Этюды о моде и стиле - Васильев Александр Александрович - Страница 71

Стиль рококо предпочитают по сей день ценители будуарной жизни и любители галантных интриг. Вспомним квартиру балерины Анастасии Волочковой в Петербурге. Розовато-пудреные тона, рокайльные завитки на мебели и амурчики, как у маркизы Помпадур, на потолке спальни. Правда, сама балерина, кажется, называет это стилем «Помпиду». Рококо приходило в моду трижды — в 1730–1760-е годы, потом с 1850 по 1860 год под названием «второе рококо» и в 1880–1890-е годы, уже как «третье рококо». Сегодня его наследие широко эксплуатируют неутомимая историческая стилизаторша Вивьен Вествуд и элегантный Карл Лагерфельд. Мебельные репродукции рококо изобилуют в Италии, фарфор рококо копируют в Германии, рокайльные пирожные с кремом любят дети, а музыку Моцарта слушают все.

Оторвемся немного от хронологии и вспомним еще один великий стиль конца XIX и начала XX века. Это модерн или, как его называют по-французски, ар-нуво. Тягучие линии из жестких материалов, витражи и мебель светлого дерева, бронза и серебро, эмали и керамика переплелись в этом декадентском стиле в сложный клубок.

Замечательно представленный в России архитектурой Федора Шехтеля и рисунками Льва Бакста, стиль модерн обожают просвещенные нувориши. Его эталоном всегда будет служить отель «Метрополь» в Москве и «Елисеевские» магазины в Москве и Петербурге. А также изысканные ювелирные украшения от Рене Лалика. В эстетику модерна прекрасно вписывается японское декоративное искусство, вот почему японизм популярен и сегодня.

Следующий большой стиль XX века — ар-деко, названный так по названию выставки 1925 года в Париже. Этот стиль тяготел к геометрии и новому, ускоренному ритму жизни в Европе после Первой мировой войны. Он навсегда запомнится нам по лентам немого кино, роману Фицджеральда «Великий Гетсби» и модам на платья с низкой талией. Множество современных гостиниц и особняков выбирают именно ар-деко для своих интерьеров, а звуки фокстрота и чарльстона необычайно гармонично аккомпанируют им.

Это ретро 1920-х и отчасти 1930-х годов можно, конечно, обнаружить в творчестве великой Шанель, в бисерных вышивках от «Китмир», в живописи Тамары Лемпицкой, рисунках Эрте, а также в светильниках и даже в дизайне автомобилей и ювелирных украшений. Ар-деко и сейчас вдохновляет многих творцов моды.

1990-е годы, как, впрочем, и водится в новых десятилетиях, были для всех большим сюрпризом. Многие к ним не были готовы — а некоторые даже и не пришли в себя от шока. Сытые 1980-е годы последних мгновений холодной войны нравились многим. Жили мы богато, стреляли пушного зверя, пили шампанское, носили подплечики, превозносили Майкла Джексона, танцевали угловатый брейк-данс, одевались во все черное, прожигали жизнь и боролись с коммунистами. Как хорошо и поверхностно жилось нам в этом легковесном, выдуманном мире маклеров, банкиров, галерейщиков и манекенщиц: ну прямо-таки сериал «Даллас» воочию. Даже и я сам, грешным делом, просиживал часы напролет в знаменитом парижском кафе «Кост», оформленном архитектором Филиппом Старком в виде мавзолея, или, если хотите, храма, посвященного этим самым, ушедшим в никуда 1980-м годам. Кафе это не так давно сломали.

Два больших и неожиданных события вмиг повернули ход дел и бросили тень на самую святую истину нашего мира — необходимость моды вообще как таковой. Я говорю о падении Берлинской стены и о Кувейтской войне. Первое — стерло эфемерную черту между Востоком и Западом. Второе — возвело зримую стену между Западом и Востоком. Когда Альфред Хичкок снимал свой эпохальный фильм «Разорванный занавес» с Полом Ньюманом и Джули Андрюс в 1966 году, никто не мог и вообразить, что Берлин не будет больше разделен бетонной ширмой-шторкой.

Эйфорические настроения побратавшихся через ту самую стену жителей Востока быстро сменились меланхолическим разочарованием. Живя в нашей неприступной, как нам тогда казалось, западной крепости, мы имели слабое представление о том, что делается там, на заснеженном Востоке. Но вскоре стало ясно, что Восток ждет от Запада помощи. И не какой-то там «гуманитарной помощи» в виде посылок с мылом, маслом, аспирином и куклами. Нет, Восток требовал от Запада большего — он хотел денег. И тогда в восточном направлении потекли потоком миллиардные суммы, которые успешно разворовывались с обеих сторон, как по отдельности, так и совместными усилиями.

