Альтист Данилов - Орлов Владимир Викторович - Страница 61
- Предыдущая
- 61/111
- Следующая
Наконец на репетиции Данилов остался доволен своей игрой. Он даже улыбался в то утро. Явившись в театр, узнал, что на гастроли в Италию поедет не он, а альтист Чехонин. «Ну что же, – успокаивал себя Данилов, – и Чехонин достоин поездки». Хотя и знал, что Чехонин музыкант скверный. И другие знали это. В антрактах Данилов ходил скучный. Было обидно, следовало сейчас же идти в кабинеты, требовать, упрашивать. Однако Данилов и прежде никуда бы не пошел, теперь же он и вовсе не желал тратить нервную энергию. Данилов вспомнил о звонке пегого хлопобуда. «Вот оно, старца проклятье!..» Может, конечно, и не оно… Наутро Данилов осторожно поинтересовался у дирижера Чудецкого, не будет ли каких затруднений с залом Дворца энергетиков.
– А что такое? – удивился Чудецкий.
– Да нет, я так… Я к тому, не замышляется ли тут конкурс бальных танцев…
– Сейчас узнаю, – сказал Чудецкий.
Ушел он легким маэстро, судьбой предназначенным для вальсов и полек Штрауса, вернулся серьезным музыкантом, готовым к Шестой симфонии Петра Ильича.
– Действительно, затеяли конкурс бальных танцев, – сказал Чудецкий. – Опять у нас начнется беготня…
– Досадно, – сказал Данилов.
– Досадно, – кивнул Чудецкий. – Но не мы одни такие… Есть и театры.
Данилов хотел было намекнуть насчет Клуба медицинских работников, но удержался. «Ну спасибо, хлопобуды! – подумал Данилов. – Я ведь и впрямь рассержусь…»
Ночью у Данилова зазвонил телефон. Данилов поднялся медленно, трубку взял нехотя. Раньше бы он припрыгал к телефону в надежде услышать Наташин голос. А теперь и Наташин голос не смог бы заставить его двигаться быстрее. Звонила Клавдия. Она страдала, ей было плохо, она хотела увидеть Данилова, умоляла его зайти к ней завтра.
– Извини, но у меня совсем нет времени, – сказал Данилов, зевая.
– Володенька, я тебя никогда ни о чем не прошу, а теперь прошу… Ты должен мне помочь…
«А ну ее!» – подумал Данилов. Однако он смутился. Голос Клавдии звучал непривычно жалко. Будто и впрямь с ней что-то стряслось. Позавчера Данилов корил себя за эгоизм, а теперь вот отказывается помочь человеку в беде! Да и тянуло теперь Данилова узнать от Клавдии нечто новое о хлопобудах, этих смельчаках и умницах…
К Клавдии он выбрался за час до вечернего спектакля, ехать следовало на квартиру Войнова.
Клавдия встретила Данилова в шелковом халате, с платком на голове, укрывшим бигуди. Выглядела она озабоченной и деловитой. А Данилов шел к ней в тревоге, думал, что Клавдия выйдет в слезах, бросится к нему на грудь за утешениями. «Опять морочила голову!» – обиделся Данилов.
Был дома и профессор Войнов. Данилову он пожал руку. Данилов заметил, что живот у Войнова убавился. Войнов последние недели бегал трусцой. Он и сейчас, крупный, широкий в кости, в синем тренировочном костюме с белыми лампасами, походил на спортсмена, готового бежать. Но нет, похоже, ему было определено занятие дома.
На полу большой комнаты стояли четыре бутылки из-под вина «Старый замок» с пробками внутри. Войнов сразу же вернулся к бутылкам. Сел на стул, шнурком от ботинок стал ловить пробку в ближней бутылке. Язык высунул. Данилов взволновался, присел возле бутылки на корточки, готов был помочь Войнову советами.
– Пошли, пошли, – резко сказала Клавдия.
– Вчера выходило, – как бы извиняясь перед Даниловым, произнес Войнов, – а сегодня петля соскакивает.
– Данилов, пошли!
– Зачем это он? – спросил Данилов Клавдию в коридоре.
– На всякий случай, – сказала Клавдия Петровна. – Мало ли что…
– Надо леской.
– Мы пробовали. Шнурком надежнее. Да и обойдется шнурок дешевле.
Клавдия провела Данилова в свою комнату, спросила:
– Ну ты что?
