не принадлежал.