Эта противоречившая элементарным законам экономики акция привела в итоге к серьезному дисбалансу мировой финансовой системы, и в начале 1990-х годов разразился кризис.

А тут еще откуда ни возьмись — маленький комарик — Саддам Хусейн. Размахивая своим красненьким фонариком, он разъярил далекие США, тоже желавшие кувейтской нефти. Началась, казалось бы, «легкая» война — бомбардировки песчаных пустынь. Но тут мы, на Западе, сильно перепугались. Страшась террористов, перестали летать самолетами, например. Я жил в те дни во Флоренции и прекрасно помню, что, когда улетал в Лондон, нас в целом самолете бывало, скажем, трое. Недостаток денег и девальвация валют привели к массовым увольнениям на производствах. Пустовали рестораны, магазины и такси. И, будучи верным зеркалом истории, мода зашла в тупик. Кризис 1990-х годов вполне можно сравнить с кризисом 1929 года, когда мода также пережила великую пертурбацию.

Все мы — и создатели, и жертвы моды — страшно растерялись. Что ж нам делать, как нам быть? В мгновение ока, как сон, исчезли богатые клиентки домов моды — арабские принцессы, эксцентричные толстые американки и неутомимые японки. Один за одним дома стали закрываться.

«Бабушка» парижской моды, недавно скончавшаяся мадам Грэ, продала свой дом. Ее примеру последовали Пер Спук, Андре Курреж, Жан-Луи Шерер, и даже непоколебимый Жан Пату свернул свои коллекции.

Это было очень трудное время. Разом и вмиг мода стала немодной. Многие колледжи моды даже и не знали — кого и чему им теперь обучать. Как прогнозировать и во что одевать? Откуда-то на улицах Лондона, Нью-Йорка и Парижа появилась вдруг, как тогда нам казалось, очень немодная молодежь. Растянутые свитера, тусклые или, наоборот, слишком блестящие волосы, военные ботинки с высокой шнуровкой, шапки из искусственного меха, вельветовые штаны, неопределенного цвета рубахи канадских лесорубов навыпуск и «козлиные» бородки ничего пикантного не предвещали. Все мы, жертвы моды 1980-х годов, пребывали в растерянности. Что делать теперь с пиджачищами с огромными подкладными плечами и металлическими бляшками, с белыми вышитыми рубахами и тупоносыми ботинками из Дома «Саша»? Вообще, как быть с самим контекстом моды, требовавшим от нас одного — выглядеть богато, модно и снобистски? Теперь мы точно знаем — бедность и в самом деле не порок. Казалось бы, просто, но прийти к такому заключению мы смогли не сразу.

Из далекого Сиэтла пришла к нам мода гранж. Слово это в переводе с французского означает «гумно» или «сарай». С 1990 по 1993 год новая мода настойчиво внушала нам, что выглядеть богатым и чистым в эпоху кризиса непозволительно. Многие даже пострадали. На улицах Лондона на дам в норках нападали: брызгали на шубы красной краской, символизируя тем самым кровь невинно убиенных зверьков, или невзначай, исподтишка резали дорогой мех ножичком. Сгинуло царство парикмахеров и визажистов, массажистов и любителей аэробики в стиле Джейн Фонды.

Рис, овощи и фрукты затмили своей природной простотой дорогостоящие блюда ресторанов, а угловатая полированная итальянская мебель уступила место марокканским подушкам и турецким килимам, разбросанным по полу. Простое, экологически чистое питание, душевная, романтическая музыка, свечи и красное вино — вот приметы новой жизни. Убранство дома приобрело первостепенное значение, и все, с ним связанное, раскупается охотно даже в эпоху кризиса. Одежда же как таковая стала делом второстепенным.

Стиль гранж вернул забытое старое: потертые джинсы клеш, вытянутые свитера битников, обувь на платформе, искусственные шубы, бывшее в употреблении военное снаряжение, плащи болонья, дешевые бусы, кепки разносчиков и теплое белье. В этом смысле в 1990 году поголовно все население СССР как бы участвовало в сплошном и безостановочном шоу стиля гранж. Нувориши и расхитители надели свои малиновые пиджаки чуть позднее. Идея бедного, некрасивого, чуть грязноватого, но уж никак не химического импонировала массам. Вновь вернулась эстетика хиппи — пошли в ход заплатки, швы наружу и даже нарочитая подшивка белыми нитками — мол, вот наметала, но не успела дошить. Темные простые цвета в сочетании с натуральным некрашеным льном производили в те годы вполне приличное впечатление.