– Как что? Ты мне звонила ночью…
– Ах да… – вспомнила Клавдия. – Ну ладно. Пока посиди минуту, я кончу одно дело…
Она уселась за стол, то ли письменный, то ли туалетный, и на листе хорошей бумаги принялась что-то решительно писать. Ручка ее двигалась, словно Пегги Флеминг по льду во время обязательной программы, росчерки пера получались какие-то особенные и красивые, на листе бумаги возникали вензеля. В комнате Клавдии у Войнова Данилов был впервые. Впрочем, она мало чем отличалась от личных покоев Клавдии в квартире Данилова, более знакомой. Только здесь над столом, в рамке и под стеклом, группой, «под деревню», разместились портреты женщин. Портреты были черно-белыми репродукциями с гравюр, живописных портретов и кинокадров. Всего из общей рамки на Данилова глядело десять дам. Маргарита Наваррская. Жанна д’Арк. Екатерина Дашкова на лошади. Зинаида Волконская. Софья Ковалевская. Александра Коллонтай. Софи Лорен. Сама Клавдия. Юная и хорошенькая. Девятую даму Данилов узнал не сразу. Потом понял, что это Миледи из «Трех мушкетеров». То есть Милен Демонжо, игравшая Миледи. «Что же это она их в рамку?» – удивился Данилов.
За стеной раздался стеклянный звук.
Клавдия подняла голову, сказала с досадой:
– Опять уронил бутылку. Вот медведь!
Тут она заметила Данилова и в первое мгновение удивилась ему.
– Посиди, посиди, Данилов…
– У тебя срочное дело?
– Да… То есть не дело, а упражнение. За королеву Елизавету пишу королеве Бельгии. По образцу.
Клавдия протянула Данилову серую книгу «Дипломатический церемониал и протокол», а сама продолжила разведение вензелей. Книгу Данилов листал с любопытством. Он и сам был не прочь иметь такую. Чуть ли не наизусть запомнил параграфы о бутоньерке, планы рассадки почетных гостей на завтраках с женщинами и без женщин, узнал, что в представительских экипажах с расположением мест друг против друга почетным местом является место на заднем сиденье справа по ходу движения. Шелковой лентой в книге была заложена страница с разделом «Переписка между монархами». Здесь предлагались образцы комплиментов и обращений к монаршим особам. Клавдия, видно, следуя советам протокола, и сочиняла сейчас письмо бельгийской королеве.
– Вот, – сказала Клавдия. – Теперь комплимент на месте и концовка верная: «Моей доброй сестре королеве Бельгии». А если бы они были родственницами, пришлось бы добавить: «Моей доброй сестре и дорогой кузине…» А если бы я писала от себя, то окончила бы словами: «Имею честь быть Вашего королевского высочества весьма покорный слуга». Непростое дело. К маркизу следует обращаться: «Весьма достопочтенный маркиз…» Достопочтенный всегда сокращается и пишется: «Дост.» Граф – тот высокочтимый… А епископ – Ваше блаженство…
– Зачем тебе?..
– Ну мало ли зачем… – уклончиво сказала Клавдия.
– Все-таки едешь в Англию?
– Пока нет. Да тут и не только английские правила, тут французские, прочие… Я, может, и без всякой перспективы. А так… Просто интересно…
– И что же ты написала бельгийской королеве?
– Это наш с ней секрет, – строго сказала Клавдия.
– Я вижу, что у тебя увлекательное занятие, – сказал Данилов, – и в моем участии нет никакой необходимости. В следующий раз я вряд ли поверю ночным звонкам. А теперь прошу принять уверения в моем глубоком уважении. С этим я раскланиваюсь.
Данилов встал. Он был сердит.
За стеной опять упала бутылка.
– Ну прости, ну извини, – чуть ли не взмолилась Клавдия. – Я тебе вчера не лгала. Мне и вправду было тошно.
И тут она расплакалась.
Данилов поначалу смотрел на Клавдию с недоверием – не новая ли это уловка удержать его при себе? Он хорошо знал, какие у Клавдии бывают глаза и какие губы, когда она фальшивит. Нет, выходило – страдания ее были искренними. Данилов расчувствовался.
– Было тошно, не хотелось жить… Я нуждалась в тебе!
– Что-нибудь случилось? – спросил Данилов.
– Ничего не случилось… А так… Тошно, и все… Бегаешь, крутишься, а зачем? Все мелкое… И все пустое!
Полчаса назад Данилов думал сказать Клавдии о сомнительности ее предприятий с изумрудами и дипломами, теперь он был готов расхвалить эти же изумруды и дипломы. Давно он не видел Клавдию такой – беззащитной, смятой жизнью, куда девалась ее победная уверенность в себе!
- Предыдущая
- 61/111
- Следующая
